Чуть раньше, на бегу анализируя звуки боя, Катрин догадалась, что деревня Куах-эль-Сорхиер атакована незначительными силами противника. Как это частенько случается на Востоке, бесстрашные конники налетели на нечестивого врага, надеясь взять лихостью, ошеломить и посеять панику. Часто такое удавалось, еще чаще наоборот: стойкая организованная пехота успевала занять оборону и нанести атакующим ощутимый урон. Судя по пальбе, нынче выдался промежуточный вариант – мамлюки вырезали караул на окраине деревушки, проскочили по улице, сметая клинками и пиками зазевавшихся французов, но у пристани наткнулись на правильную оборону.

Настал момент, когда атакующий напор уже иссяк, но разгоряченные кавалеристы еще не обратились к здравомыслию и не начали своевременный отход. Надеются дожать фрэнчей на пристани. Ситуация предсказуемая, ничего кошмарного в ней нет, вот только в конкретном переулке археологи оказались не вовремя – в этот же момент с другой стороны в него заскочили спешившиеся и готовящиеся к решительной атаке пристани мамлюки. Неуместных женщин они бы наверняка проигнорировали, но Вейль выглядел возмутительно европейским, чуждым и глубоко гяурским. Высокий джигит азартно завопил, сходу вскидывая к плечу длинное ружье. Катрин мгновенно толкнула несчастную переводчицу под стену, пихая взашей, пригнула к земле. Шеф успел плюхнуться сам – пуля мамлюка прошла над макушкой Вейля. Начальник археологической охраны, не вставая, вытянул руку с револьвером – «лебель» для разнообразия бабахнул и подавился лишь вторым патроном. Катрин глянула на вражеского снайпера – тот зашатался, пытаясь устоять, выронил ружье, повалился под стену. Так его, гадину, – палит на поражение, а здесь, можно сказать, сугубо мирное женское население бегает-мечется. Соратники высокого мамлюка разразились гневными криками – и без перевода понятно – обещают жестоко отмстить.

Убегать по длинному проулку было неразумно, пуля запросто догонит. Катрин наступила на спину взвывшей переводчице, дотянулась до гребня стены и через мгновенье сидела на заборе верхом. Проклятая абайя порядком стреноживала, но ничего, сейчас затрещала, удобно разойдясь по шву.

— Не вой, баб-яга-плясунья. Руку!

Анис тупила, только голову задрала. Вейль подхватил девушку под мышки, практически метнул на стену – Катрин подхватила, не глядя, перекинула через забор, там что-то затрещало, ошарашено закудахтало. Вот жизнь – все время по курятникам скачем. Катрин закряхтела, вытягивая наверх шефа, с улицы затрещали выстрелы, Вейля тряхнуло, шеф замычал. Ранен.

Перетянутый на дворовую сторону мужчина безвольно свалился к курам и переводчицам. Катрин, свесившись под защиту стены, выдернула из-за пояса пистолет, разрядила в набегавших противников, целясь в шустрого коллегу по короткостволам. С кремневым вооружением получалось все увереннее:

Пф-бах! не пропал даром – ворог словил свинец грудью. Катрин спрыгнула во двор – Вейль стоял на четвереньках, Анис сидела, некрасиво раскинув ноги, вокруг рухнувшего шаткого сооружения из камней и кривых жердей металось цивильное куриное население. В проулке за стеной гневно орали…

—  К двери! – зарычала Катрин, оценивая дворовый театр военных действий.

Вейль, стиснув зубы, пополз к дверям дома, Анис продолжала пребывать в шоке. С переводчиками такое случается, и тут помогают указующие пинки. Кстати, попка у безносой все же приятная, сапог так и радует.

Снаружи на стену лезли, Катрин попыталась успеть перезарядиться, не преуспела, пришлось бросать пороховницу и шомпол, пускать в дело второго, готового «англичанина». Пуля отбросила к стене успевшего спрыгнуть воина – захрипел, зажимая пробитую грудь. Но с забора неупорядоченно сыпались его соратники, наверху блеснула искра замка, бахнул выстрел. От пули Катрин ушла, заранее прыгнув навстречу мамлюкам с обнаженным ятаганом…

…Те скоротечные секунды рукопашной, когда колешь и полосуешь, не успевая думать, видя затылком и спиной, двигаясь-двигаясь-двигаясь, ибо заминка – смерть… Схватка полыхнула и мгновенно иссякла: попавшие во двор легли на землю в курином помете, по улице кто-то удирал, топая, но уже без всяких воинственных криков. Катрин перевела дух – под забором и на жердях осталось пятеро. Не то чтобы все уже мертвые; архе-зэка проявила милосердие, вогнала острие ятагана под лопатку еще корчащемуся воину.

