Тогда он связался с Большим Компьютером и попросил, чтобы тот управлял подготовкой дезинтегратора к новому эксперименту. И лишь в этот момент, хотя на себе уже и экспериментировал, он осознал беспрецендeнтную бесчеловечность своего изобретения. Бесчеловечность, как ему показалось, вызванную техническим процессом.

Самому ему были настолько близки различные изобретаемые устройства, что он чувствовал себя как бы колесиком в каждой созданной машине, ее неотъемлемой частью, В этом чувстве общности со своими конструкциями скрывалась безмерная скромность творца, которою он гордился. И вдруг его потрясло, что опыт должен состояться на ином, отличном от него существе, вовсе не ощущающем себя колесиком механизма.

А ведь приборы прежде всего полностью убьют тело, разрушат естественную человеческую структуру...

Он сказал, что жаждет показать ей свою лабораторию и для этого приглашает ее к себе. Это была гнусность, которой Натан Бронкс никогда себе не простит, заноза, на всю жизнь застрявшая в психике.

А Юлия сидит себе и с теплой улыбкой, будто хочет его приласкать, говорит:

- Хорошо, я согласна, только скажи, разве ты, после всех этих опытов с исчезновением и восстановлением, когда ты появлялся у меня словно "бог из машины", разве ты все еще настоящий человек? Лучше признайся сам, признайся же наконец, а то мне все время кажется, что ты...

Аппаратура, включенная в эту долю секунды, начинает смертоносный процесс уничтожения того самого тела, которое будило в душе Натана столько радости, желания и надежды. Нет Юлии вообще, и его Юлии тоже нет. Сначала электромагниты самым подробным образом записывают на плоскости большого экрана структуру ее организма, затем тщательно переводят в числовые символы и уравнения все, что всего минуту назад слагалось в живое существо.

Композиционный экран, конечно, не отражает всей Юлии со всеми ее сложными составляющими. Ничего подобного. Дезинтегратор, подчиняясь командам Большого Компьютера, как бы заглатывает Юлию: разбирает ее на элементы в естественном, соответствующем ее натуре порядке, раскладывает их по полочкам компьютерной памяти.

Перед глазами Натана по экрану проплывают в виде образов и символов лишь те важные параметры тела Юлии, которые необходимо контролировать, а в случае нужды модифицировать так, чтобы они отвечали его мечтам о возлюбленной.

Натан в шоке, он действует машинально, пытаясь заглушить отчаяние от безвозвратной потери. Он отчетливо сознает, что никогда уже не увидит той, прежней Юлии.

Он говорит спокойно, хотя его и трясет:

- Дай ее гормональную систему. Быстрее! Как работает гипоталамус?

На экране шеренги чисел: словно номера лотерейных билетов. Некоторые Натан выбирает, но большинство отбрасывает.

Этим по-научному быстрым и безотказным способом он просматривает всю информацию о прежней Юлии,

Однако он сомневается, полное ли это знание. "Ведь наука, - думает Натан, - использует аналогии - то, что одинаково в разных объектах. В жизни же мы ценим индивидуальность, то есть то, чем эти объекты отличаются друг от друга. Эту величину весьма трудно закодировать; в другом человеке нас привлекает в первую очередь неизвестное. Порядок, хотя он и необходим, устанавливается всегда по-разному. Любимая должна быть тайной. Окончательное узнавание - это конец любви..."

Ему хочется пустить события вспять.

Большой Компьютер над ним издевается, Натан Бронкс с пятого на десятое выслушивает его советы,что и как следует в Юлии изменить, чтобы ему, Натану, была как раз впору.

"Но что значит впору? Какой я на самом деле? Сколько личин, сколько масок мне пришлось бы с себя сорвать, чтобы доискаться до собственной сущности? И возможно ли это в принципе? Когда я убивал себя, чтобы потом воскресить, я об этом не думал. Речь шла лишь обо мне, и было очевидно, что моего знания о себе достаточно для полной реинтеграции. А сейчас?.."

- Не знаю, как быть. Если изменения необходимы, - говорит он Компьютеру, - то пусть будут поменьше. Проследи, чтобы они были минимальными и только те, что мы запланировали заранее. Никакой импровизации.

