Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Только-только она налила себе чашку кофе, раздался звонок в дверь. Она никого не ждала, поэтому, прижавшись к глазку, грозно спросила:

- Кто здесь?

- Барышникова Мария Александровна здесь живет? Фирма "Флора-сервис", доставка заказанных цветов на дом .

На лестничной площадке, маленький, как в перевернутом бинокле, топтался человечек с запакованным цветочным горшком в руках.

- Но я ничего не заказывала.

- Здесь вложена визитная карточка клиента, сделавшего заказ, - объяснил лилипут и предположил: - Наверное, подарок вам к Восьмому марта.

Машин правый глаз, почти касавшийся стекла, уже ныл, стало любопытно, как будто в дверном отверстии показывали какой-то иностранный фильм - "а вот и посыльный с цветами" - и она отперла.

- С праздником вас. Распишитесь, пожалуйста.

- У меня сегодня день рождения, - сказала Маша, как бы заглаживая неловкость: держала человека при исполнении служебных обязанностей на лестнице, за лилипута приняла, хотя оказался он среднего роста... "Интересно, полагается ли в таких случаях давать чаевые", - подумала она, но тот, на ходу попрощавшись, уже входил в распахнувшиеся двери лифта.

Под шуршащей бумагой оказалась цветущая карликовая магнолия. У Маши аж сердце зашлось: сколько она простояла перед ней в магазине, но треть зарплаты выложить, естественно, не могла. "Ее надо пересадить в больший горшок, дренаж, удобрения и поближе к свету поставить". - Она ринулась в комнату присмотреть местечко и вдруг остановилась: открытку надо бы прочитать.

Трогательно все-таки! Запомнил, а ведь в цветочный сто лет назад заходили, еще перед Новым годом, когда они с Митей ехали поздравлять их старую учительницу. (Кстати, вот еще кто позвонит непременно - Митя!) Верочка Володю терпеть не может, окрестила "подновленным русским", для "нового", мол, кишка тонка, да и кошелек не по всем швам трещит. Девичий максимализм! Нет бы радоваться, что у тетки какая-никакая личная жизнь. А что он женат, даже и хорошо: обязательств ноль, одна приятность два-три раза в месяц. Телефон. День начался. Позвонила Верочка, потом Сережа, Балюня, Надюша, Володя, Митя и несколько непременно каждый год набегающих случайных людей, не дававших о себе знать долгими месяцами, а потому претендующих на длинные, подробные разговоры.

Вопреки обыкновению гостей у нее сегодня не будет. Только-только отпраздновали Балюнино девяностолетие и еще не были готовы к новым родственным застольям.

Сережа очень хотел торжественно отметить Балюнин юбилей:

- Как ты не понимаешь, это же, высокопарно выражаясь, веха в истории семьи!

- Милый мой, покажи мне сначала эту семью! - Маша в тот день была явно не в духе. - И вообще кого, например, ты пригласишь? Подруг ее не осталось тетка Ксения при смерти, Ирина Николаевна в маразме. А единственная дееспособная и помоложе, Клементина Аркадьевна, шейку бедра сломала. Кстати, я ей позавчера звонила. Она абсолютно в здравом уме и твердой памяти, но ни о каких Софочке и Алексе слыхом не слыхивала. Ничего себе, а?

Балюня недавно вдруг стала требовать телефон каких-то Софочки и Алекса и страшно сердилась, когда Маша уверяла ее, что понятия не имеет, кого та имеет в виду. Сережа испугался, начал сыпать медицинскими терминами и через день колоть Балюне что-то очередное против склероза. И стал еще настойчивее требовать пышного юбилея:

- Мы с тобой, Верочка, Мамонтовы - вот уже почти десять человек.

Маша сдалась, но ясное понимание того, что кроме них троих есть только Мамонтовы, потрясло ее.

