Сейчас орали много и невпопад, паники изрядно добавлял автомат – выдавал короткие серии, весьма давящие на нервы. Диверсантка свалила на палубу двоих, ударом рукояти ятагана сломала запястье умнику, вздумавшему схватиться за топорик. Остальные, завывая ломанулись на нос. Практически обнаженное черно-белое чудовище гнало их пинками, угрожало клинком. Кто здесь рейс, кто мустамель, кто палубная команда – разбирать недосуг.
Ятаган снес голову тугодуму, не решающемуся немедля расстаться с длинным ружьем. Остальные оказались лежащими и сидящими на носу – автоматная очередь осыпала щепками планширя головы скорчившихся моряков, дабы вскочить не возникло и мысли.
— Франция и Наполионэ! – провозгласила диверсантка, манерно крутя ятаганом. – Плен, работа, повышенное жалование. Тьфу, мля, не понимаете?
Она показала на трехцветную кокарду Республики, прикрепленную к оливковым хлопчатобумажным плавкам.
Тут плененные осознали, что перед ними дама. Но не поверили. И правильно. Пусть ноги, грудь и талия, но ведь окрас и практически отсутствующие волосы…
— Ай, ифритка! – взвизгнул один из речных тружеников.
Завопили все, из груды копошащихся тел высунулась лапа с пистолетом. Диверсантка метнула в стойкого борца с дьявольскими силами нож, но попала в кого-то соседнего. Пришлось уныривать от пули в дверь каюты. Выстрел продырявил изящную резную дверь, воительница взметнулась обратно на палубу с решительной мыслью выкрошить еще половину команды, но прозвучала короткая дробь автомата. Несчастливый стрелок из пистолета лежал на палубе, остальные моряки сбились еще теснее, с ужасом глядя на сидящего на борту человека со странным оружием…
***
— Это что? – поинтересовался Вейль. – Говорили человек тридцать, а тут…
— Было примерно тридцать, – заверила Катрин.
— Я про работоспособных.
— Шеф, потом критиковать начнете. Где толмачка? Сейчас нас прижмут…
С соседнего корабля уже забахали мушкетные выстрела. Пока, похоже, просто в воздух, для острастки – на втором мамлюкском «сторожевике» не могли понять что, собственно, происходит с соседями.
— Переводчица держит лодку, – пояснил шеф-автоматчик. – Она с пустыми руками и подниматься сюда…
Катрин, не дослушав, свесилась за борт, подхватила безносую под мышки:
— Анис, командуй командой, только поживее. Времени в обрез.
Оказавшись на палубе, девчонка одернула подол и завизжала на моряков. Видимо со страха, голос ее был так неистов, что команда попытался сжаться еще плотнее, хотя куда там плотнее…
Катрин заорала, перекрывая визг, стоны и хрипение:
— Скажи им, что я начинаю считать. Первый…
Толстяк, ставший одноруким, неловко шарил левой рукой по своему доспеху, искал выпавшие пистолеты. Катрин шагнула, схватила за ухоженную бороду…
Это действо зовется нейтральным словом «обезглавить». Голова была тяжелой, но борода ухватистой. Безжалостная палачка швырнула трофей морякам:
— Раз! Ты будешь вторым – клинок указывал на ближайшего еще живого моряка.
Команда шарахнулась к якорю. Все сразу – лишь бы подальше от еще вращающей глазами отрубленной головы и проклятой ифритки. Анис вновь завизжала, подхватила с палубы длинный пистолет, замахнулась на несчастных. Осознали, попытались протиснуться к веслам. Катрин понимала, что они просто не в силах пройти мимо нее. Разумнее было подняться на надстройку. Вейль уже был там: он и АКМ контролировали ситуацию.
Сломленная команда суетливо рассаживалась на весла, переводчица продолжала визжать-орать с интонациями сверлильной машины. На «соседе» вроде бы тоже поднимали якорь. Там у них с мыслями и мозгами должно обстоять чуть получше, могут и опередить.
— Схожу-ка я за фонарем, – процедила диверсантка.
— Тот сдох. Рабочий у меня на поясе, – сообщил шеф.
— Прекрасно. Лучше начать с их шкипера. Если его разглядите. Потом офицеров.
— Почему бы и нет? – пожал плечами Вейль.
Катрин сдернула с шефа фонарь, включила – узкий луч легко добил до носа «соседа». На ослепленной барке люди задергались, закрываясь и отворачиваясь. Стукнул одиночным АКМ – на «соседе» кто-то рухнул с простреленной головой.
