Как я удержалась на месте и не рванула, куда глаза глядят, не знаю. Я попыталась выключить смартфон, не получилось, руки заняты. Да что ж такое! Чуть не уронив смартфон на камни, я всё-таки добралась до заветной кнопки и выключила девайс. Когда свет потух, побежала к выходу, выскочила в темноту. Дверь! Закрыть дверь! Где этот чёртов камень?
Нащупав камень, нажала, стена медленно встала на место, и очень вовремя – слева мелькнул луч света, и кто-то сказал жёстко и безапелляционно:
– Меня не интересует, как ты это сделаешь!
– В лесу чужие! Я видел карету, – заныли в ответ дребезжащим козлетоном, но довод не был принят во внимание:
– Пошевеливайся! Или превращу в крысу!
Ой, мама! Лентяй с козлетоном тоже испугался, быстро ответил униженной скороговоркой:
– Иду-иду.
Хлоп. Бум. Послышались шаркающие шаги, мимо прошлёпал мужчина лет сорока, выглядевший, как старая шуба, побитая молью: серые волосы с проплешинами, лицо в оспинках, рыхлый нос. Мужик свернул в неизведанный мною коридор, остановился у стены и, сняв с небольшой полочки плошку со свечой, начал чиркать огнивом, бурча себе под нос:
– Какие все умные!.. Все только командуют!.. А Сташек делай!.. Ищи приключений на свою задницу… – мужчина сплюнул, огрызнулся, – плутай тут по подземельям. А в лесу карета стоит!.. чья-то. И кто там? Кому какое дело! А коли чужие? Так Сташек будет крайний.
С логикой у мужика всё в порядке. В незнакомой карете может сидеть кто угодно. Ой, это же моя карета!
Мужик зажёг свечу и, взяв её в руки, потопал по коридору, я припустила следом. Коридор вывел нас к лестнице. Спускаясь по бесчисленным ступеням, Сташек болтал как заведённый, и я, куда уж тут деваться? слушала чужие стенания и жалобы.
Как я поняла, какой-то не очень дальновидный колдун взял Сташека на должность порученца по особо хитрым делам. Кому именно пришла такая дурь в голову, я не выяснила, но какая мне разница? Уже хватило того, что подслушивала чужие тайны. А тайны были – ого-го! Кто-то в этом дворце занимался неблаговидными делами, борясь за престол, причём не стеснялся в средствах, лишь бы добиться своей цели. Да, увы, мерзавцы есть везде, даже в самой красивой сказке.
Подземный коридор оказался очень длинным, но это было объяснимо: выход из подземного хода находился совсем рядом с лесной тропинкой, по которой я поднималась в королевский парк. Я выбралась из подземного хода, продралась сквозь плети плюща, оплетавшего скалу, начала отряхивать труху с головы, зацепилась рукой за что-то жёсткое. А это что ещё такое? Кольцо!
Я сняла с головы кольцо, повертела в руках. Молодец, Коробкина! Садись, пять. Ты обокрала королей! Я оценила добычу. Нет, не золото, хотя очень похоже, но точно не золото, больно лёгкое. Я решила не возвращаться во дворец из-за позолоченной ерундовины, оглядевшись по сторонам, повесила кольцо на выступ скалы и прикрыла листьями плюща. А что? Там лежало, пусть теперь тут повисит. Делов-то! И пошла к карете.
Я вернулась в дом Эмилии около половины десятого, но хозяйки дома не было, видимо, она не рассчитывала, что я вернусь так рано. Я поднялась в мансарду, обнаружила там свои вещи, сложенные на кровати, и подумала, что моя одежда была так идеально сложена пару раз в своей жизни – в магазине и сейчас. У кровати стояли мокасины. Я быстро переоделась, первым делом переложив смартфон из кармана платья в карман куртки, и спустилась вниз. Спросила сервиз:
– Чаю дадите?
Посуда молчала, настороженно разглядывая. За всех ответил самовар:
– Воды принесёшь, дадим.
И где тут вода?
– На кухне, в ведре.
И схожу, мне не тяжело. Я пошла на кухню, следом скользнул заварочный чайник, потребовал высыпать спитой чай в поганую кадушку, помыть посуду и засыпать новую заварку. Ща, воды только налью. Налив воды в самовар, вернулась на кухню, занялась заварочным чайником, а тот заявил заговорщицким тоном:
– Не верь Эмилии, она тебя привораживает.
Что?
– То! Ты думала, что сама по себе на бал захотела поехать? Это она тебя околдовала.
