Алекс дописал черновик. Просмотрел его еще раз. Поставил в конце оценку 4 и подписался. Сам себе автор, сам себе редактор, сам себе рецензент… Сам себе заказчик, исполнитель и потребитель. Вот такая замкнутая система. И от этого по телу Алекса разлилось тепло блаженства. Некому критиковать и вносить свои гребанные поправки.

Рядом со словом “План” наш герой приписал слово “черновик”.

В итоге черновик плана был готов. Теперь следовало исправить ошибки и переписать без помарок и исправлений набело.

– Это будет последний мой черновик и беловик. И последний мой план, – неизвестно кому отрапортовал Алекс, закладывая руки за голову и потягиваясь на стуле.

Рапортовать тоже вошло в привычку за многие годы. Всем заказчикам и руководителям требовалось, чтобы Алекс отчитывался и рапортовал о ходе работы, что он и исполнял со всей ответственностью. Хотя, надо отметить, в итоге выходило, что результат всегда немного отличался от отчетов. Что очень раздражало заказчиков, и как приговор часто звучало: “Это не то, что мы ожидали” или “Вы не оправдали наших ожиданий”. За всю свою жизнедеятельность Алекс так и не научился представлять рапорты, соответствующие действительности, опасаясь, что заказчики начнут вмешиваться уже на стадии работ, а это очень раздражало нашего героя. Ну, вот он и доигрался до того, что пишет вот этот самый план.

– Черновик плана… Очень символично, – Алекс старательно проверял каждое слово, – вся моя жизнь сейчас выглядит, как черновик…

А что же на этот счет думал сам Черновик? У него было что сказать:

– Черновик плана? Черновик жизни? – передразнила Алекса школьная тетрадь. – А когда же ты собирался переписывать набело? Сейчас? Когда времени уже не осталось?

Но наш герой, конечно, не слышал этого выпада. Но задумался, разглядывая поправленный текст. Оглядываясь на прожитые годы, все выглядело не столь безупречно, как казалось в каждый конкретный момент жизни. Злость от бессилия что-либо исправить закипала в Алексе. Он решил наплевать на все и швырнул ручку об стену. Пластмассовая конструкция разлетелась вдребезги.

– Слабак! Тюфяк! Тряпка! – выкрикнул в тишину комнаты наш герой. – Это все, на что ты способен?

Рыжик, спящий на сквозняке в прохладном коридоре, подскочил и сиганул под кровать. Это рассмешило Алекса, и он взял себя в руки.

– А дальше что? Ты даже на этот шаг не решишься? Да, вся моя жизнь выглядит, как отвратительный черновик плохо сочиненной пьесы. Да, я бездарный автор! Но сейчас я могу, наконец, дать себе волю и переписать последний акт. Именно! Причем только в общих чертах. Только основные пункты. А внутри каждого разгуляться и допустить импровизацию. И будь, что будет.

Это звучало, как кощунство. Как вызов всему прошлому.

– И пошлому… – добавил вслух Алекс.

Еще раз проверив черновик, наш герой остался доволен.

Сказав самому себе – А “щ” все-таки недоделанное какое- то. Последний крючок недоразвитый получается… – Алекс взял новую тетрадь.

“Нам посчастливилось стать беловиком-чистовиком!” – ликовали двенадцать разлинованных в косую страниц в голубой обложке.

Алекс печатными буквами вывел на титульной странице “План”, перевернул ее и прогладил изгиб ладошкой, как примерный ученик.

После часа кропотливого титанического труда все двенадцать пунктов были переписаны набело. Все, как учили в школе. И как Алекс старался поступать всю свою жизнь. Чтобы не допустить ошибки…

Алекс закрыл черновик, и его левая рука давно заученным движением убрала тетрадь в нижний ящик стола. Одновременно правая рука медленно положила ручку на стол, и взгляд Алекса, потеряв фокус, ушел сквозь тетрадь. Сквозь стол. Сквозь время. В бесконечность самосозерцания своего прошлого. Алексу стало грустно…

“А ошибки все равно случались. Иначе как объяснить, что я, вечный примерный ученик и исполнитель, сейчас нахожусь в таком состоянии духа и в таком материальном положении? – думал Алекс, все больше погружаясь в темные глубины памяти. – Ошибался! И еще как! Попутно ломая судьбы других людей. И это были не ушибы, а действительно переломы. Как случается, когда держишь что-либо из последних сил. Напряжение растет, а потом оно вырывается из твоих рук и сносит все на своем пути. И само разбивается вдрызг”.

