Вот это третью неделю и обсуждали между собой Ольга Сергеевна, Вика, Леночка, Александр и Егор (по телефону из Москвы). Все понимали, что кто-то из старших детей должен стать донором и пожертвовать почку.

Пока никто вслух не дал ни официального согласия, ни отказа. Да и понятно, что ни у кого не было особого желания ложиться под нож и лишаться хоть и парного, но далеко не лишнего органа. Как бы ни хотелось помочь отцу, но и решиться на такое совсем не просто. На такие жертвы люди охотнее идут ради детей, чем ради родителей.

Кстати, Егор, которому недавно исполнилось двадцать один и который третий год работал и учился в Москве, уже успел нахвататься московских ”деловых” повадок и обещал найти в Москве нужного донора из Азии за десять тысяч долларов. Сумму он, скорее всего, взял с потолка, но она была кругла и убедительна ещё и оттого, что значилась в валюте – чуждом для заМКАДовского слуха исчислении. Егору, как и всем взрослеющим детям, хотелось показать свою самостоятельность и способность решать жизненные проблемы. Кроме того, твердое обещание раздобыть мифического донора-азиата автоматом снимало с него необходимость “жертвоприношения”.

Как почти все живущие в Москве иногородние, большую часть заработанных денег Егору приходилось отдавать за весьма убогое съёмное жильё, ещё значительную часть съедала учёба в универе. Оставшаяся часть денег была не больше (даже, скорее, меньше) того, что он мог бы зарабатывать в родной Вологде, живя дома. Но Москва манила фантастическими перспективами в стиле ”американской мечты”, затягивала в себя своим невиданными на периферии темпом, возможностями и соблазнами. Кроме того, жизнь вдали от дома давала так желаемую молодёжью самостоятельность и свободу, недоступную вблизи родителей.

Егор мечтал обосноваться в Москве – то есть приобрести там жильё. Он даже мысли не допускал о том, что ему почему-либо придется возвращаться в Вологду. И, конечно, отдача почки смешала бы его планы и существенно сдвинула бы их во времени.

Ольга Сергеевна по понятным причинам открыто не призывала детей к такой жертве да в глубине души и не желала этого. Она, безусловно, очень хотела, чтобы муж поправился, но ещё сильней ей было жалко любого из своих девятерых детей. Солируя в этих разговорах, она внутри себя почему-то была уверенна, что пересадка не состоится.

Больше всего Ольга боялась за Леночку, прекрасно зная её безотказный характер и постоянную готовность помогать окружающим. Ольга Сергеевна вполне обоснованно предполагала, что Леночка предложит отцу свою почку. Поэтому, она очень надеялась, что Николай тоже не захочет принять от любого своего ребенка такую жертву. Она очень надеялась, что всё это как-нибудь само собой обойдется и рассосётся. Она даже поверила, что Егор найдёт в Москве донора за десять тысяч и, не без труда пересчитав с помощью интернета и калькулятора эту сумму в рубли, прикинула, что с помощью старших детей и кредитов деньги такие можно собрать.

И так, и сяк перетасовывая в голове подобные мысли, Олюня продолжала говорить с мужем о всяческих бытовых мелочах, составляющих обыкновенную жизнь. Николай периодически выдавал жене односложные ответы, давая понять, что внимательно её слушает. А основные его мысли крутились вокруг его болячек и связанных с этим сложностей.

– У Сашки опять продавец в кассу залез, – говорила Ольга. – Ему за товар надо платить, а денег нет. Что ж у него все продавцы – одни жулики попадаются.

– Наркоман, что ли опять? – откликнулся Николай. – Да-а, бизнес – такое дело… житья от этих наркоманов не стало.

– Наркоман – не наркоман, а только как теперь с него получишь?

Сашка – третий ребенок после Вики и Леночки – самый старший из сыновей. Ему двадцать семь лет. После армии попытал счастья в Питере, но быстро вернулся домой и вскорости женился. Жена его – Настя – пухленькая, невысокая брюнетка, улыбчивая и миловидная, по-быстрому родила Сашке сначала сына и сразу вдогонку дочку и теперь постоянно была озабочена аппетитом и здоровьем детей.

