Несколько минут спустя я осознал, что моя интуиция на этот раз не подвела меня. Из открывшихся раздвижных дверей вышла, лишь мельком глянув на подобострастно козырнувшего ей охранника, Лаура Фламини. Я не сразу узнал ее. По-видимому, в ее рабочем кабинете было заранее заготовлено во что переодеться вечером. И она явно воспользовалась услугами салона красоты, который размещался на первом этаже офисного центра.

Стильные туфли на высоком каблуке добавляли ей дюйма четыре росту. Синее вечернее платье чуть ниже колен, с красивым длинным вырезом на спине, идеально облегало ее фигуру, намекая, что платье сшито под заказ специально под свою владелицу. Я не разбирался в моде, но нутром почувствовал, что это дорогая, дизайнерская вещь, какую не купишь в стоковом магазине. Волосы были идеально уложены рукой профессионала, не оставившего ни следа от легкой небрежности, с которой ее челка обычно спадала на лоб. Глаза, ресницы, брови, губы, каждая деталь лица стали четче и ярче, неся на себе умело наложенный макияж.

Я не мог видеть этого с такого расстояния, но не сомневался, что на ее руке блестит роскошное кольцо с сапфиром, которое она не стала надевать на судебный процесс, где играла роль самоотверженной защитницы слабых и угнетенных.

— Вот, значит, что это за «пара мелких дел, которые нужно доделать», — пробубнил я себе под нос, сам не понимая, почему это вызывает во мне столько боли и злости.

Из машины изящно вышел высокий, статный мужчина. Он выглядел столь же нарядно, как и его спутница. Темно-русые волосы средней длинны, без намека на седину, были ровно и красиво зачесаны. На нем прекрасно сидели новенький черный смокинг, белоснежная накрахмаленная рубашка и стильный галстук-бабочка. Было заметно, что он чувствует себя в таком образе естественно и свободно.

Вспомнив неловкость, которую я испытывал, когда мне единственный раз в жизни довелось одеть смокинг, почти пятнадцать лет назад во время посещения пафосного ресторана «Аурум», приглашение в который досталось мне в честь выхода в финал олимпийского чемпионата по боксу, я осознал пропасть, которая пролегает между мной и этим человеком.

Лаура сдержанно, но вполне доброжелательно улыбнулась, когда её кавалер непринуждённой походкой выпорхнул навстречу, элегантно поцеловал руку и открыл пассажирскую дверь с учтивой, но шутливой услужливостью, которая позволяла отличить воспитанного джентльмена от простого лакея. Даже с сотни ярдов было видно, какая безграничная самоуверенность написана на красивом лице этого человека, убежденного, что мир принадлежит ему. При виде этой надменной мины зубы у меня невольно сжались от злости.

«Посмотрел бы я, сукин сын, как бы ты ухмылялся, высаживаясь из гребанной десантной капсулы под Новой Москвой!» — невольно подумал я. Но почти сразу же остыл, закатил на секунду глаза и приказав себе обуздать страсти. Я не раз внушал товарищам по клубу, что мы не имеем оснований винить в своих невзгодах каждого встречного, кто не прошел через то, через что прошли мы. И вот теперь я сам становлюсь на этот тупиковый путь.

Самым обидным оказалась то, что я не мог отыскать у себя в душе рациональной и справедливой причины его ненавидеть или презирать. Была лишь черная зависть, какую испокон веков испытывали обделенные судьбой неудачники ко всем, кто был богаче, успешнее и удачливее их. И от понимания этого я становился себе еще более противен.

«Езжай домой, идиот», — велел я себе.

Но вместо этого я поехал за ними. Я даже не пытался найти для себя хоть какое-то разумное объяснение своего поведения, кроме наивной обиды, беспочвенной ревности и бессильной злости. Седан ехал небыстро, так что мне не составляло труда держаться на небольшом расстоянии от него, лавируя между машин в вечерней тянучке. Я представлял себе, как в прохладном кондиционированном салоне Эдвард Грант, самоуверенно усмехаясь, небрежно крутит одной рукой кожаный руль, а другую держит на коленях своей спутницы. И от этих фантазий кровь начинала нестись в жилах быстрее.

