Фельдшер остался водворять "тяжелобольного" на нары. Он помедлил и, выждав момент, когда на лестничной клетке никого не было, быстро провел меня наверх. На чердаке в полумраке ко мне тотчас подошли человек пять - шесть незнакомых товарищей, среди них улыбающийся Роман Александрович.

- С удачным прибытием! - сказал Лопухин, крепко пожимая мне руку.

Я поблагодарил, мы быстро перезнакомились, и все подошли к чердачному окну, откуда местность, на которой был расположен "Гросс-лазарет", просматривалась до самого леса.

Глубокое волнение испытал я в ту минуту. Не только ощутимо приблизился час побега, освобождения, но и впервые за много месяцев рабского положения я опять 'почувствовал себя командиром, которому вверены жизни многих дорогих советских людей. Никогда не забуду я равнины и перелесков, которые развернулись передо мной, как поле будущего боя. Оказалось, что, кроме четырехрядного колючего забора, которым огорожен лазарет, у самого леса проходит еще один ряд проволоки и в разных местах вырыты небольшие окопы. По всей вероятности, это было сделано немцами на случай нападения партизан на лагерь. Метрах в 20 - 25 за проволокой вдоль забора проходило узкое шоссе, слева виднелась небольшая сосновая роща. Мне хотелось посмотреть, как выглядит река Горынь, но лес укрывал ее.

Мы огляделась и приступили к делу. Перед инструктажем я еще раз прислушался. Везде было тихо, у входа на чердак стоял Саша и караулил нас на случай, если нагрянут немцы или полицаи. Лопухин подошел к какому-то заветному тайничку, извлек оттуда компас и старую топографическую карту. Я посмотрел. На карте была нанесена обстановка довоенного времени. Как странно было видеть сейчас, в наших условиях эту карту! Каким мирным, немного наивным временем веяло от нее. Где-то сейчас командир, ее хозяин? И какое же спасибо жене его, сохранившей эту карту.

Карта была большая, склеенная из шести листов, обстановка нанесена в разных направлениях, все листы старые, потертые, но лес нигде не замазан понятно, что карта принадлежала кавалеристу.

Вспомнились мне чудесные дни занятий с командным составом в Военной академии имени Фрунзе. Я сказал:

- По графике оценка "хорошо".

Товарищи рассмеялись и начался инструктаж.

Наш наблюдательный пункт многим отличался от обычных "НП". Требовалось, как говорится, совместить орла и зайца, поэтому и порядок вопросов, подлежащих обсуждению, был своеобразен. Первый вопрос: выход и отрыв от лагеря. Сгрудившимся у слухового окна людям я рассказал о порядке прохождения головными звеньями лагерного поля.

Активным "строителем" и командиром отряда "Восток" был Павел антонович. Скромный человек, в прошлом (по его словам) командир стрелкового полка. В плен попал в первый год войны, во втором блоке он долго лежал тяжелобольным. Когда Павел Антонович поправился, врач Лопухин устроил его на работу санитаром. В работе по строительству подкопа Павел Антонович был одним из главных активистов, летние невзгоды, когда грозил провал, перенес стойко и мужественно, работал серьезно. Ему была поручена почетная и очень ответственная задача: открыть горловину - выход из подкопа за проволоку, первым выбраться наверх, осмотреться, взвесить возможность выхода всех остальных и первое время быть главным "диспетчером", следить за поведением лагерной охраны и в зависимости от этого направлять людей на сборный пункт или задерживать их в тоннеле. Первый сборный пункт отряда "Восток" намечался у кургана, метрах в шестистах от лазарета.

Второй сборный пункт назначался в роще, за проволокой внешнего забора. Там должна была собраться вся группа, оба отряда "Восток" и "Север", и там в зависимости от сложившейся обстановки надо было решить, куда пойдем дальше и как будем перебираться через реку Горынь.

Оба сборных пункта я показал командирам из чердачного окна "а местности. Предупредил особо, что после выхода из тоннеля по шоссе надо двигаться ползком, за это время каждый должен осмотреться, освоиться и прийти в себя; узкую шоссейную дорогу - переползать на коленях, стараясь не задеть гвоздями или подковой сапог камней на шоссе, не вызвать шума, не привлечь внимания немецкой охраны.

Забор лазарета освещался всю ночь с небольшими систематическими перерывами, поэтому было рекомендовано во время световых вспышек лежать на земле, обязательно с закрытыми глазами во избежание ослепления. Потом подыматься и бесшумно двигаться к сборному пункту, применяясь к местности.

Встать на ноги разрешалось только за шоссейной дорогой и то, если позволит темнота.

Все дальнейшее трудно было предусмотреть. На cлyчай непредвиденных осложнений каждый из группы должен был знать, что искать нас надо в глубине леса у большого озера. Туда и должны все пробираться.

Озеро я показал командирам на карте, ближайший маршрут был показан на местности.

- В случае каких-либо существенных изменений Роман Александрович всех оповестит, - сказал я напоследок.

- С момента опускания в подкоп все беспрекословно подчиняются Ивану Федоровичу, - отдал приказ Лопухин.

Мы заглянули друг другу в глаза. Как будто проверили еще раз друг друга. Потом поглядели во двор. Увидели гитлеровцев с собаками. Они шныряли по закоулкам, по общим уборным, как обычно это делалось перед закрытием блока.

Кто-то пошутил вполголоса:

- Ищите, прохвосты, вынюхивайте все на земле, а мы от вас под землей уйдем. И псам вашим туда нет доступа.

Когда мы прощались, я еще раз предупредил всех о строжайшей конспирации и дисциплине, указал, что маршрут командиры должны дать людям только перед самым опусканием в подкоп.

Лопухин добавил:

- Там же каждый получит порцию сухарей.

Договорились, что если есть ножи или другое колющее, режущее оружие, конечно, взять его с собою. Очень бы хорошо также иметь махорку. Она может понадобиться для двух целей: во-первых - посыпать дорогу, чтоб помешать взять след ищейкам, во-вторых - засыпать глаза гитлеровцам, если все-таки догонят или преградят нам путь.

Солнце уже совсем спряталось за лесом. По одному мы оставили чердак, спустились вниз.

Теперь остановка была только за темнотой, за подходящей ночью.

Двадцатого ноября резко похолодало, по небу поплыли тяжелые облака, подул порывистый ветер. Перед самым закрытием блоков был получен сигнал - в поход!

Вечером скрыто мы собрались во втором блоке. Я увидел Романа, он весь горел радостью и решимостью. Роман Александрович сказал:

- Долго ждали - дождались!

Я ничего не ответил, только крепко стиснул его пальцы. Казалось, неосторожным словом можно спугнуть темноту, развеять тучи, и я молчал.

Роман осведомился тревожно, здоров ли я?

- Здоров, только бунтует все во мне. Скорее бы уж спускаться!

Роман улыбнулся:

- Теперь уж недолго. Как только улягутся люди, так

и пойдем.

Потом спросил, можно ли уже посылать Павла Антоновича вниз открывать горловину.

К большой тревоге своей я увидел, что порывистый ветер разогнал тучи и стало значительно светлее. Прильнув к решетке, я внимательно оглядывал двор, ограду. Ясно видны были силуэты часовых и даже колючая проволока забора.

Я указал на все это Роману, надеясь, что он сам взвесит, как опасна для нас светлая ночь. Но глаза Романа сияли, он с нетерпением ждал команды.

Как ни больно мне было разочаровывать его, а пришлось. Я сказал:

- Пока светло - нельзя. Перебьют всех.

Роман сразу помрачнел, исчезла чудесная улыбка, зубы сжались. Видно, и у него нервы стали сдавать. Но спорить не стал.

Оставаться у него в комнате было невозможно, к врачу могли прийти посторонние. Я вышел в коридор, пристроился в углу на подоконнике, непрерывно следя через оконную решетку за двором и за небом.

В блоках было темно, немцы экономили электроэнергию. Свет был только у проволоки, с перерывами освещалась вся колючая ограда лагеря.

Примерно к 23 часам стало еще светлее, высыпали звезды, в небе таяли редкие рваные облака.