— Повторим, лица попышнее рангом у них на крыше каюты, – прокомментировала выключившая фонарь корректировщица.
— Минуту. Я вовсе не собирался бить одиночным. Кажется, русское оружие перехваливают, – заворчал Вейль, передергивая затвор. – Черт, не подает.
— Это кто русское перехваливал? Хорошее оружие, но без чудес.
— Я его перехваливал, – сознался шеф, меняя магазин. – Прекрасно же работал. Ладно, давайте попробуем.
Вспышка фонаря – выстрел – опять одиночный. На «соседней» дахабье взвыл раненый.
— Как-то это безрадостно, – Вейль вручную вложил патрон в патронник.
— Главное, не показывайте нашим гребцам, что вы страшно огорчены. Кстати, на «соседе» вроде бы поубавили пыл. Отстают.
Действительно, захваченная барка заметно уходила вперед. Гребцы согнулись над веслами, не рискуя смотреть на командные высоты. И руководящего визга что-то уже не слышно.
Переводчица обнаружилась рядом, на ступенях короткого трапа.
— А руководить? – удивилась Катрин.
— Я… я не знать что говорить. И там страшно, – прошептала безносая.
— Ну-ну, мы же все видим – утешил благодушный шеф.
— Там наверное кто-то быть, — Анис указывала вниз – на каюты.
Устройство дахабьи незамысловато: больше половины судна занято невысокой надстройкой-каютой, остальное непосредственно палуба, поднятая повыше пола каюты, она служит грузовым отделением и общим «кубриком» для команды. Мачт три, они относительно коротки, зато реи длиннющие. Парусное вооружение латинское, позволяющее часто маневрировать на фарватере. Собственно каютно-пассажирское отделение разделено на три-четыре проходные каморки, обычно в первой расположен «офис», далее жилые закутки, уборная, гаремная – по вариантам.
— Сколько хлопот с этим движимым имуществом, – заворчала Катрин, вытирая ладонь о чью-то брошенную джеллабу, и берясь за ятаган. – Ну, взглянем кто там еще притаился.
— Дамы, вы сгущаете краски, – шеф указал автоматным стволом на работающих гребцов. – Здесь кругом знающие люди, можно расспросить, узнать что и где, кто капитан и как называется это замечательное судно. Уверен, они охотно ответят – с виду здесь все сообразительные и общительные.
— Особо общительные уже ничего не ответят. Но действительно, давайте спросим. А то в этих каютах нарваться на пулю в упор проще простого, – заметила утомившаяся диверсантка. – Только, Анис, не нужно на них кричать прямо сходу. И когда будешь грозить разряженным пистолетом, держи его за ствол – так выглядит убедительнее. С заряженным все наоборот. В общем, ты власть, веди себя поувереннее.
— Я власть? – неуверенно переспросила безносая. – Да. Я спрошу про каюты.
Переводчица обратилась к морякам с краткой и почти спокойное речью. Гребцы переглядывались и красноречиво молчали.
— Мы пропустили важный этап установления истинного доверия и взаимопонимания, – признал Вейль, поднимая оружие. – Будь любезна, переведи что если им нечего сказать, нам они вообще не нужны. Для начала я застрелю вон того – лысеющего. Он молчит особенно дерзко и вообще на меня немного похож.
Анис перевела и команда враз загомонила. Особенно красноречив был плешивый несчастливец – этот клялся именем пророка и вообще демонстрировал полнейшую готовность к активному сотрудничеству. Правда, другие тоже старательно кричали.
— Стоп-стоп, так не пойдет, – запротестовал шеф.
Действительно не пошло – барка заскрипела, ее резко дернуло, переводчица ухватилась за перила, гребцы побросали весла.
— Так, скажи им, что мы и без них знаем что такое «мель». И сейчас мы найдем виновного, — зарычала Катрин, с ятаганом спрыгивая вниз.
Анис что-то переводила, но указания выгнутого клинка и так оказались вполне доходчивы. Кто-то из речников бросился на нос, другие резво освобождались от рубах и деловито прыгали за борт. Все как-то вмиг наладилось: звучали команды, матросы перекликались в воде, барка начала странно пошевеливаться, умельцы в воде закряхтели напряженнее – дахабья сошла с отмели и закачалась спокойнее. Мокрая команда полезла обратно на борт. Всем было понятно, что пусть власть и переменилась, тонуть и делать иные глупости неразумно.
