Видите – народ поражен вашим гением! Подарите нам свою книгу с автографом. – Каменщик забрал себе книжку и долго изучал витиеватую роспись. – Буду читать про ваше открытие всем на работе и на улицах города. Пусть все знают, что по разуму мы Америку уже обогнали. А потом отнесу на наше телевидение. Надо всему городу показать продукт Вашего гениального мышления. Он стал внимательно вчитываться в текст на пятой странице, через минуту сильно побледнел, но на ногах устоял, да ещё и улыбался ясно и радостно. Крепкий был мужчина, каменщик Якушев. Закалённый ветрами и кирпичной пылью.

В общем, красиво и с пользой отметились всем объединением перед председателем. Приласкали. Так густо обмазали со всех сторон его самого тремя слоями мёда, шоколадного крема и патоки, что никто в одиночку и за месяц не слижет. Так плотно засыпали сахарной пудрой страшную, способную поломать самый крепкий мозг, книжку по квадратный круг, что её можно было сварить и иметь литров пять варенья из цифр и формул для врагов. Панович принял ликование творческого коллектива правильно. Через три дня он созвал коллектив и доложил, что типография газеты согласилась выпустить шесть книжек в мягкой обложке. Три – с прозой, и столько же со стихами.

– Раскупят – сразу издадим следующие шесть. – Обрадовал Андрей Ильич творцов.– А пока давайте объявим конкурс на издание первой партии. Кого первого из прозаиков выберем? Я предлагаю роман « Люди, сидящие в проруби» Антона Якушева.

– А с чего ему такая премия?– вышла на середину зала скромная Маргарита Марьянова, технолог пивзавода номер два.– Он же нам читал её. Так ведь чуть руки на себя не наложили почти все мы все с тоски. Кроме полных болванов. Кто помнит?

– Но меня, к примеру, только тошнило.– Поднялась с места бухгалтер швейной Фабрики Маслакова.– А это значит, что очень неплохой роман. Иначе бы вырвало меня. Я чувствительная натура. Поэтесса – романтик. Фальшь и самопал мгновенно отлавливаю.

– Ну, тогда дайте мне рукопись. – Ехидно скривила губки Марьянова.– Кусочек, не выбирая, зачту. Не поплохеет вам, то ладно тогда. Пусть печатают.

Председатель достал из стола пачку листов толщиной в добротный мужицкий кулак. Марьянова стукнула рукописью об стол и освободившаяся пыль обволокла первые три ряда. Чихали попавшиеся в пыль, пахнущую прелой бумагой, упоительно и безостановочно. Как в разгар острого респираторного заболевания. В это время Маргарита дёрнула из середины пачки слега желтый листок, дождалась последнего « пчхи!» и с отвращением, нарисованным на умело отретушированном лице зачитала.

–«В отличие от сестры, Люлёнок проснулся Люлёнком .

Его встретила всё та же картина «Ленин в Польше», намалёванная шоколадной конфетой на сене, кривой стол, четырёхспальная кровать родителей, и слово всё так же относившееся к попугаю. Он было пустым и матерщинным, Рыбки в аквариуме захлебнулись и утонули.

-Злое утро, Люля! Сказал он.

-Нет, доброе! Сказала она.

-Вокруг пусто и серо! Сказал он.

-Это в тебе всё пусто и серо. Сказала она.

Люлёнок открыл глаза и не увидел Люлёню,

Вместо нее сидел Иной человек.

-Где сестра моя? Сказал он.

-Ты волшебник! Это же я! Сказал Иной человек.

-Не может этого быть! Сказал он.

-Ты не помнишь вчерашнего пальца моего, говорившего тебе?! А сейчас ты показываешь его мне, бывший палец мой?? Но что же он замолк?

– Не стрижен ноготь. Сказал он.

И вдруг Люлёнка осенило, обелило, окраснило! Что я наделал?!

-Нет, сестрёнка, всё не так! Мир ещё только в зачатке, и это потому, что многих устраивает такой мир, и это потому, что многим выгоден этот мир, хоть и нету его нигде уже миллионы лет.

Шоколадный Ленин сполз со стены и побежал из Польши к Финской границе. Все в отсутствующем мире плакали и палец Иного тоже слёзы лил.»

