— Вот ублюдки, — посочувствовал Миро. — Будешь судиться?

— Посмотрим.

У меня и так уже руки не доходили до всех судебных дел, которые я открыл. Начинать еще одно, честно говоря, не хотелось. Но я знал, что сделаю это непременно из одного лишь упрямства. Еще ни один работодатель за этот год не избавился от меня без головной боли. И вряд ли «Джарлинго» заслужили чем-то послабление.

— Как Шаи и Элли? — поинтересовался я.

Миро подавил тяжелый вздох.

— Давай не буду утомлять тебя подробностями. Как всегда, есть моменты. Но все будет хорошо.

Я кивнул, не став вдаваться в расспросы. Его дочь, Алисия, была не здорова, и Миро с Шаи тратили почти все свои деньги на ее лечение. Эта тема и так была слишком болезненной для семьи Молдовану, так что я не заострял на ней внимание, если Миро не начинал разговор первым.

— Как идут дела в баре? — перевел я разговор на другое.

— Не могу сказать, что прекрасно.

Окинув взглядом неказистый интерьер заведения, я вспомнил, как увидел его впервые, в мае 94-го.

§ 79

Миро был первым, кому я позвонил, вернувшись в Сидней. Помнится, телефонный разговор тогда получился очень натянутым, а на назначенную встречу подозрительный Миро явился с пистолетом и с твердой решительностью вправить мозги наглому самозванцу и мошеннику. Он был глубоко убежден, что Димитрис Войцеховский погиб в фавелах в мае 89-го, и убедить его в обратном стоило огромных трудов. Когда же он поверил, то на глазах мужика невольно выступили слезы. И я убедился, что в этом мире есть как минимум один человек, которому я действительно не безразличен.

— Братишка! Да это правда ты, что ли?! — вскричал он тогда как громом поражённый.

Я и моргнуть не успел, как оказался в его объятиях.

— Господи, какой же ты худой! Ребрами меня колешь! — ужаснулся он. — Ничего, ничего, это поправимо. Мы с Шаи тебя откормим.

Напрасно я отнекивался. И в тот, и во многие последующие вечера я ужинал у них в комнатушке в Новом Бомбее. Отказывался ночевать там лишь потому, что семья Молдовану теснилась втроем на площади в десять метров квадратных, деля кухню и санузел с еще тремя семьями.

— Ничего страшного. В тесноте, да не в обиде, — не унывал Миро. — Мы с Шаи никогда не были буржуями. Главное, что мы вместе. Все остальное — образуется.

Их жизнь сделала крутой поворот после рождения дочери. Они наотрез отказались от прерывания беременности, что стоило им социального жилья в «зеленой зоне», которое я для них с таким трудом выбил, а также работы, которую имел Миро. Вдобавок, маленькая Алисия родилась с очень слабыми легкими, так что нуждалась в дорогостоящих медицинских процедурах и особом уходе, чтобы иметь шансы дожить до сознательного возраста. Миро признался, что с началом войны охотно подписал бы контракт с ЧВК, чтобы поправить свое положение, но с инвалидностью это было невозможно. Как следствие, он мотался по различным подработкам, не брезгуя ничем, что могло принести хоть пенни, а Шаи пыталась заработать в Интернете, сидя дома, ведь их дочь нуждалась в круглосуточном присмотре.

Бар, который на тот момент назывался просто «Рюмочной», занял свое место в семье Молдовану в конце 91-го. Тогдашней его владелице, вздорной старухе по имени Элеонора Граймс, по странной прихоти приглянулась эта семейка — возможно потому, как полагал Миро, что спятившая Элеонора вбила себе в голову, будто имеет цыганскую кровь. Она предложила Миро место здешнего бармена и администратора, а Шаи — возможность готовить закуски. Речь шла о стабильной работе, которая приносила какой-никакой доход, так что они восприняли этот как настоящий подарок судьбы.

К середине 94-го, когда мы встретились, Миро с Шаи уже очень крепко приросли к этому злачному месту. Но судьба его была под угрозой. 89-летняя Элеонора впала в окончательный маразм и угодила в дом престарелых. Она была вдовой и не имела живых детей, но, как назло, где-то сыскался цепкий двоюродный племянник, который добился через суд права распоряжаться ее имуществом. Под предлогом необходимости оплачивать содержание тетки в доме престарелых он вознамерился продать бар, который по официальным документам числился убыточным. Потенциальный покупатель был намерен построить на его месте склады, и не нуждался в услугах Миро с Шаи. Так что их судьба висела на волоске.

