«Вот дерьмо», — подумал я, укрепляясь в своих догадках.

— Что, не выспался, Сандерс? — наклонившись ко мне, Тауни, жующий, как всегда, свою табачную жвачку, криво усмехнулся своими желтыми зубами. — Говорят, тебя кошмары мучают. Не писаешься хоть?

Я угрюмо посмотрел прямо в его черные глаза-бусинки, похожие на жуков. Как всегда, в таких случаях, он начал ухмыляться еще шире, но затем, как бы устав тратить на меня время, отвел глаза. Будучи в душе трусом, как и многие садисты, Тауни никогда не способен был выдержать зрительной дуэли с тем, над кем он не имел власти. Мы больше не были на Грей-Айленде. Теперь мы с ним были равны по званию и по должности. Все, что он мог делать — это исподтишка подначивать меня, рассчитывая на протекцию своего патрона Томсона.

Наконец голоса комбатов, докладывающих о готовности получать распоряжения, притихли. Сразу за ними раздался другой голос, прекрасно мне знакомый. Он был слышен громко и четко.

— «Железный Легион» на связи, — изрек генерал Чхон. — Все мои офицеры слышат вас.

Следом за ним прозвучал еще один знакомый голос.

— Эскадрон «Сатана» на связи. Это генерал Гаррисон.

Я ощутил, как мои кулаки невольно сжимаются. В памяти вспыхнул яркий образ Бена МакБрайда — человека, который был мне когда-то очень близок. Человека, который был подло убит, став жертвой чьей-то грязной игры. И я вряд ли когда-то забуду, чьей именно. Но гнев в моих жилах был скорее фантомным ощущением, чем реальным. Это чувство принадлежало к моей прошлой жизни. Слишком через многое я прошел с тех пор.

— Корпус «Крестоносцы» на связи. Это генерал Ли, — донесся третий голос.

Наступила небольшая пауза.

— Отлично, — удовлетворенно произнес еще кто-то.

Этот последний голос тоже был мне знаком. В памяти предстал громадный чернокожий мужчина со свирепым лицом, похожий на каннибала, который не раз бывал на Грей-Айленде. Сам генерал-полковник Окифора, командующий Силами специальных операций, один из главных «заказчиков» ЧВК.

— Итак, слушайте внимательно, — продолжил Окифора. — Прошедшей ночью на самом высоком уровне был принят ряд важных решений.

Мое сердце дрогнуло. Я уже понял, что мое вчерашнее пророчество, вопреки моим собственным надеждам, оправдывается.

— Решено сформировать дивизию из сильнейших спецподразделений ЧВК: «Железного Легиона», корпуса «Крестоносцы» и эскадрона «Сатана». Командиром дивизии назначен генерал Чхон. До получения других указаний весь личный состав и техника упомянутых подразделений переходит в распоряжение генерала. Личному составу подразделений предписывается беспрекословно выполнять все его распоряжения. Как поняли?!

— Понял вас, сэр, — отозвался Гаррисон.

— Принято, — подтвердил Ли.

Судя по тому, что оба генерала, каждый из которых был по-своему легендарной личностью в мире ЧВК и славился весьма крутым нравом, не заявили возражений, об этом одиозном решении их известили заблаговременно.

Я плохо представлял себе, как можно реально собрать в одно целое разношерстные отряды элитных наемников и карателей, стянутые в Гималаи со всего мира, где они на протяжении всей войны участвовали в разнообразных «черных» операциях.

Эти подразделения изначально были созданы разными ЧВК, каждая из которых имела своих владельцев и работала с правительством по отдельному контракту. Они имели разную организационную структуру, заметно отличались в плане тактики и боевых традиций, были экипированы разным вооружением и снаряжением. Они крайне редко работали вместе, не пылали друг к другу любовью и никогда, до сегодняшнего дня, не имели над собой общего командования. Пытаться объединить эти неоднородные структуры в одно гигантское подразделение казалось неоправданно сложной задачей. А главное — непонятно, зачем это вообще понадобилось.

Но на последний вопрос ответил Чхон.