В пятом ряду вскрикнула беременная писательница научной фантастики, она же крановщица башенного крана, Малькова. Изо рта её, облагороженного толстым налётом бордовой помады, выплеснулись на волю рыдания, каких и на похоронах великих людей не всегда услышишь. Её били конвульсии. Беленький беретик спрыгнул от сотрясения тела на огромный живот, а руки взметнулись к потолку трепеща дрожащими пальцами.

– Пре – выскочило по частям из её волнующейся груди сильно сдавленное всхлипами слово – красно! Пре-е-вос- ходно!!!

Ей дали пива. Чтобы она перевела дыхание. Воды на заседании объединения никогда не было.

– Это восхитительно, поразительно, изумительно и многозначительно!– Успокоившись, выстрелила Малькова короткой очередью эпитетов. – Так мог написать только Хэмингуэй или Лев Толстой. Какие слова! Какой накал! А философия?! Да это же невероятные Кант, Гегель и Лаплас вместе сложенные. Глубоко! Ёмко! А шоколадный Ленин на стене! Шедевр авторского воображения! Как интеллигентно и тонко изложено! Рекомендую издать роман в трёх томах и перевести его на Французский, Чувашский, Бенгальский и Старославянский языки. Пусть и верующие читают, хотя их запретили. Но они есть. И многое из текста поймут о Боге. Нет, если Якушева не издадут – я на нашего председателя анонимку напишу в ЦК партии и из крановщиц уволюсь. Пусть на кран директор треста сам лазит туда – сюда по десять раз в день за девяносто рублей.

– Бесспорно – текст хорош.– Согласился Панович Андрей Ильич.– Особенно вот это: «-Ты не помнишь вчерашнего пальца моего, говорившего тебе?! А сейчас ты показываешь его мне, бывший палец мой?? Но что же он замолк?»

–Чуется в самобытном самоучке большой в будущем мастер.

– А чё, бляха – папаха, запятые, точки и тире уже отменили к ядреней фене?-

Подошел к председателю сторож универмага Лыско.– тогда и я буду подряд всё клепать, не разделять слова и точек не ставить даже в конце. Меня тогда тоже издавайте книжкой. Я зря что ли маялся два года? Повесть накрапал не хуже, чем Гоголь или Конан – Дойль. В ящичке лежит. Достаньте.

– Фамилия какая Ваша?– Не без лёгкого отвращения к должности сторожа узнала Марьянов, потянулась к ящику стола и параллельно швырнула роман Якушева на стол, предварительно воткнув страничку куда- то внутрь. Стол тряхнуло и вместе с ним сразу подпрыгнул Шибаев, водитель «скорой помощи» и писатель сатирик.

– Его фамилия Лыско.– Уточнил он иронично. – Стыдно, мадам, своих не помнить по фамилиям да именам. А вот запятые да тире с точками – не совсем наше писательское дело. Их корректор расставит. Когда же писать, а? В промежутках между распылением по тексту запятых? Но главное в литературе не запятые, а мысль, сюжет. Фабула. Кто, кого, когда, зачем, где и сколько раз!!! Вот что основное. Вы же нас сами учили, товарищ председатель объединения. Главное – то мысль.

–Чудо литературы заключается в мысли.– Торжественно и внятно сказала собственную крылатую фразу беременная Малькова. – Нет мысли – нет чуда..

– Чудо писательское не в мысли. Чудо – в перьях! – Убеждённо шлёпнул по столу ладошкой председатель – Не можешь сюжет перенести пером на бумагу, ты просто обычный человек, который может коряво и путано рассказать о думах своих. Но кому дала природа дар – владеть пером, тот и в состоянии совершить чудо. Стать литератором. Чудо литературы в перьях наших авторучек. Повторяю всем!

– Ура!– закричали все и закатили своему учителю такие овации, каких и Ван Клиберн не получал в лучших концертных залах Парижа и Лондона.

–Так меня будете заслушивать? – Крикнул раздраженный сторож Лыско.-

Я, может, такого пера как Гоголь не имею, но повесть написал от души. По заданию жены. Детектив. Назывется « Преступление и наказание»

– ТР-р-р!– Крикнул с последнего ряда писатель- зоотехник Морозов. -Такую книгу Чехов Антон Палыч уже написал.