Ладно, в студии переночую.

– Девушка! – кричу от барной стойки. Когда я успел переместиться? – Счет!

А теперь надо свалить отсю… Ух ты ж! Мне бы на ногах устоять, не то что до дома доехать! Ладно, вру, на ногах я нормально стою. Вроде бы. А чего это снег такой скользкий?

– Эй, аккуратнее! Не видишь, куда прешь?

Конечно, не вижу. Как можно заметить в темноте нечто черное, сливающееся с грязью на асфальте? Ах, это твоя куртка?

– Не заметил.

– Ты мне шмотки испачкал, придурок! В чем я теперь ходить буду?

Если честно, я не особо понял, какого пола это черное пятно. Вроде бы женским голосом говорит, но он такой хриплый и прокуренный! Больше подходит генералу в отставке.

– Постираешь, – бросаю через плечо и желаю как можно скорее оказаться в машине, а не среди снегопада, но тут…

– Не свалишь!

Оно цепляется за мою штанину и не отпускает. Охренительно! Еще и меня в грязь обмакни!

– Отвали!

– Ты глухой? Мне ходить теперь не в чем! Возмещай, придурок старый!

Отлично! Я до кучи еще и старый! Докатился!

– Так, – тянусь за кошельком во внутреннем кармане. – Держи на новую одежду и больше не приставай! – кидаю несколько купюр (не знаю, каких именно, рублевых или долларовых) и иду на парковку. Точнее, пытаюсь идти, пока меня выпустили на свободу.

– Придурок! Даже прощения не попросил!

И это благодарность за то, что я от сердца оторвал кровно заработанные бабки? Куда мир катится?! Ладно, черт с ними. Надо до машины доковылять. Не шатаясь. Не привлекая внимания… никого. Но в какой-то момент мне показалось, что я иду строго вдоль черной полосы.

Жизненной…

Почти спокойно добрался до студии, благо она недалеко, в отличие от дома, открыл дверь и тут же завалился на диван. В последние дни часто оставался здесь ночевать. Много работы навалилось, пришлось оборудовать маленькую кухню и создать комфортные условия для ночлега. Янка не была против, наоборот, вместе со мной подбирала удобный раскладной диван.

Вот и довыбиралась.

– Стой! Больно, – она чуть отталкивает меня руками, как только я резко вхожу в ее влажное лоно.

– А так? – двигаюсь медленнее. Вперед-назад. Наблюдая за тем, как закатываются глаза цвета только распустившихся листьев, и чувствуя впившиеся в мои предплечья пальцы.

– Ах… еще…

Мы возбуждены. Нас несет на волнах удовольствия. И дело не только в телах, не только в физике и самом понятии наслаждения, а в понимании того, кто именно перед тобой. Что это не первая попавшаяся шлюститутка, а любимая женщина, которой ты посвящаешь свою жизнь, с которой строишь будущее, и у которой мечтаешь увидеть обручальное кольцо на безымянном пальце.

Которая будет с тобой до самой смерти…

Ее влажное тело извивается под моим, ее пухлые губы с размазанной вокруг помадой сексуально приоткрыты, а когда я делаю резкий толчок, дарующий нам обоим мгновение единения тел, произносит тихо-тихо:

– Люблю тебя.

– И я тебя люблю, – накрываю губы любимой своими. Успокаиваю нежным поцелуем, доказывающим правдивость только что сказанных слов…

Твою ж мать! Ай! Чего голова такая чугунная? Какого черта я делаю в студии? И почему свет слепит глаза? Кто не закрыл шторы? Яна… Она всегда занавешивала окна, пока я спал, чтобы не разбудить.

Когда человек просыпается, обычно не ощущает ничего. Настроение еще не определено, никакие мысли в голове не витают. Это ни хорошо, ни плохо. И только через пару секунд чувствуешь перемены, начинаешь перебирать в памяти, что вчера произошло и при каких обстоятельствах.

Лучше бы я этого не делал. Лучше бы не вспоминал прошлое, лучше бы не представлял будущее. Не мечтал о том, что Яна вдруг передумает и через пять минут окажется на пороге студии. Она слишком горда, а я слишком обессилен.

Чувствую себя, как мальчишка, которого бросила первая любовь. Как доходяга-подросток с кучей комплексов. Но что я могу поделать? Казалось, мне больше ничего не надо в этой жизни. Нагулялся, наигрался с красивыми куколками. А теперь своя куколка бросила.

