Но лицо Ильиничны не выразило ни раскаяния, ни сожаления. Лишь одну досаду, из серии – надо же, не получилось… не вышло спектакля. Сорвали его на самом интересном месте!

Васса быстро застегнула молнию обратно. Вдруг почувствовала, что руки у нее дрожат. От какого-то странного, непривычного, совсем не свойственного ей чувства. От злости?..

– Да что ж вы молчали, что инвалид? – отступая, недовольно произнесла Ильинична. – Сразу бы объяснили ситуацию… Нарочно, что ли, нас дразнили? Развлечение такое – окружающих в неловкое положение ставить?

– Я вам сразу об этом сказала, – быстро ответила Васса. – Но вас это не остановило. Потому что вы любите заниматься этим самым… провокациями! Спорим, вам нравится всех обижать, задевать, выводить на эмоции?

Никогда до этого момента Васса ни с кем не пререкалась вот так, вслух. Мысленно – да, сколько раз проговаривала про себя обличительные вещи, но тут ее словно прорвало. Она открылась.

На них уже все оглядывались в трамвае, перешептывались – что случилось? Из-за чего конфликт-то там вышел, на задней площадке? Даже внимание публики Вассу не остановило.

– Вы злая женщина, – произнесла она негромко, но отчетливо, глядя в круглые от изумления глаза Ильиничны. – Я вас прямо насквозь вижу.

Ильинична не стала отвечать, она невозмутимо пятилась прочь, а вот Машенька с Дашенькой продолжали лепетать что-то, пытаясь оправдаться.

…Когда-то давно, в детстве, Васса думала, что взрослые – они другие. Они умнее, лучше, выдержанней, разумнее детей. Нет, есть какие-то непутевые взрослые, или гормоны и болезни тоже, говорят, на поведение влияют, но такие люди – странное исключение, а в основном взрослый возраст должен накладывать отпечаток на сознание и поведение человека.

Сегодня же Васса осознала вдруг, что внутренняя сущность человека остается неизменной на протяжении всей его жизни. Характер не меняется. Что с того, что эта Ильинична уже давным-давно почтенная дама на вид. Там, внутри ее, все та же вредная девочка, любящая задевать всех, кто кажется ей слабым, и для того она собирает вокруг себя группу поддержки, состоящую из таких вот «Машенек» и «Дашенек», которые, в общем, являются обычными людьми, даже не злые они совсем, если разобраться… И совесть у них есть, да и не глупые они. Просто, как и в детстве, эти «девочки» любят сбиваться в стаи, под крыло какого-нибудь лидера.

А раз люди не меняются с возрастом, то это значит, что и ей, Вассе, всю жизнь, до самой смерти, быть пугливой мямлей, ни на что не способной, сидящей на шее своей единственной тетки.

Или же можно измениться, если все это вовремя понять, увидеть свою слабость? И нечеловеческим усилием все-таки переделать свой характер? Тем более что ее там, той жизни, осталось Вассе…

Другой момент. Смысл всерьез воевать с какими-то тетками в трамвае, думать еще о них… Пожалуй, если уж и становиться наконец взрослым человеком, то надо выбирать, с чем или кем воевать, а на что и внимания обращать не надо… Если в будущем какая-нибудь «Ильинична» вздумает затеять с Вассой войну, то просто не следует вступать в эту войну, надо как-то хитро себя повести, что ли?..

Обо всем этом стоило серьезно подумать.

Но не сейчас. Потому что сейчас – нужная остановка.

Васса встала, протиснулась сквозь толпу и постаралась с достоинством выйти из трамвая. Бульк! Ноги сразу оказались по щиколотку в воде. И даже через верх сапога перелились брызги, стекли вниз. Васса ощутила холодную воду внутри сапога и поморщилась.

…Кардиодиспансер – одно из самых современных зданий в Кострове. То есть это был большой сарай без окон, из темного, глянцевого, самоочищающегося материала, напоминающего непрозрачное толстое стекло.

В кардиоцентре, единственном, наверное, во всем Кострове строении, вход располагался не на уровне земли, а выше. Ко входу вели ступени с одной стороны, с другой располагался пандус.

Васса поднялась по пандусу, привычно вздернула лицо вверх, подставляя его очередному тепловизору. Затем провела ладонью правой руки, той, в которую был имплантирован чип, перед панелью на передней двери, без единой скобы или ручки.

