Решить эту проблему сумел Эдгар Аллан По (1809–1849), который не только перенес действие своих рассказов в Старый Свет, он еще и придумал вымышленную страну, неопределенную, но с тщательно проработанными деталями, в результате чего ощущение страха не привязывалось к месту, а росло только в воображении. Не стоит забывать о том, что творчество По пересекается с последними годами расцвета готического жанра: его первый рассказ «Метценгерштейн» был опубликован в 1832 г., всего через двенадцать лет после выхода «Мельмота». Как считал Г. Р. Томпсон, в этом рассказе По пародирует готические традиции[183], однако нельзя не заметить, что множество образов взято из английской и немецкой готической литературы, в особенности у Э. Т. А. Гофмана. Вспомним, как По защищался от нападок критиков, считавших его рассказы чересчур «германизированными», и отстаивал оригинальность своих работ: «Пусть основной темой множества моих сочинений является ужас, я уверяю вас, что этот ужас исходит не из Германии, а из человеческой души»[184]. По одному этому предложению ясно, что в рассказах По произошло коренное смещение акцентов, что и комментирует Лавкрафт следующим образом:
«До появления По авторы “странной прозы” двигались вслепую, на ощупь, не понимая, что в основе притягательности жанра ужасов лежит психология. Их работе препятствовали и некоторые литературные условности, такие как обязательный счастливый конец, вознаграждение добродетели и бессодержательные по своей сути нравоучения… В то время как По осознал беспристрастность истинного творца и понял, что у художественной литературы простое назначение – выражать и истолковывать события и ощущения как есть, независимо от того, окажутся они хорошими или плохими, приятными или отвратительными, вдохновляющими или гнетущими. В этом случае автор всегда выступает в роли отстраненного “летописца”, который не высказывает своего мнения, не сочувствует герою, не дает ему наставлений».
Нельзя сказать, что смещение акцента с ужаса внешнего на внутренний было повсеместным, ведь даже в некоторых рассказах самого По однозначно действуют потусторонние силы, хотя иногда их бывает сложно отличить от расстройств психики (например, когда главный герой рассказа «Черный кот» видит «громадную фигуру кота, точно вырезанную на белой стене в форме барельефа»[185]; что это – призрак или галлюцинация?). Творчество По повлияло не только на Лавкрафта, но и на многих писателей, которые вдохновлялись его многогранным стилем, упором на психические расстройства и, самое главное, теоретическим и практическим доказательством того, что жанру ужасов больше всего подходит короткая литературная форма рассказа. До сих пор не удалось получить удовлетворительного ответа на вопрос о том, можно ли вообще написать «роман ужасов», а не просто роман с элементами ужасного и сверхъестественного.
Сложно проследить непосредственное влияние Эдгара По на «странную» литературу, ведь и Англия, и США расхлебывали «последствия готической прозы», как выражался Лавкрафт, почти до конца девятнадцатого века. Вышли работы Фредерика Мариетта («Корабль-призрак», 1839), Эдуарда Булвер-Литтона («Лицом к лицу с призраками», 1859; «Странная история», 1862), Уилки Коллинза и многих других. Вскоре после этого ирландский писатель Джозеф Шеридан Ле Фаню (1814–1873) опубликовал произведения, поразительно похожие на творчество По, хотя вовсе не стремился ему подражать; данное сходство главным образом заметно в рассказах «Зеленый чай» и «Кармилла», тогда как его романы, среди которых особенно выделяется «Дядя Сайлас» (1864), продолжают устоявшиеся готические традиции. На рубеже веков творчество Ле Фаню кануло в безвестность, и Лавкрафт мало что читал из его работ, да и прочитанное ему не очень нравилось. Зато он прилежно освоил рассказы и романы Натаниэля Готорна и назвал его «Дом о семи фронтонах» «величайшим достижением Новой Англии в области “странной литературы”», хотя Готорн придерживался более ранних традиций. Тем не менее его творчество подсказало Лавкрафту еще одно решение проблемы, сформулированной Хэзлиттом, поскольку вымышленный мир Готорна, который, по словам Мориса Леви, отличается от большинства других американских произведений «странной прозы» «исторической глубиной»[186], основан на мрачном наследии пуританской культуры Новой Англии.
