Предупредил об этом командиров рот и старшего лейтенанта Ковалева. Передвинул резервный взвод вправо от шоссе.

Забрезжил несмелый рассвет. Подул сильный, пронизывающий северо-западный ветер. Он поднял в воздух мириады снежинок, завихрил их, понес по снежному насту поземкой.

- А ведь сегодня, братцы, снова нелетная погода. Хорошо! - сказал комиссар, поглядывая вверх. Услышав эти его слова, все, кто был на наблюдательном пункте, весело загомонили. Такой уж характер у нашего человека. Ему очень немного надо. Всего каких-то несколько теплых слов, какая-то доля надежды, и он уже ожил, повеселел, забыл о невзгодах и злосчастье. Вот и сегодня: не будет вражеская авиация висеть над головой, бомбить и обстреливать из пулеметов, - и уже весело от сознания, что повезло.

Вскоре полностью рассвело. Но прошел еще час, второй, а фашисты по-прежнему не проявляли никакой активности. Даже подумалось: может, их наступления сегодня вообще не будет? Но... В десять часов пятнадцать минут вражеская артиллерия накрыла снарядами одновременно и передний край, и глубину обороны батальона. И такая обработка шла без перерыва около получаса.

После артподготовки до двух немецких батальонов при поддержке двенадцати танков перешли в наступление. Предположение о том, что гитлеровцы нанесут свой главный удар по правому флангу батальона и соседу справа, оправдалось. Один вражеский батальон наступал на нашу 1-ю роту и частично захватывал 2-ю, другой же, нащупав небольшой разрыв в стыке с 51-м полком, стал в него втягиваться. Это грозило выходом фашистов в наш тыл.

Я тут же позвонил командиру полка и высказал свою озабоченность. Капитан Седых выслушал меня, а затем сказал:

- Держись своими силами. Помочь тебе не могу, нечем.

- Прошу хоть одну роту из батальона второго эшелона перебросить сюда, настаивал я.

- Не могу. Держись, Хомуло! - И командир полка положил трубку.

- Что будем делать, комиссар? - обратился я к Ивану Ивановичу. - Чем закроем дыру на стыке? Стрелкового и пулеметного взводов из резерва мало, чтобы остановить наступление целого батальона.

- Да-а, дела, - озабоченно протянул Иван Иванович. Но тут же твердо сказал: - Будем стоять насмерть! Два взвода - это тоже сила, Михаил. Бросай их туда.

По имени он назвал меня впервые. И этим как бы подчеркнул и всю серьезность момента, и свою веру в меня, командира. И я решился, приказал адъютанту:

- Младший лейтенант Акатьев! Отправьте оба резервных взвода на правый фланг, в самый конец второй траншеи. Станковым пулеметам открывать огонь только тогда, когда противник подставит им свой фланг. Лично расставьте бойцов и поставьте им задачу!

- Есть, товарищ комбат!

Эх, туда бы еще взвод сорокапятимиллиметровых пушек! Но пока их перекатишь на руках... Тем более под таким-то огнем... А что, если старший лейтенант Ковалев переместится на правый фланг с двумя танками? Вот это была бы поддержка взводам!

Срочно звоню капитану Седых, докладываю о своей задумке.

- Рискованно снимать Ковалева с шоссе, - отвечает командир полка.

- Но фашисты же зайдут к нам в тыл, в том числе и к Ковалеву!

- Ладно, передай ему мой приказ... Но смотри, как только что-нибудь, танки назад, на шоссе!

Пока мы вели эти переговоры, вражеские танки уже приблизились к проходам в минных полях. Против 1-й роты их обозначилось два, и к ним шло шесть танков. На стыке с соседом справа, тоже на два прохода, опять же шесть. Против 2-й и 3-й рот наступала одна пехота. Да-а, немецкие саперы все же многое успели за ночь. А вот мы проморгали. Срочно, срочно исправлять положение! Тут уж не до Ковалева...

Снова звоню капитану Седых.

- Ну, что там еще у тебя? - с явным раздражением спрашивает он.

Подробно докладываю ему сложившуюся обстановку перед обороной батальона и на стыке с правым соседом. Говорю, что с Ковалевым решил не связываться, все равно его танки не успеют.

- Что же тогда предлагаешь? - уже более спокойным тоном заговорил командир полка.