- Положись на меня. Я знаю вас обоих лучше, чeм ты.

- Не заносись. Ты все мне показываешь?

- Понимаю, уже не помнишь. Уже не воспринимаешь полной картины. Это нервы шалят.

- Да, я что-то забыл, но ты же не станешь меня обманывать!

- На понимаю слова "обманывать".

- Хорошо, хорошо, поехали дальше. Показывай в той последовательности, которую я наметил заранее. Тогда я мыслил четко, это сейчас что-то расстроилось.

- Почему же ты этого не предвидел?..

Компьютер показывает ему Юлию, но Натан Бронкс, который на протяжении последних месяцев напряженно трудился ночами, подбирая органические соединения для улучшения характера девушки, для переработки ее генотипа и фенотипа, не испытывает ни тени радости от своего изобретения, от своих творческих достижений.

Будто их никогда и не было, исчезли радость и гордость за создание способа мгновенного перенесения человека в произвольное место и метода максимального изменения тела и психики, о которых с древнейших времен мечтало человечество. Исчезли в тот миг, когда женщину, которую он любил и о которой мечтал, математика, химия и физика превратили в процессию мертвых символов.

Чудовищно - из этого изнеженного, но дивного тела, из этого нервного бойкого нрава, из открытой улыбки, из метких насмешек и колкостей, из глаз, губ, из слов и жестов родилась пугающе сухая, но ясная и простая вереница формул и диаграмм. Абстракция вытеснила пульсирующую, буйную жизнь...

Ты лжешь, Натан. Все было не так.

Юлия не просто исчезла, ее грубо, насильно превратили в абстракцию. Вспомни, как она мучилась и боролась, Ну давай, вспоминай скорее!

Что это, снова Компьютер?

Натан теряет чувство реальности. Он видит черное жерло дезинтегратора, видит, как Юлия - живая Юлия! - распадается, теряет кожу, становится красной бесформенной плотью, расползающейся на части, рассыпающейся в прах, в розовый туман, в ничто.

Даже Натану не верится, что человек способен превратиться в череду диаграмм. Даже ему, хотя он сам через это прошел. Сам себя изничтожил и воссоздал заново с помощью своего изобретения и при участии Большого Компьютера.

Он не помнит уже, как разваливался в клочья, в пыль, не помнит боли этот момент словно вырезан из памяти скальпелем. Даже в обычной жизни человек не ощущает своей тождественности во времени - в различные моменты он был как бы разными людьми. Собственное прошлое нередко представляется опытом кого-то очень близкого, но другого. Мотивация прошлых поступков почему сделал так, а не иначе? не всегда очевидна. Сегодня, возможно, все было бы по-другому...

"Тот ли я самый, что и вчера, после дезинтеграции и воскрешения, или уже другой? И если другой, то насколько? И какой будет Юлия?.."

Натан снова и снова изменяет состав ингредиентов, которые аппаратура должна ввести в жизненные системы Юлии. И часто ошибается, вызывая негодование Большого Компьютера.

- Это не тот чертеж! Ты же хотел другой! Что ты делаешь!?

Большой Компьютер, кажется, тоже охвачен растерянностью и страхом.

- Не тот, ты прав... Она всегда была обидчивой. Или притворялась. Такая мне не нужна, верно, мы планировали другое.

- Опять ошибка! - возмущается Компьютер.

- Погоди, - отвечает Натан, с трудом беря себя в руки. - Неужели снова неправильно?

И включает микровычислитель, контролирующий программу.

- Ты мне не веришь? - удивляется Большой Компьютер. - Я же никогда не ошибаюсь.

- Но и с тобой может что-нибудь случиться, разве нет?

- Со мной? Никогда. Внутренняя иерархическая сеть корректирующих и запоминающих устройств этого не допустит.

- Ну, на всякий случай...

- Как хочешь. Но это затянет операцию. Не забудь, время интеграции ограничено. Если замешкаешься, Юлия нe воскреснет. Ты ведь так называешь повторную интеграцию, верно?