В последнюю четверть девятнадцатого века хлынул настоящий поток литературы жанра ужасов. Как отмечал в одном письме Лавкрафт: «Интерес викторианцев к “странной прозе” не иссякал, и Булвер-Литтон, Диккенс, Уилки Коллинз, Гаррисон Эйнсворт, Маргарет Олифант, Джордж У. М. Рейнольдс, Г. Райдер Хаггард, Р. Л. Стивенсон вместе с бесконечным множеством других авторов исписали кипы бумаги»[187]. Десятилетие, с 1890 по 1900 г., которому предшествовало появление «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона (1886), породило особенно много произведений, ставших классикой жанра, однако Лавкрафт познакомился с ними намного позже.
В США вышли два знаковых сборника, «Рассказы о солдатах и мирных жителях» (1891) и «Бывает ли такое?» (1893), Амброза Бирса (1842–1914?), чей первый рассказ «Ущелье призраков» был написан еще в 1871 г. В этих работах прослеживался перенятый у По интерес к психологическому ужасу, приправленный цинизмом и мизантропией. Произведения Бирса Лавкрафт начал читать только в 1919 г. Еще позже он наткнулся на ранние работы в «странном» жанре Роберта В. Чэмберса (1865–1933), хотя больше всего ему нравились сборники необычных рассказов, такие как «Король в желтом» (1895), «Создатель Лун» (1896) и другие. Забросив «странную прозу», Чэмберс вошел в новый век как автор бесконечных женских романов-бестселлеров, в связи с чем Лавкрафт называл его «павшим Титаном»[188]. Повесть Генри Джеймса «Поворот винта» (1898) считали выдающимся, но крайне нетипичным образчиком работы писателя, прочно утвердившегося в роли мудрого толкователя социальных проблем.
Тем временем в Англии Артур Мэкен (1863–1947) упрочил свою репутацию такими работами, как «Великий Бог Пан и Сокровенный свет» (1894), «Три самозванца» (1895), «Дом душ» (1906), «Холм грез» (1907). Лавкрафт ознакомился с его творчеством только в 1923 г. В 1897 г. вышел «Дракула» Брэма Стокера, однако его не сразу стали считать главным вампирским романом. Чрезвычайно значимые работы М. Р. Джеймса (1862–1936), Лорда Дансени (1878–1957) и Элджернона Блэквуда (1869–1951), которые начали публиковаться в первое десятилетие двадцатого века, Лавкрафт открыл для себя в период между 1919 и 1925 гг.
На тот момент «странная проза» не являлась преобладающим жанром (да и позже никогда не была таковым), хотя можно заметить ее подъем в последнее десятилетие девятнадцатого века. Несмотря на это, я отмечал[189], что в тот период и на протяжении многих последующих лет «странная проза» вовсе не считалась отдельным жанром. Даже Э. По справедливо не причислял себя к авторам «странной» направленности, ведь он также писал юмористические, сатирические и первые в истории литературы детективные рассказы. В предисловии к сборнику «Tales of the Grotesque and Arabesque» (1840) он с раздражением заявляет: «Допустим пока, будто в основе “фантазийных” рассказов действительно лежат немецкие традиции. Будто они написаны в немецком стиле. Возможно, завтра во мне не останется ничего немецкого, как не было и вчера»[190]. Точно так же нельзя утверждать, что произведения Ле Фаню, Стокера, Мэкена, Блэквуда и Дансени целиком относятся к «странной прозе» или что сами авторы считали их таковыми. Что касается Готорна и Стивенсона, лишь малую долю их работ можно причислить к данному жанру.