Когда я обмолвился при Миро, что намереваюсь выкачать из «Грей Айленд» деньги, полагающиеся мне по контракту, в рамках программы по открытию бизнеса, он тут же ухватился за это как за последнюю соломинку. С горящими глазами он расписывал мне радужные перспективы того, какое классное дельце мы с ним могли бы состряпать, если бы я выкупил бар у племянника старухи Элеоноры.

— Тебе даже ничего не придется делать, братишка! Только один раз вложиться — и просто подбивать барыши. Поверь мне! Я знаю свое дело, знаю этот бизнес. У нас с Шаи тут все давно налажено. Не верь бумагам! Есть ведь еще и черная бухгалтерия! Старуха очень нехило на всем этом зарабатывает, не сомневайся! И это при том, что я неплохо мучусь на алкоголе и продуктах, а при тебе, ясное дело, этого не будет! Предлагаю абсолютно честную сделку, по-братски: с тебя — капитал, с меня — вся работа, весь геморрой с баром, абсолютно. Мне будет достаточно 25 % от прибыли, остальное — твое по праву!

По правде сказать, предложение Миро не вызвало во мне ни капли энтузиазма. И дело было не только в том, что я слабо верил в финансовый успех предприятия. Один лишь вид полутемной «Рюмочной», в которой пропащие люди пропивали последние гроши, а нередко еще и обдалбывались, вызывал во мне инстинктивное отторжение. Вдобавок, родители еще в детстве учили меня, что работу или бизнес лучше не смешивать с личными или родственными отношениями, чтобы ни потерять и первое, и второе.

Однако я не был в состоянии отказать в столь слезной просьбе едва ли ни единственному человеку в этом мире, который принял меня с распростертыми объятиями. Отбросив в сторону меркантильные соображения, я сделал то, что он просил. Больше того — я рассудил, что предложенная Миро формула по распределению прибыли была несправедлива в первую очередь для него же.

— Я буду собственником здания, а ты — собственником бизнеса. Будешь платить мне только за аренду, а вся прибыль от бара — твоя. Я в дела бара вмешиваться не буду. Одна только просьба — я хотел бы, чтобы все было законно. В смысле, никакой наркоты и тому подобного. Я вижу, что сейчас эта тема здесь процветает. Но мне не нужны проблемы с полицией. И я сам отношусь к этому очень негативно. Сам знаешь.

— Как скажешь, брат, — не подумав ни секунды, согласился Миро.

Позже я понял, что он, не раздумывая, согласился бы на все что угодно.

— И, может, сменишь название? У бара должно быть нормальное название.

— Я так и собирался сделать. Будет что-нибудь позитивненькое, вот увидишь.

— Чудно.

Так и начался наш с ним бизнес. Я выкупил здание, немало поторговавшись с жадным племянником Элеоноры, и отдал первый этаж, который занимал бар, в полное распоряжение Миро, установив умеренную арендную плату, и решил подумать над тем, как распорядиться пустующим вторым. Как раз в тот момент ко мне впервые пришла идея клуба, и я решил, что помещение как раз сгодится.

Первое время Миро был не на шутку воодушевлен своим новым статусом хозяина и открывшимися перспективами. Он сменил вывеску заведения на «Добрая Надежда», сделал в нем косметический ремонт и даже беспрекословно выполнил мое требование насчет перевода деятельности заведения в законную плоскость — начал платить налог с оборота и запретил на территории заведения азартные игры и продажу наркотиков, лицензию на которые получить было слишком сложно и дорого. Он понимал, что это может несколько повредить бизнесу, но полагал, что его прибыль как владельца бизнеса все равно будет большей, чем был заработок в качестве бармена.

Но вскоре оказалось, что затеянные по моей прихоти пертурбации нарушили хрупкий баланс, который гарантировал этому гадюшнику место в здешней экосистеме. Новый формат не понравился членам местной банды, которые часто собирались тут в былые времена, о чем они не замедлили в весьма прямой форме объявить Миро. Драг-дилер тоже сделал вид, что не заметил предупреждения, и продолжил толкать свой товар, как и прежде, заявив, что пусть только кто-нибудь попробует выпроводить его.