Глаза Алекса медленно закрылись. Он растворился в приятной дреме ничегонеделания, в которой ничего не происходит. Наступила бессмысленная нирвана…

Неожиданно, находясь в этом бледно-розовом желе, мозг Алекса, помимо его воли, выдал робкий импульс: “А может, стоило все же хоть иногда, хоть изредка совершать небольшие ошибки? Крохотные такие ошибочки… ошибулички. Чтобы спускать пар, ослаблять натянутую нить, уменьшать давление. Чтобы не срывало крышку с котла…”

Алекс аж встрепенулся, сбросив оцепенение.

– Так именно этим я и собираюсь заняться под занавес! – выкрикнул Алекс в пространство. – Что же я сижу? Труба зовет! Пора действовать! Пора в путь!

Алекс аккуратно зачеркнул первый из четырнадцати пунктов – “Составить план”. Потом бережно закрыл тетрадь и спрятал за подкладку чемодана.

Так он приступил ко второму пункту: “Подготовка”.

Rex tremendae majestatis.

Царь потрясающего величия, дающий спасение из милости, спаси меня, источник милосердия.

Что конкретно он будет делать, воплощая пункт “Подготовка” в жизнь, Алекс не знал. Импровизация, значит импровизация. И в качестве первого опыта, Алекс решился забросить носки в стирку. Носки, которые он потом возьмет с собой. Носки, лежащие в коробке для чистых носков. То есть они были чистые. Но Алекс решил таким образом сломать шаблоны и нарушить стандарты. Изменить размеренное и предопределенное течение бытия.

“Почему бы не простирнуть перед поездкой!” – думал Алекс, глядя на вращающийся барабан стиральной машинки, в котором бултыхались разноцветные медузы носков в мыльном бульоне.

На телефон пришло сообщение. Алекс присел рядом со стиралкой и открыл послание. Это был очередной отказ на резюме. В душе нашего героя происходило примерно то же, что и с носками. Алекс проглотил тягучий ком и сильно сжал виски левой рукой.

Как будто это поможет, – тут же подумалось в доведенном до крайней точки апатии мозгу. – Сжимай, не сжимай, ничего это не изменит… все эти жесты больше походят на представление… только для кого? Никого же нет вокруг… кроме унитаза. Так к чему эти театральные позы? Глупость какая-то…

Телефон брякнул опять.

Алекс безразлично открыл сообщение. Оно было от старого знакомого: “Дружище, я тут подрядился в одну компанию… И вот что я тебе скажу: ну и говнюки они тут! А ты, Алекс, создаешь прекрасную атмосферу вокруг себя. С тобой хорошо работается! Обнимаю! Надеюсь, еще поработать с тобой!”

Вот такое сообщение пришло вслед за отказом на резюме. Алекс грустно улыбнулся своему отражению в стеклянной крышке стиральной машинки, за которой центрифуга выгоняла из расплющенных цветных медуз лишнюю влагу.

“Пусть заказчики услышат твои слова”, – отправил в ответ Алекс и добавил грустный смайлик. Последние два года он часто набирал это выражение на телефоне, и клавиатура сама выстраивала слова в запомненной очередности. А если начать набирать – “Твои слова… “, то будет предложено – “да… Богу… в … уши…!” Но это словосочетание Алекс не использовал уже давно.

Стиралка пропела веселую песенку, означающую победу над ни в чем не повинными носками.

Алекс сгреб влажных медуз в охапку и отправился развешивать их на сушилке. Тут же телефон опять оповестил о новом сообщении. Алекс чертыхнулся, дошел до сушилки, осмотрелся, куда бы сложить дважды выстиранные чистые носки, и не нашел ничего лучше, чем соединить ступни вместе и аккуратно бесформенной горкой уложить на них разноцветное тряпье. Мокрыми руками наш герой, борясь с прилипающей тканью трикотажных шорт, извлек из кармана телефон.

Будто не мог подождать? Сначала развесить нас, а потом уже… Валяемся тут, как непотребство какое! Можно подумать, что-нибудь срочное! – ворчали носки между собой, пока Алекс влажным пальцем пытался открыть сообщение.