Я пожала плечами:
– Ну, и что? Я скоро уйду домой, и мне будет без разницы, что она там делала!
– Может быть, – согласился чайник, – а, может, и нет.
С улицы послышался шум.
– Эмилия! – крикнул чайник.
Чего я испугалась, не знаю, но рванула в гостиную. Села за стол, делая вид, что рассматриваю узор на скатерти.
Фея появилась на пороге. Быстро оглядев комнату и пронзив недовольным взглядом разошедшийся самовар, нахмурилась, а дальше случилось то, что и должно было случиться: меня пригласили на выход, даже не дав попить чаю. Ах, как мне не хотелось возвращаться домой!.. Ведь тут вполне можно было жить! Но я и словом не заикнулась о том, чтобы остаться. Выходя на крыльцо, чуть не взвыла от тоски, раздираемая надвое противоположными чувствами: мне хотелось уйти домой и остаться в сказке. Но Эмилия не предложила задержаться даже на полчасика; оглядев, набросила мне на голову капюшон куртки, а на моё возмущение пояснила:
– На улице дождик, при переходе может быть очень больно.
Мы вышли из дома, спустились к ручью. Фея осмотрела меня с ног до головы, сказала:
– Я знаю, тебе не хочется возвращаться домой. И не ври, что это не так. Когда признаешься себе, что хочешь вернуться, приди на место выхода и попроси, тебе откроют.
Не став слушать возражений, фея что-то прошептала; у меня за спиной появился проём, похожий на дверной. Фея повела рукой в сторону выхода:
– Иди.
Я шагнула в дверь и тут же земля ушла из-под ног. Я не удержалась и шлёпнулась, угодив в густую траву.
– А! На кого же ты меня покинул! – истошно взвыл кто-то совсем рядом.
Перепугавшись до чёртиков, я еле сдержалась, чтобы не заорать в ответ. Вскочив на ноги, огляделась по сторонам, и сразу пожелала Эмилии долгих лет жизни. Эта чёртова фея спровадила меня прямиком на поселковое кладбище, где как раз кого-то хоронили. У свежевырытой могилы стояла мрачная толпа. Какая-то тётка завывала, бросалась на гроб. В толпе мелькнуло знакомое лицо. Дашка? Да не может быть. Она не могла так измениться за два дня.
За спиной раздались тяжёлые шаги.
– Дай дорогу, пацан.
Я шагнула в сторону, пропуская могильщика. Тот прошёл к дереву, у которого были сложены инструменты, снял с плеча и прислонил к дереву большой деревянный крест. Я глянула на табличку. Земля ушла из-под ног, голова закружилась. Хоронили нашего соседа дядю Колю, который, если верить табличке, умер 5 июля 2014 года.
Отойдя чуть в сторону, я снова посмотрела на толпу, нашла Дашку. Ну, да. Это она! Ну, теперь понятно, почему она так изменилась и поправилась. Два года прошло!
В полной прострации я пошла по тропинке, на автомате дошла до места, где были похоронены родители и бабушка с дедушкой. Увидела пятую могилу, но предположить, кто из родственников умер, не успела, увидев на памятнике своё собственное имя! Моё! И умерла я 8 марта 2012 года! Я плюхнулась на скамейку, сидела, тупо смотрела на собственную могилу, а в голове не было ни одной путной мысли.
За спиной раздались шаги. Я оглянулась, увидела тётку, в смысле, родную мою тётку – Надежду Ивановну Коробкину – сестру отца. Та подошла, окинула меня подозрительным взглядом, спросила:
– Изочку проведать пришли?
Меня хватило только на то, чтобы кивнуть. Тётка достала из сумки бумажные цветы, подошла к памятникам, начала втыкать цветы в землю.
– Что ж без цветочков-то?
– Я не знала, – ответила я хриплым голосом, подумала, что по дороге успела простыть.
– А! Понятно. А вы откуда Изочку знаете?
– Спортом вместе занимались. А что с ней случилось?
– С моста кинулась.
– Чего? Зачем?
Тётка пожала плечами:
– От несчастной любви.
Что? Что за бред? Начала уточнять. Тётя Надя доложила, что её племянница, встретив в аэропорту своего бывшего любовника, женившегося на подруге, сбросилась с моста. Эта версия событий меня настолько выбила из колеи, что всё, на что я оказалась способна, это спросить, что стало с домом Изабеллы. Тётка Надя окинула меня подозрительным взглядом. Спросила: