Они продолжали плыть по направлению к Монтаук Пойнт, длинной отмели, которая тянулась вдоль юго-восточного края Лонг-Айленда. Дно постепенно стало меняться. От желтого, шелковистого песка Южного Берега с его уютным мельканием рыбок, усеянными покинутыми раковинами устричными отмелями и мягким колыханием водорослей к царству темных теней, серовато-коричневых и густых, почти черных. Дно стало каменистым, покрытым острыми обломками разрушенных скал. Море тоже изменилось, обычный тихий плеск и шипение струящейся воды превратилось в грохочущий рев, возраставший с такой скоростью и силой, что Нита уже не могла услышать не только течение мыслей плывущих с нею рядом, но и ток собственных мыслей. Вода помутнела и сгустилась до того, что трудно было хоть что-то увидеть сквозь нее. Над ними, на поверхности гуляли грозные белые барашки, солнечный свет истаивал, растворялся в воде, отчего все вокруг становилось мертвенно-бледным, бело-серым, без теней. Очертания окружающих предметов – камней, скал, водорослей – скрадывались, и все становилось призрачным, нереальным.

– Будьте внимательны, – тихо пропела Ш'риии, – здесь вокруг полно острых камней. Одно неловкое движение, глубокая царапина, и можно незаметно истечь кровью.

Они один раз ненадолго всплыли на поверхность около Монтаук Принт, чтобы глотнуть воздуха. Нита мельком успела взглянуть на высокий восьмиугольный маяк, маленький домик смотрителя по соседству и группы отдыхающих и туристов рядом с резко наклонившимся к морю утесом. Нита взметнула в воздух эффектный фонтан и усмехнулась про себя, увидев, как люди на берегу показывают пальцами, кричат друг другу, фотографируют ее. Она даже немного подержалась у поверхности, чтобы они успели сделать несколько хороших кадров, а затем снова погрузилась в воду и догнала Кита и Ш'риии.

Непроницаемая, тусклая масса воды затрудняла поиск пути. Приходилось издавать короткие звуки и ждать отраженного эха, чтобы понять очертания дна и не напороться на острый край подводной скалы. Но свисты, издаваемые Ш'риии, были уж настолько отрывистыми и короткими, что, казалось, у нее их такой малый запас, что приходится беречь.

Что с ней происходит? Нита недоуменно поглядывала на китиху. Такие короткие звуки ведь не достигнут дна! И в самом деле, стоило только Ните подумать об этом, как Ш'риии чуть не налетела на громадный камень, лишь ловким изворотом хвоста спасшись от столкновения. Словно бы сжавшись, Ш'риии продолжала плыть вперед. Рев воды на Мелководье продолжал нарастать, поглощая их голоса, как бы обесцвечивая все звуки. Ш'риии изменила направление, теперь она повернула на север, постепенно замедляя движение, почти прекращая его. Кит, чтобы не перегнать ее, едва шевелил хвостом и плавниками и словно бы застыл над медленно проплывавшим под ним дном. Нита глянула на его огромную темную фигуру, кажущуюся еще тяжелее и неуклюжее на фоне переливающейся светом пленки поверхности воды. Вдруг ей показалось, что тело его дернулось, от него пронеслась волна мгновенного испуга.

– Нита!

Она поглядела вперед и увидела то, что видел он. Молочная вода перед ними клубилась облаком крови. Это облако кружилось, растягивалось, рвалось пронизывающими его, исчезающими в этих кровавых клубах тенями быстрых продолговатых тел. У Ниты вырвался мгновенный, похожий на визг, вскрик. Но она заставила себя замолчать и подождать отклика, эха. И звук не замедлил вернуться, подсказав, что в кровавом месиве, в этой крутящейся красной тьме, трепещущей и дико рвущейся, пребывает что-то большое, размером не меньше, чем тело Кита. Нита уперлась плавниками в воду, чтобы зависнуть на одном месте, и глянула вверх, на плывущего над ней Кита.

Он опускался и что-то тихо гудел, пел, обращаясь к ней. Она все поняла и вгляделась в кровавое облако. Из него, оставляя за собой красно-бурые ленты перемешанной с кровью воды, выпадали объедки, огрызки тел тунцов – головы, хвосты, искромсанные до неузнаваемости. Кружась, словно осенние листья, останки как бы нехотя тянулись на дно, где крабы, морские сомы и более мелкие побирушки поспешно рвали, глотали, дергали их, жадно насыщаясь, но так и не в состоянии насытиться до конца.