— Сегодня чертовски знатный день, парни, — молвил он, принимая бразды правления. — Вы представляете себе, для какой-такой цели нужно собирать в железный кулак двенадцать тысяч самых искусных в мире убийц, даже один из которых способен посеять страх и смятение в рядах противника, вместе с самым крутым вооружением и самыми мощными боевыми машинами?! Вы правильно догадались! Уже очень скоро нам предстоит оказаться в авангарде наступления, аналогов которого современная война еще не знала. Верно. Вы все поняли. Мы будем первыми, кто войдет в Новую Москву!

Больше сотни офицеров, находящихся на связи, молчали, внимая словам генерала.

— Мы сделаем самое сложное. То, что не смогла бы сделать десантура. То, для чего кишка тонка даже у армейского спецназа. Мы сокрушим их оборону и пробьем дорогу внутрь. А следом за нами двинутся миротворцы. Больше миллиона солдат стянуты в Гималаи, чтобы вырвать и сожрать к чертям «черное сердце» Индостана. И против этой мощи проклятые ублюдки, которые уже сто шесть дней питаются собственным дерьмом в своих пещерах, не устоят.

Я незаметно скосил взгляд на Тауни и увидел на лице Бульдога беспокойство. Я-то знал, что этот ублюдок привык отсиживаться за спинами легионеров, не подвергаясь излишнему риску. Но в этот раз у него могло не оказаться такого шанса.

— Это будет адское сражение, — со свойственной ему прямотой продолжил Чхон. — И я не буду убеждать вас, что крови прольется мало. О, нет. Потекут целые реки крови! Но те, кто выживут, увидят конец этой войны. И смогут вернуться домой. Все слышали?!

— Да, сэр! — хором проорали сотни голосов в эфире.

Я промолчал. В отличие от слов о реках крови, слова генерала о возвращении домой звучали не слишком правдоподобно. Опираясь на свой огромный боевой опыт, я представлял себе, какие реалии стоят за пафосными словами о великом наступлении, и потому знал цену этим словам.

Очень немногие из нас имели шансы пережить тот день, когда нам отдадут приказ выступать. Весьма вероятно, что от нашей прòклятой «дивизии», сформированной, как я уже понял, лишь для того, чтобы тут же быть отправленной на убой, вообще ничего не останется.

Общественность, уже подготовленная пропагандой к скорому концу войны и ждущая возвращения своих защитников домой, ужаснулась бы таким невероятным потерям, невиданным с начала 92-го, когда освобождали Киншасу, и задалась бы вопросом об их целесообразности, если бы это были потери среди миротворцев. Но потери наемников из ЧВК, созданных по законам никем не признанных стран, никем не учитывались и навсегда останутся засекречены.

Пожалуй, кому-то даже лучше, чтобы мы все сдохли. Война, так или иначе, подходит к концу. А «частники», все эти годы выполнявшие самую грязную работу, слишком много знают. Много такого, чему не суждено войти в книги по истории, написанные победителями. И дело не только в нашей памяти. Но и в нас самих.

Каждый из нас был машиной для убийства, эдаким натасканным бойцовским псом, который не представлял себе другой жизни, кроме войны. Нас намеренно лишили всех человеческих качеств, чтобы сделать более эффективными в бою. Но в результате мы стали совершенно непригодны к жизни в обществе. Для обычных людей мы были непонятными, пугающими и, скорее всего, реально опасными. Никто не представлял себе, что делать с нами в мирной жизни, которая наступит, может быть, уже скоро, и как мы поведем себя, лишившись цели и руководства.

Поэтому командование нашло очень рациональный способ распорядиться нами. Я не мог видеть лица Чхона, но легко мог представить себе холодную улыбку, блуждающую по губам старого пса войны. Все складывалось так, как он и предполагал. Все всегда складывается так, как этот человек хочет.

— Вы все слышали?! — когда сеанс связи был наконец завершен, возбужденно переспросил у командиров рот Томсон. — Наконец-то вам предстоит настоящая работа.

— Давно пора! — храбрясь перед начальством, брякнул кулаком о стол Тауни.

Мы с Колдом угрюмо промолчали.

— План операции для нашего батальона только что поступил на нанокоммуникаторы. У вас есть пятнадцать минут на погружение. Прямо здесь, — приказал Томсон.