Когда Балюня в конце войны вернулась в Москву, то обнаружила, что ее квартира прочно занята семьей мелкого начальника из наркомата тяжелой промышленности. Муж в лагере "без права переписки", страшно нос высунуть. Помогла контора, в которой она работала до бегства во Ржев. Теперь, в военное время, она приобрела стратегическое значение и название звучало устрашающе "Союздинамитпром". Балюню взяли на ту же должность делопроизводителя и выхлопотали комнату в большой квартире у взорванного храма Христа Спасителя. Соседи несколько раз менялись, уезжали, умирали, а Мамонтовы, разрастаясь, получали одну комнату за другой, пока не стали единственными, кроме Балюни, обитателями квартиры. Несколько раз им предлагали разъезд, но Балюня встала намертво: я умру, квартира ваша будет. Главой семьи Мамонтовых была Зинаида Петровна, женщина цепкая и везучая: в своем глубоко пенсионном возрасте она работала бухгалтером в крупной фирме, была на хорошем счету и приносила в дом достаточно, чтобы обеспечить приличное существование. Муж ее, больше чем на десять лет старше, пришел инвалидом с войны, куда попал прямо с выпускного вечера, сейчас давно уже был на пенсии, нянчил троих внуков - двух дочкиных сорванцов и любимицу дочурку младшего сына. Вот вся большая и довольно дружная семья с зятем и невестками разместилась в необъятной шестикомнатной квартире доходного дома в стиле модерн во 2-м Обыденском переулке около теперь восстановленного храма Христа Спасителя.

Отношения у Балюни с Мамонтовыми были скорее родственные, чем дружеские: "Друзей выбирают, а родственников - нет. И соседей тоже", - так она округло формулировала. Но Балюня зажилась, и, хотя хлопот она соседям не доставляла, необходимость жить в коммуналке их угнетала. Года четыре назад они устроили грандиозный ремонт, как говорила Зинаида Петровна, "под евро", произнося эти слова уважительно и со значением. Стены коридора, по которому малыши гоняли на роликах, покрылись какой-то модной пеной, кухня ослепляла итальянской мебелью, в кафельную плитку можно было смотреться, а с новыми сверкающими смесителями в ванной Балюня не сразу научилась управляться. Она одобряла Мамонтовых и без колебаний позволила заменить окно и дверь в своей комнате, но категорически не дала переклеить обои - сиротские, в блеклый цветочек - памятник эпохе дефицита. "Привыкла к рисунку, а то открою утром глаза, стен не узнаю, может, это я уже в раю? Еще помру, переволновавшись".

После этого ремонта, подтвердившего, что ждать им уже невмоготу, Мамонтовы затаилась, тем более что был принят закон, по которому Балюня могла комнату приватизировать и завещать, не спрашивая на то их согласия.

- Неужели Балюня не понимает, что фактически отбирает комнату у Верочки? - Маша скорее спросила себя, чем Сережу.

- Понимает, говорила мне как-то. Но слово дороже.

- Может, попробовать еще раз ей растолковать? Да знаю, что аморально, думаю, что сама на это не решусь, но если подумать трезво: мы этих людей никогда не увидим, разменяем квартиру, и все...

Но Маша говорила и не верила собственным словам. И Сергей знал, что она не верила. Когда они были маленькие, мама привозила их к Балюне в субботу вечером, как он сказал однажды, "поночевать", так с тех пор и называлось. В воскресенье завтракали на кухне, часто вместе с Мамонтовыми, вареной картошкой с селедкой и квашеной капустой... Не вычеркнешь...

- Машка, хватит, не дадим квартирному вопросу нас испортить. Тем более что Верочку тещина квартира ждет.

С женой Сережа давно был в разводе, но у той, по счастью, хватило ума не препятствовать ни его, ни Машиным встречам с девочкой, тем более что она работала в режимном "почтовом ящике", а Сережа в поликлинике имел скользящий график. Маша жила еще вольнее, и с маленькой Верочкой возились они много.

- Ладно, будет заниматься коммунальным хозяйством, давай про юбилей...

- К седине не идут темные тона, разве что синий, да и то не глубокий, а ближе к васильковому, а лучше - белый или яркие. Вот в Финляндии меня больше всего поразили старушки, я же тебе рассказывала, ухоженные, причесанные и очень ярко одетые. Любо-дорого смотреть! Да они бы и не поняли, если бы я сказала "старушечьи цвета", наверное, решили бы, что это я про красный да бирюзовый какой-нибудь.

Драгоценностей у Балюни не было, все ушло в свою пору в Торгсин, что оста

лось - спустила в войну. По непонятной причине (может, из-за малой ценности?) уцелела синяя эмалевая брошка-бантик с крошечными брильянтиками: "осколоч

2
{"b":"76399","o":1}