Когда чернющее небо проявляет ко мне милость и тонко намекает на более оптимистичные краски, я говорю одно и то же: «Мы молодцы». В этот момент я переживаю самые приятные минуты в течение суток. Через час мы будем дома. Появляются силы, голод не так назойлив. А если повезёт, нас порадует солнце красивым рассветом. К этому моменту почти каждый маршрут приводит нас на пустырь – стоя в снегу, можно насладиться ярким началом нового дня. Полюбоваться им несколько минут – награда, которую я могу себе позволить. Свалка по соседству никак не омрачает картину на волшебном небе, а может, даже и усиливает эффект от подарка природы после очередного испытания.

Приятелю из школы будущих родителей эта проблема неведома. Он уходит в отдельную комнату, дрыхнет спокойно всю ночь, чтобы ничто не могло помешать сну кормильца. Наверное, я ему завидую. Но мне кажется, он кое-что упускает. Сложности не только закаляют, но и сплачивают.

Пора спокойно идти домой. Я аккуратно раздену и уложу в кроватку сокровище. Разотру затекшие руки, залезу под одеяло. Остаться без обуви – на грани оргазма. Жена во сне прижмётся ко мне.

Я буду храпеть, когда пацан проснётся, супруга перелезет через меня, и начнётся их новый день. Будильник зазвонит в восемь. Полоска пара, стремящаяся вверх от чашки кофе, и привычные три бутерброда будут ждать на столе. Жена скажет что-то приободряющее. Улыбки и гармония. Всё не напрасно.

Мы живём около конечной станции метро. Двадцать минут я просплю в качающемся вагоне. Лучше так, боюсь вырубиться за рулём. Рабочий день пройдёт в дымке. В голове ничего не держится. Если не засну на совещании, уже победа. У начальника родилась дочурка на год раньше, он не в обиде.

Такой же в забытьи путь домой. Ужин. Подремать полчаса, чтобы немного взбодриться и провести время с домашними. Они смеются, угукают, у них свои игры. Я немного в стороне, супруга скороговоркой пытается рассказать новости.

Очередная ночь прошла хорошо. Завтрашняя будет такой же. И после завтра всё повторится.

Пока мы живём так. Через пару недель закончится вторая зима наших гуляний. Меня это не пугает. Потому что я отец.

Обычная прогулка по лесу.

Каждое последнее воскресенье месяца, что бы ни случилось, мы вдвоём брали бутерброды, а в холодное время года ещё и старый термос, бродили среди деревьев несколько часов в двух остановках от дома и болтали обо всём понемногу.

Двенадцать лет, вот и подкрался переходный возраст. Уже непросто искать темы соприкосновения и невозможно выиграть конкуренцию за внимание сына у его друзей. Ему всё ещё интересно со мной, а я наслаждаюсь минутами, пока мои реплики не воспринимаются в штыки.

В лесу тихо и уютно. Бутерброды, заботливо приготовленные женой, уничтожены. Приятный хруст сухих веток под ногами. Солнце из последних сил перед закатом пробивается сквозь тучи и кроны деревьев, тычет лучами в лицо. Ненавязчиво пытаюсь убедить юношу сходить в парикмахерскую – чёлка уже лезет в глаза. Твёрдый отказ, хоть и в уважительной форме.

Пахнет счастьем, как в детстве. Идиллию омрачает только сильная боль в руке – дело к дождю. Старый перелом не только напоминает о страшном дне, но и помогает безошибочно предсказывать ухудшение погоды. Перед выходом отвлёкся и не принял таблетку. Терпимо.

Одно мгновение, и покой утрачен. Вдали раздался крик женщины о помощи. Даже не думая, направляюсь в ту сторону.

– Папа, может, не пойдём?

– Пойдём.

Вскоре мы увидели двух ублюдков, пристававших к девчонке. Секунды на оценку соотношения сил.

– Стой здесь. Если что-то пойдёт не так, смывайся. Если я крикну «Беги!», значит, быстро домой, не оглядываясь. Меня не жди и не лезь. Ясно?

Он промолчал, но кивнул. В громадных глазах паника. Так сквозь скорлупу детских страхов пробивается мужчина.