Последние два года Александр занимался собственным бизнесом. Бизнес в России, как известно, может быть только в виде купли-продажи в той или иной форме. Александр с переменным успехом торговал автозапчастями. Он арендовал павильон в первой линии на окраине города и единолично пользовался семейным микроавтобусом Фольксваген.

Этот Фольксваген, в далеко не девственном состоянии выделила Шимичивым администрация города, как многодетной семье. Николаю с сыновьями пришлось немало потрудиться, чтобы привести его в нормальное рабочее состояние. А когда Сашка занялся запчастями, он взял у отца машину на первое время и, как это часто случается, машина потихонечку прижилась у него. Фольксваген, конечно, как любой старый автомобиль требовал постоянного ухода и инвестиций, но продолжал исправно служить.

Бизнес у Александра шёл ни шатко ни валко, регулярно потрясаемый различными форсмажорами. И вот теперь очередная неприятность с продавцом.

Отобедав, Николай Викторович переместился в гостиную, где перед телевизором сидели молодожёны – Леночка с Костей.

– Как себя чувствуешь, пап? – Леночка весело улыбалась, глаза её светились восторгом. Было видно, что ей очень нравится быть официальной женой.

– Нормально чувствую. Как жизнь семейная? Не ругаетесь?

Они перекинулись несколькими дежурными фразами, посетовали, что долго не наступает зима.

– Расскажи, как новой работе, – отец вспомнил, что Леночка недавно перешла из продавцов в бармены на “фуд корт” всё в том же “Августе”.

– Ой, пап! Тут такой смех был, – заулыбалась Леночка, заскучавший Костя тоже оживился, было видно, что случай этот ему знаком.

– Значит, стою я в субботу утром, в начале одиннадцатого, народу мало – двое в уголке кофе пьют, да в другом углу парочка. Заходит мужик с полной телегой из “Магнита”, на вид лет под пятьдесят, одет хорошо. Подходит с телегой к стойке, а сам всё назад, на вход оглядывается, говорит мне: “Коньяка пятьсот грамм налейте”, ”Какого вам?” спрашиваю, ”Всё равно, вон того дайте и побыстрее” пальцем показывает на армянский за две пятьсот бутылка. Снимаю с полки коньяк, ставлю перед ним на стойку, рядом стопку, начинаю открывать, он говорит ”Вы мне в кружку налейте, в пивную и сразу рассчитайте”. Я удивилась, конечно, сдачу ему с пятёрки дала и наливаю в кружку, а он всё на дверь посматривает. (Я потом поняла, он для того кружку просил, чтоб, если жена его засечёт, он мог сказать, что это пиво.) Берёт он кружку с коньяком и мелкими-мелкими глоточками начинает пить, а коньяк в него то идёт, а то не идёт и обратно проситься – щёки ему надувает, но мужик его в себе держит и обратно глотает, а одним глазом всё на дверь косит. В общем, кое-как, минуты за две он эту кружку одолел, лимончик в руках повертел и положил обратно, сказал: ”Спасибо” и потолкал телегу свою к выходу.

Леночка перевела дух, переглянулась с мужем в глазах которого уже стоял смех – не первый раз эту историю слышит – и продолжала:

– А прям в этот момент мадам солидная входит – расфуфыренная в пух и прах, по кольцу на каждом пальце и взгляд свирепый. Он ей: “Верочка, я тебя ищу”, ”Это я тебя ищу! А ты поближе к бухачу?!” Садятся за столик, кофе заказывают и мадам говорит: ”Закажи себе пятьдесят грамм, чего уж мучиться”. Я приношу кофе и пятьдесят коньяка, он выпивает рюмку, спокойненько так, с расстановкой и моментально делается в стельку пьян. Настолько, что на бок заваливается и руками за стол хватается – ему те первые пятьсот, наверное дошли. Мадам, увидев всё это, нечеловеческим голосом начинает орать: ”Скотина! Подонок! Ты до того допился, что уже с одной рюмки с ног валишься!” И хвать его со всего маху по шее. Он медленно упал на пол, глаза закатил, а лицо довольное-предовольное и причитает: ”Вера, что ты Верочка? Верунчик”. Ржали все, а я больше всех.

Костя хохотал и сквозь смех выкрикивал подробности: “А как она его поднимала, расскажи… и рукав оторвала…”, подсказывал он жене. Костя и в процессе рассказа неоднократно вставлял уточняющие реплики, как будто сам был очевидцем события.