§ 7

Седан покинул центральный деловой район и продолжал свой путь в плотном траффике путь минут пятнадцать. Несколько раз мне казалось, что я потерял его из виду, и я готов был вздохнуть с облегчением и отправиться домой. Но каждый раз мне удавалось высмотреть его вновь. Следом за ним я въехал в район, где не бывал ни разу с тех пор, как вернулся в Сидней после отлучки — Пойнт-Пайпер, прибрежный городок миллионеров.

Роскошные особняки соседствовали здесь с фешенебельными бутиками и ресторанами, а простые смертные забредали сюда лишь для того, чтобы полюбоваться на чужое богатство и процветание. Я ожидал, что меня тормознут на полицейском посту, выполняющем роль негласного КПП при въезде в этот благополучный оазис, где не было место бродягам, бомжам и прочему отрепью. Но мне удалось проскользнуть в общем потоке, не обратив на себя внимание копов — видимо, сошел за развозчика пиццы, который спешил доставить заказ в один из особняков.

Седан припарковался на охраняемой парковке, только для посетителей, рядом с оградой одного из наиболее помпезных особняков. Я прожил в Сиднее достаточно, чтобы знать — здесь располагается «Кот-де-Азур», один из самых дорогих ресторанов города, сравнимый с «Аурумом», куда я ни за что не стал бы заходить даже в самые лучшие свои времена. Этим вечером парковка была полна автомобилей, один роскошнее другого, включая лимузины. По-видимому, в ресторане была закрытая вечеринка или прием. Об этом свидетельствовала красная дорожка, пафосно раскинутая у входа и некоторое количество светских хроникеров с телевидения и из газет, слетевшихся, как коршуны, ко входу. Папарацци не пропускали внутрь вежливые, но крепкие и суровые охранники.

Я остановился неподалеку от шлагбаума, но не настолько близко, чтобы охранник, дежурящий у въезда на парковку, счел нужным поднять зад, выйти из своей будки и приказать мне убираться. Оставив скутер у обочины и сняв шлем, я смешался с толпой зевак, которые остановились, чтобы полюбоваться на роскошные наряды богачей и знаменитостей.

Высокий каменный забор не позволял заглянуть на территорию особняка. Но ворота были гостеприимно распахнуты, так что все собравшиеся могли видеть небольшой клочок территории: столики с белоснежными скатертями и хрустальной посудой; идеально постриженные зеленые газоны и кусты, представляющие собой шедевры садового искусства; фонтаны, статуи; вышколенные официанты в роскошных ливреях с серебряными подносами; множество серьезных мужчин в смокингах с бабочками и красивых женщин в роскошных вечерних платьях, ведущих беседы с бокалами в руках — сильные мира сего, их спутники и спутницы.

Эдвард Кристофер Грант-младший, покинув машину, улыбнулся прямо в объективы камер. Он явно привык к публичности. Лаура, которой он подал руку, тоже не выглядела смущенной или зажатой, хоть и делала вид, будто не замечает направленных на нее камер. Величавый метрдотель и несколько симпатичных хостесс, встречающие гостей, по достоинству поприветствовали красивую пару, пригласив ее проходить внутрь без каких-либо проверок.

Я мог видеть, как сразу у входа их встретил невысокий, благообразный седой мужчина в пафосном белом фраке с красной розой в нагрудном кармане, лицо которого казалось знакомым — по-видимому, хозяин приема. Его сопровождала стройная и невероятно красивая азиатка в длинном красном платье, которая даже без каблуков была заметно выше своего спутника. Мужчина во фраке, засмеявшись, по-свойски обнялся с Грантом, похлопав того по плечу, а его спутница — тепло поздоровалась с Лаурой и завела с ней какую-то беседу. Лаура отвечала ей улыбкой, которая могла быть искренней с такой же вероятностью, с какой и маской, которую люди нацепляют на себя во время подобных мероприятий. Рядом, словно из воздуха, тут же материализовался официант, держащий поднос с бокалами пузырящегося шампанского. Грант взял бокал, даже не посмотрев на официанта, Лаура — поблагодарив того едва заметным кивком.