Понятно, не сплошь лежат здесь жертвы злобной девицы-гяурки – Вейль от дома стрелял трижды. А петуха вообще никто не трогал – сам кому-то под сапог самоубийственно метнулся…

Шеф, кривобоко привалившись к стене, перезаряжал пару небольших карманных пистолетов – вполне себе кремневых.

—  Вот так оно вернее и историчнее! – пробормотала Катрин, спешно забивая пулю в своего «англичанина». – А что с организмом?

— Видимо, ребра сломало. Я в бронежилете, – прокряхтел Вейль.

— Угу, проверенный ход, хотя и не исключающий болезненных ощущений. А что наша славная экзотик-танцорша?

Анис издала слабый цыплячий звук, не торопясь выбираться из-за защиты дворовой печи. В глубине дома неуверенно завыли-запричитали хозяева. Катрин предложила переводчице передать домовладельцам, чтобы заткнулись, ибо жизнь прекрасна, гости сейчас уберутся, а на обед будет суп с петушатиной. Посторонние звуки-плачи мешали слушать. У пристани еще постреливали, грозно сигналил штатный горнист флотилии, но судя по всему, мамлюки уже отошли.

От помощи подчиненных дам Вейль отказался, плелся сам, потому двигались медлительно и торжественно. Катрин была отягощена трофеями: у павших мамлюков было изъято приличное ружье и принадлежности к нему (по внешнему виду строгие, без всяких «арабесок», вполне европейского происхождения). Пора, пора осваивать длинноствольные кремневые девайсы. Но больше архе-зэка порадовал трофейный нож. Практически прямой клинок длиной сантиметров в двадцать, деревянные в медных кольцах ножны. Видимо, дальний родственник пчака, неведомыми путями забредший на берега Нила. К изогнутым кинжалам шпионка так и не привыкла,  а тут вполне-вполне инструмент. Рукоять только тонковата, но это поправимо…

С трудом ковыляющего шефа клонило к правой стене проулка, выглядел «Спящий» донельзя мрачным.

— Не расстраивайтесь, босс. Ребра – этакая пустяковина! Их вообще аж двадцать четыре штуки. И наверняка большинство уцелело, – попыталась поддержать бодрость духа Катрин.

— Все равно мешают, – процедил Вейль. – Это вам хорошо – от вас пули отскакивают, урон только косметический. А у меня и колено ушиблено.

— Глубоко сочувствую. Колен обычно всего два, тут рисковать нельзя. Ничего, наш дорожайший доктор-«Крест» живо осмотрит, обезболит. Хотя, возможно, его уже зарубили злые кавалеристы. Он тоже у кофейни вертелся, паскудник.

Шеф осторожно фыркнул:

— А вы то сами, Катрин, что там делали? Да еще в столь ненавистном вам платье?

— Я с глубоким уважением отношусь к местным обычаям и стараюсь не выделяться в присутственных местах, — архе-зэка прикладом ружья поправила разошедшийся подол абайи – боевые шальвары сияли под ней даже в темноте. – А вообще я присматривала за нашей переводчицей. Имелось у меня некое дурное предчувствие. Вполне оправдавшееся.

— Вот это верно! – прокряхтел шеф. – Кто бы мог подумать?! Я полагал Анис вполне скромной и относительно здравомыслящей девушкой.

— Я быть не в себе. Затмение ума, – дрожащим голосом уведомила переводчица, но, слава богам, слезы сдержала.

— «Затмение»… как верно сказано, – промычал Вейль. – Возможно, благоразумнее будет сажать переводчиц на цепь? Хотя нет, цепь это слишком жестоко. Я тут наблюдал барку из Абиссинии с невольниками, у них там отличные деревянные колодки, причем всех размеров.

— Что вы такое говорите?! Мы же цивилизованные люди и не можем шокировать профессора. Наша Камилла и так вся на нервах. Лучше я буду попристальнее присматривать за нашей невольницей, изумительно сведущей во множестве искусств. Случившееся нынче – мое упущение. Вообще-то, Анис мне как дочь.