Их двое. Один плотнее меня, второй выше. Оба младше лет на пять. Шансы рабочие, к тому же мне в спину смотрит сын. Про руку я думал не из-за боли, адреналин уже начал действовать. Совсем скоро он сработает, как лучшая анестезия, но я опасался, что в моём распоряжении только один удар сильным кулаком. И воспользоваться им надо на сто процентов.

– Отстаньте от неё.

Они отвлеклись, девушка отбежала на несколько метров, поправив платье. Пьяный, тупой смех.

– А это что за хрен с горы? Тебе жить надоело?

Никаких пауз, уверенный шаг. Между нами десять метров. Плотный выходит мне навстречу. Ещё можно избежать столкновения. Но время расчёта позади, теперь только пекло битвы.

– Отпустите девушку.

Шаг не сбавляю.

– Её никто не держит. Интереснее с тобой перетереть.

Язык заплетается, это хорошо. Пять метров. Идёт мне навстречу в развалку. Открытый, даже не изображает защиту. Лишь отвага пьяного быдла, спокойствие, дарованное численным преимуществом, недооценка соперника и полное отсутствие элементарной бойцовской школы. Второй чуть поодаль, тоже хорошо.

На всякий случай не размахиваюсь, всё-таки точно неизвестно, кто передо мной, слегка маскирую удар. Кулак вылетает стремительно. Отец за такое похвалил бы еле заметным кивком лет пятнадцать назад – точно в основание подбородка. Плотный падает на спину, как мешок, набитый говном. Не останавливаюсь, иду на второго. Краем глаза фиксирую, как сверкают девичьи пятки. Полдела сделано. Надо выбраться отсюда. Высокий явно растерян, мечется. Инстинкт самосохранения против долга перед лежащим товарищем. Чую его страх – такое не скрыть. Им воняет от этого мудака, сжимающего кулачонки, а кровавое марево уже перед моими глазами. Теперь только первобытные рефлексы.

Он изображает корявую стойку, цепляясь за подсказки воспалённого боязнью мозга. Левша. Бью два коротких здоровой рукой. Первый в корпус, чтобы опустил руки, сняв защиту с лица – хороший в печень – и не давая ему сложиться от боли, слегка приседаю, направляю второй под глаз. Дернул головой, как болванчик, и, держась за бок, медленно сел на колени. Моя левая не так уж сильна, но много и не требовалось. Плотный ещё лежит. Не потому, что не может встать, – получить лишнего не хочет. Понимает: добивать при мелком не буду. Ухожу не оглядываясь.

Поддатой шпане казалось, я в меньшинстве. Но я не один. В сжатых кулаках бушевала сила двух человек. И два сердца бешено качали бурлящую кровь по венам. Дрались двое на двое, исход был предрешён.

Домой шли взбудораженные. Я, как всегда после драки, обновлённый, сбросивший груз повседневности, испивший ярость, отрыгнувший сочными ударами. Малой под впечатлением. В основном восклицания и междометия. Его прорвало дома.

– Мама, наш папа – герой.

Жена наблюдательна, с первого взгляда поняла, что-то произошло. Но она никогда не спрашивает в лоб. Терпеливым ожиданием она способна выведать всё. Не могла не отметить разбитые кости на правом кулаке. Моё спокойное выражение лица не мешает ей без труда читать еле уловимые черты, сигнализирующие об очередной драке. Про сына, белого, как платье той девушки, я вообще молчу.

Пять минут уходят на уточнения. После короткого допроса тихим, но жестким голосом она предлагает мне уйти в другую комнату и закрывает за мной дверь. Это бессмысленно, потому что она тут же переходит на повышенный тон, и каждое её слово можно легко разобрать из любого уголка квартиры.

– Ты о чём думал?

– …

– Ты подвергал ребёнка опасности.

– …

– Они же могли изуродовать его!

– …

Я слушаю, глядя в окно. Не отвечаю. Она права. Потому что она мать, думает о выживании своего детёныша. Его жизнь – её жизнь. До меня долетают обрывки её фраз об ответственности, о том, что мне нельзя доверять. Она неотразима в злости. Гнев искажает образ обычного человека, превращая даже красоту в уродство. Она – необычная. Ярость высвечивает скрытые спокойствием черты её лица, позволяя открывать малоизведанные грани её внешности. Брови нахмурены, морщинки прорезались, выразительные глаза нацелены – её взгляд проникает вглубь меня и завораживает.