И вот мне тридцать один, я вроде как талантливый художник, но брошен лучшей женщиной в мире, на которой мечтал жениться. Ладно, черт с ним. Прорвемся. Где-то я слышал, что после тридцати жизнь только начинается.

Без Яны…

Может, за это время мы остыли? Может, удастся поговорить нормально? По-человечески. Расставим все по своим местам, обсудим проблемы. Да, черт, я готов эти долбаные анализы сдать! Готов, слышишь? Я не позволю забыть семилетнюю связь!

Абонент недоступен. В черный список занесла или просто телефон выключила? Второе, наверное. Отправлю смс, вдруг увидит, ответит. Ладно, надо работать. Вечером проверю телефон. А сейчас надо работать.

Но телефон молчал на протяжении всего дня.

Я успел набросок сделать, думая о Яне, развести краски, думая о Яне, и даже первый слой нанести. Думая о Яне…

Ее набросок.

Овал лица, глаза, губы, волосы, грудь наметил, чуть выглядывающую из выреза платья. Черного. Того, которое я в последний раз видел на ней. Еще тогда возникали мысли, как мы приедем домой, и я стащу его с идеального тела, а потом буду трахать ее до тех пор, пока не попросит остановиться.

Ближе к вечеру понимаю, что она не позвонит сама, а я сижу в студии и не могу даже выйти.

Что мне мешает, собственно?

Оставляю краску сохнуть и еду в квартиру. Вряд ли за день она собрала все вещи. Их много. Даже слишком. Сама не утащит. Звоню. Гудок. Два. Тишина. Хорошо, что на этот раз абонент доступен.

Вспоминая наши отношения, можно выделить одно важное качество Яны, благодаря которому мы не расстались еще на стадии зарождения чувств. Понимание. Она поддерживала меня, когда я начинал продавать первые работы, скорбела вместе со мной на похоронах родителей и стояла рядом на первой сольной выставке.

Только сейчас это качество дало сбой. Точнее, вчера, когда она ушла от меня. Раз и навсегда. Почему я так решил? Потому что в квартире оказалось пусто. Гардеробная почти пуста: освобождена от женского шмотья. В кабинете больше не валяются бесконечные зарядки от телефонов. И правильно. Чем меньше воспоминаний, тем лучше. Это первое, что приходит в голову.

Вот только наша квартира превратилась в одно сплошное воспоминание о счастливых днях с Яной.

О, записка. На комоде в гардеробной, словно Яна знала, что я первым делом зайду именно сюда.

«Прости, но я больше не могу. Не ищи меня, так будет легче».

Вот теперь точно конец. Без шансов. Без возможности вернуть все назад. Или…

Звоню по другому номеру, и в этот раз мне отвечают почти моментально.

– Эдгар! – рявкаю в трубку, когда гудки замолкают.

– О, привет, брат. Как подготовка к…

– К тебе Яна, случайно, не заявлялась? – спрашиваю с надеждой. Своей квартиры у нее нет, за один день вряд ли вопрос с жильем решит, а в гостиницу с таким большим багажом ее не пустят.

На той стороне молчание. Долгое. Напряженное. И ужасно раздражающее.

– Эдгар!

– Слушай… Она с Глебом сейчас.

Опять этот чертов Глеб! Они какое-то время общались, пока тот не начал клинья подбивать к моей девушке. Тогда я ясно дал понять, что ему лучше держаться от Яны подальше. Не осознал, видимо.

В голову лезут идиотские мысли, что Яна лишь нашла причину для разрыва, а сама давно встречалась с этим Глебом. Нет, это уже что-то из разряда мыльной оперы. В жизни такого дерьма не бывает. Яна не сука, чтобы расставаться со мной, а на следующий день уже быть с другим.

Сука…

Что-то разбивается о стену. Вдребезги. Наша фотография из Египта. Ее ладони будто бы держат пирамиды, а я держу ее в своих объятьях.

Сука!

Я же любил тебя! Анализы эти гребаные хотел сдать! Всего себя отдавал, жениться хотел!

Завести семью…

Теперь внутренности сжимаются в тугой комок. Сердце болит. Все вокруг напоминает о ней. Каждый уголок пентхауса. Каждая соринка. Сука!