Щелк – дверь медленно сдвинулась вбок, сама.

Васса зашла внутрь, в тесный «предбанник» со стенами золотистого цвета.

– Васса, закройте, пожалуйста, глаза для санобработки, – раздался механический голос. Васса послушно закрыла глаза, и откуда-то сверху и со всех сторон ее обдало потоком тепловатого воздуха. – Можете открыть глаза. Пожалуйста, проходите.

Васса оказалась в следующем помещении – гардеробной, там повесила плащ на вешалку, зонтик поставила в углу, на специальную подставку. Стянула с себя резиновые сапоги, переобулась в одноразовые тапочки. Гелевого санитайзера здесь не было, у дверей, ведущих в глубь здания, стоял дорогой ультразвуковой. Туда просто надо было сунуть руки буквально на пару секунд. Руки полагалось обрабатывать отдельно и особо тщательно.

Затем очередная санобработка со всех сторон, опять пришлось закрыть глаза.

Лишь после этого Васса попала в «чистую» зону.

…Длинный серо-голубой коридор. Запах лесной свежести. Так пахла отдушка, но дорогая отдушка, приятная. Васса знала, что здесь, в диспансере, одном из немногих учреждений в городе, имелась система внутренней фильтрации воздуха. Точно такие же системы применялись и в самолетах, например. Воздух очищался от вредных примесей, а ультрафиолетовые лампы внутри фильтров убивали вирусы… В самолетах Васса никогда не летала, да и мало кто, по нынешним временам, мог позволить себе это удовольствие (разве что очень богатые люди да чиновники или главы правительств), поэтому каждый раз, оказавшись в диспансере, она воображала себя пассажиркой самолета.

Именно такие фильтры когда-то обещали поставить в транспорте и в обычных домах, но пока в мэрии не хватало на это средств.

Поворот коридора, еще поворот… Навстречу Вассе шел высокий молодой мужчина в белом медицинском халате, с белыми волосами и светло-серыми глазами. Это был один из знакомых докторов, Алексей Владимирович, или просто Алекс. Так Васса привыкла его звать с детства. Алекс – психотерапевт, иногда он беседовал с Вассой у себя в кабинете, но на какие-то странные темы. Из серии – что снилось, о чем думаешь и всякое такое прочее. Васса относилась к этим беседам как к какой-то формальности. Никаких чувств доктор Алекс у нее не вызывал. Очень холодный, очень спокойный человек с абсолютно механической улыбкой на лице…

– Здравствуйте, Алекс.

– Здравствуй, Васса. К Демьяну Демьяновичу?

– Да.

– Все в порядке?

– Н-не знаю… Я на плановый осмотр…

В конце коридора – дверь с табличкой, оповещающей о том, что здесь ведет прием профессор медицины Демьян Демьянович.

Васса провела ладонью правой руки перед панелью на двери. Она мягко и тихо поползла в сторону.

– Васса… – Из-за стола поднялся профессор Демьян Демьянович. Невысокий, темноволосый, худощавый, с узким длинным лицом и вечной щетиной на подбородке. Кажется, этот человек совершенно не менялся внешне. Или все-таки изменился за последние годы? Ну да, щетина стала уже наполовину седой. – Рад тебя видеть. Как добралась?

– Нормально.

– Да где ж нормально, наш Костров на Венецию теперь стал похож! Почему одна, без тети?

– Не могу я ее в такую погоду из дома вытаскивать, – пожала плечами Васса. – Она хотела, но я ее отговорила.

– Давай послушаю тебя…

Демьян Демьянович вставил в уши дужки фонендоскопа, принялся прослушивать Вассу спереди и со спины. Слушал и чего-то хмурился.

– Идем… На томографе еще тебя посмотрим.

…Чего только не делал в этот день Демьян Демьянович с Вассой – и в томограф ее клал, и перед какими-то приборами ее ставил, просвечивал, проводами с датчиками обматывал.

Потом они опять оказались в кабинете у доктора. Вассу он попросил посидеть в кресле, а сам уставился в экран монитора, на котором отображались результаты всех обследований. «Точно помру скоро, – мрачно подумала Васса. – Вон он как хмурится и подбородок все время трет!»