Нита не желала привлекать внимание к себе, но ей так хотелось услышать хоть звук утешения от Кита! Да, место это, куда привела их Ш'риии, без сомнения, было заражено сейчас «охотничьим безумием» акул, когда охотник уже начинает пожирать не только жертву, но все, что попадается ему на пути, безостановочно, бессмысленно, пока не наестся настолько, что уже не в состоянии двигаться.

А в самой середине кровавого облака, отнесенного течением на Мелководье, что-то двигалось стремительно, с неуловимыми резкими разворотами и рывками. Нет, нет, это невозможно! Вот первая реакция Ниты на появление из кровавой пелены этой вращающейся вокруг самой себя тени. Она вдруг перестала кружить и дергаться, а медленно и неудержимо заскользила вверх, к Ните, Киту и Ш'риии. Докатившийся до Ниты отзвук предупредил ее об огромности существа. Но нет, никакая рыба не могла быть таких невообразимых размеров!

И все же вот она, перед ними! Нита замерла. С медленной, спокойной, смертельной грацией морской исполин, ритмично изгибаясь, приближался к ним. Теперь Нита поняла, почему Ш'риии прочила это существо на роль Властелина акул. Может быть, подлинный Властелин, живший десять тысяч лет назад, и был больше. Но тогда и все остальное было больших размеров! Бледный Убийца был в длину почти таким же, как Кит, – не менее девяноста футов от тупого носа до конца хвостового плавника. И глаза! Они были такими же тусклыми, ничего не выражающими черными точками, как у тех, из жуткого фильма «Челюсти». Но одно дело видеть эти глаза на экране телика, а другое – когда они, холодные, спокойные и голодные, жестоко глядят на тебя.

Бледная фигура, скользя почти беззвучно, приближалась. Кит так близко притерся к Ните, что она чувствовала удары его большого сердца. Подплывающая акула была похожа на большую белуху, во всяком случае, именно такую по форме видела Нита в «Челюстях». Но на этом сходство, однако, кончалось. Верхняя часть тела больших белых акул на самом деле была бледно-голубой и лишь живот белый. Повелитель акул был весь целиком белый, цвета слоновой кости, казалось, кожа его с годами обесцветилась, вымылась струями соленой морской воды. Ну а что касается размеров, так он вполне мог проглотить акулу из «Челюстей» на завтрак, а потом закусить и Нитой, сожрав ее за один присест на десерт. Его ужасная ненасытная утроба, лишь раздразненная кровавыми кусками разорванных тунцов, была не менее шестнадцати футов и казалась необъятной. Разверстые челюсти чуть двигались размеренно и равнодушно. Белый ужас приближался.

Ш'риии выдвинулась вперед. Она немного склонилась в воде под углом ко дну и, направив свое тело в сторону подплывающей акулы, запела. Но в голосе ее чувствовались странные какие-то хрипы:

– Эд'Ахррумрашш, ты, Неуправляемый, я приветствую тебя в этих водах.

Бледный устремился прямо к Ш'риии. Его пустые глаза нацелились на китиху, но та не шелохнулась, не отстранилась. А Бледный неслышно скользил в зеленой глыбе воды с полуоткрытой пастью. В последний момент он свернул в сторону и стал описывать большой круг, словно бы накидывая на всех троих невидимую петлю.

Три раза обогнул он неподвижную троицу в полном молчании. Нита чувствовала, как рядом с нею содрогается всем телом Кит. Повелитель акул кружил и пристально глядел на них, по-прежнему не произнося ни звука. И так продолжалось, пока он не замкнул последний, третий круг. Когда он наконец заговорил, в голосе его не было ни той теплоты и глубины, ни богатства переливов, которое было так приятно Ните в пении китов. Голос этот был… да, да, сухим! Скребущим по коже, ровным и бесстрастным. В этом режущем голосе не было живой, клокочущей злобы, а слышался лишь хруст равнодушного ножа, рассекающего мертвую плоть. Вот! Голос был мертвым! Нита и представить себе не могла, что именно так звучит акулий голос. Она могла предположить неистовую злобу, но не это мертвенное спокойствие и холод.