- Прошу одной ротой из резерва прикрыть стык с соседом справа, И еще. Пусть командир пятьдесят первого полка тоже выдвинет роту. Еще не поздно. По ходам сообщения рота успеет занять оборону, и мы остановим врага. Даю слово... - тороплюсь я высказать ему свою мысль.

Капитан некоторое время молча дышал в трубку. Обдумывал. Эта пауза, длившаяся несколько секунд, показалась мне вечностью.

- Хорошо, роту пришлю, - послышалось наконец на том конце провода. Встречай ее и лично расположи. Но смотри, ни один фашист дальше твоей второй траншеи не должен пройти! Отвечаешь головой!

- Есть! Но чтоб и сосед...

Но командир полка уже положил трубку.

- Дал-таки роту! - крикнул я комиссару. - Оставайся, Иван Иванович, здесь, действуй по обстановке, а я встречу роту и провожу на место.

* * *

Роту встретил на полпути. Ее бойцы цепочкой бежали по ходу сообщения. Впереди - коренастый широкоплечий лейтенант. Видимо, ротный. За ним среднего роста, худощавый младший политрук.

Поравнявшись со мной, запыхавшийся лейтенант спросил, где ему найти комбата Хомуло.

- Он перед вами, - ответил я, протягивая ротному руку.

Он недоверчиво посмотрел на меня, затем на своего политрука и сказал:

- Не до шуток, лейтенант...

- Не шучу. Да, я комбат, моя фамилия Хомуло. Следуйте за мной.

Когда мы подбежали к правому флангу, резерв моего батальона уже занимал там оборону. Акатьев расставлял людей правильно.

- Ваша задача, лейтенант... - обратился я к командиру прибывшей роты и вопросительно посмотрел на него.

- Лейтенант Скидан, - понял он.

- Вашей роте, лейтенант Скидан, занять оборону... - И показал на местности.

А как там дела в 1-й роте? Перевел бинокль туда. Увидел: на правом ее фланге два фашистских танка уже перевалили через первую траншею, а до роты вражеской пехоты перебежками накапливается перед проходами. Видимо, сильный пулеметно-автоматный огонь все же не дает ей подняться и сделать решающий бросок.

Тем временем один танк, развернувшись на траншее, пошел вдоль нее влево. И все время вел огонь из пулемета. Другая бронированная машина, идя следом за первой, то и дело делала развороты, заваливая траншею землей.

Давят, сволочи, гусеницами! Неужели в роте не осталось противотанковых гранат или бутылок с горючей смесью?! Только промелькнула такая мысль, как шедший вдоль траншеи танк загорелся. Его экипаж начал выскакивать из люков, но меткие пули наших автоматчиков сразили фашистских танкистов.

Второй танк, отстреливаясь из пулемета, стал быстро сдавать назад.

- Так им, так, первая рота! Молодцы! Бей их, чтобы другим неповадно было! - закричал я на радостях.

2-я стрелковая тоже держится, умело отбивая яростные атаки противника. Значит, мое место здесь. Ведь судьба батальона сейчас во многом зависит от положения дел на правом фланге.

- Товарищ Акатьев, - приказал я адъютанту, - быстро на энпэ! Передайте Брайловскому, чтобы подал мне сюда связь. Капитану Жданееву тоже не мешает переместить свой наблюдательный пункт ко мне.

- Есть!

А танки (кстати, их уже не шесть, а восемь) и пехота врага, несмотря на огонь моего резерва, продолжают торопливо втягиваться в свободный (так гитлеровцам, во всяком случае, кажется) разрыв стыка с нашим правым соседом. И... попадают под огонь успевшей занять оборону роты лейтенанта Г. С. Скидана. Загорается один танк, затем другой. Остальные, сделав отчаянный рывок, приблизились к траншее и начали утюжить ее.

Но не тут-то было! Танки вряд ли завалят траншею полного профиля, тем более что земля сейчас была уже мерзлой. Поэтому бойцов, находившихся на дне траншеи, только слегка присыпало грунтом. Но зато когда танк удалялся, они вскакивали и забрасывали его с кормы гранатами и бутылками с горючей смесью.

Вот и сейчас из восьми атаковавших роту Скидана танков за короткое время было подбито четыре. Остальные, преодолев траншею, стали продвигаться к лесу. За ними трусили, провожаемые огнем, группки вражеских автоматчиков. Это было все, что осталось от полнокровного пехотного батальона фашистов. Да и эти немногие смогли просочиться не через боевые порядки роты лейтенанта Скидана, а правее, где не было траншей.