Через некоторое время она вышла на небольшую лесную дорогу. Она представляла собой лишь петлявший след от двух шин и обочину, где автомобили могли разъехаться. Ханна вытерла со лба пот и бросила взгляд на лес, откуда пришла. Если мужчину не убили там, где они нашли его, если тело привезли сюда для захоронения, то здесь, где она стоит, плюс-минус несколько метров, должно оказаться примерное место парковки. Точно не зная, чего ищет, она медленно пошла вперед по дороге.

Следы крови? Упавший предмет? Может, отпечаток шин?

На последнее мало надежды. После недель без осадков дорога высохла и затвердела. Она прошла еще пару шагов вдоль канавы и внезапно остановилась, нагнувшись.

Обломки. Разноцветные.

Прозрачные белые, красные и желтые.

Она удержалась от порыва поднять их, но была достаточно уверена в том, что это обломки от автомобиля. От фар, габаритных огней и указателя поворота. Что говорило о повреждениях как спереди, так и сзади.

Значит, два автомобиля.

Ханна спустилась в канаву. Колени напомнили о себе, когда она присела на корточки у торчавшего со стороны леса камня. Темно-синий след на одной из граней. Эмаль с автомобиля. Невозможно определить, как давно она тут, но непосредственная близость к разбитому стеклу позволяла предполагать, что краска появилась тут в это же время.

Ханна встала и осмотрелась, как будто пустая дорога могла поведать о произошедшем что-то еще. Порыв ветра из леса принес отрывок разговора Гордона с полицейскими в Лулео. Она знала, что иногда торопится с выводами, но в данном случае была все-таки довольно уверена в себе.

Никто специально не приезжал сюда, чтобы избавиться от тела.

Столкнулись две машины, кто-то погиб и человек из другого автомобиля решил быстро избавиться от тела. Приволок его в лес, как смог, прикрыл, чтобы не видно было с дороги, и поехал дальше.

Ханна остановилась. Оба автомобиля исчезли.

Значит, во второй машине находилось минимум два человека. А может, и нет. Один человек мог сначала отогнать свою машину, потом вернуться и уехать на машине жертвы. Не очень правдоподобно, но вероятность такая есть – на местных пустынных дорогах можно часами оставаться никем не замеченным.

Ханна была вынуждена признать, что единственное, в чем она точно уверена – мужчина мертв, а кто-то, один или несколько, постарались сделать так, чтобы никто не нашел тело. И его, возможно, никто бы и не нашел, если бы кому-то не пришло в голову отравить двух волков в паре миль отсюда.

Катя ждала.

Она умела ждать.

Провела бóльшую часть взросления, занимаясь именно этим. В ней отпечаталась идея, что терпение – это путь к успеху. Она знала, чтобы скоротать время, другие старались ни о чем не думать. Полностью очистить голову, уйти в себя.

Но не она. Ей слишком быстро становилось скучно.

Поэтому она бродила по незнакомой квартире. Две комнаты с кухней на седьмом этаже одиннадцатиэтажного дома на окраине Санкт-Петербурга. Она уже побывала в маленькой спальне, посидела на односпальной кровати с вязаным покрывалом и двумя диванными подушками, с любопытством поизучала немногочисленные предметы на тумбочке, которые дали ей понять, что в квартире живет верующая женщина, нуждающаяся в очках для чтения и на первый взгляд не имеющая активной половой жизни.

На комоде у окна – фото знакомого Кате мужчины.

Станислав Кузнецов.

Там, перед старинным настольным зеркалом, лежала косметика. Не задумываясь, она начала переставлять ее так, чтобы предметы располагались по размеру: отдельно круглые, отдельно четырехугольные, три помады – по цвету, от светлой к темной, и одновременно смотрела в окно на другие одиннадцатиэтажные дома, окружавшие двор, где не хватало деревьев и зелени, чтобы он стал привлекательным для кого-то кроме тех, кто чувствовал необходимость приводить детей на безликую, видавшую виды площадку в центре.

Нижнее белье, чулки, сорочки, шали и платки – в двух ящиках комода. Катя потратила несколько минут, складывая их и помещая в аккуратные стопки, прежде чем открыла шкаф.

Платья, блузы и юбки.

Не очень много всего. Она быстро перевесила вешалки, так чтобы разные предметы висели вместе, слева направо: блузы, юбки, платья. Взглянув напоследок на ничем не примечательные картины на темно-зеленых стенах, она покинула спальню и вошла в гостиную.

Трехместный диван, явно сделанный в 90-х, с покрытым пятнами журнальным столиком перед ним. Под столиком – ковер с длинным ворсом приглушенного зеленого цвета. Просиженное кресло. Все повернуто к телевизору на стене и книжному шкафу, загроможденному томами и с фотографиями в рамках, как она полагала, членов семьи или дальних родственников.

Катя наобум взяла альбом и села в кресло. По ее догадкам, снимки были сделаны в 70-х, поскольку мальчик, должно быть, Станислав, выглядел лет на шесть-семь. Он и его старшая сестра присутствовали на большинстве фотографий, иногда вместе с мужчиной, их отцом, как думала Катя. Она знала, что восемь лет назад он погиб в автокатастрофе. На одном из снимков он стоял в дверях домика где-то в деревне и щурился на солнце, закрывал глаза рукой и широко улыбался.

Внезапно у нее в голове всплыла фотография с мужчиной, которого она много лет звала отцом. Он тоже стоял в дверях, никакой улыбки и уж точно никакого солнца.

Она тут же подавила воспоминания, закрыла альбом, встала и поставила его обратно на полку, потом подошла к окну. Плотное движение на Афонской улице выдавал лишь отдаленный гул. Она сунула палец в один из горшков на подоконнике и пришла к выводу, что цветок нужно полить, а затем зашла в ванную. Серые непромокаемые обои и линолеум более светлого оттенка. Над раковиной шесть белых плиток кафеля в виде прямоугольника. Глубокая, но короткая чугунная ванна на причудливых железных лапках, с душевой занавеской с подобием ангелов по краям.

На мгновение она перенеслась в большой зал.

Двенадцать ванн в ряд, наполненных четырехградусной водой.

Она повернулась к шкафчику над раковиной. Прежде чем его открыть, она увидела свое отражение в зеркальной дверце. Черные, коротко постриженные волосы, выразительные брови над карими глазами, выделяющиеся скулы, прямой нос, полные губы. Как всегда без макияжа, если того не требовала работа. Она знала, что считается красивой, и это помогало ей, упрощало сближение. С мужчинами в особенности, но с годами она убедилась, что независимо от пола все более открыты и дружелюбны с красивыми людьми.

В шкафчике творился бардак. Она опустила крышку унитаза, начала вытаскивать предметы и класть их на нее. Пластыри, зубная паста, зубная нить, спрей для носа, дезодорант, крем, маникюрные ножницы, пилка для стоп, шпильки, клипсы, соль для ванны, бумажные платочки, рецептурные и нерецептурные лекарства. По-прежнему ничего, что бы указывало, что женщина, чей шкафчик Катя опустошала, хоть как-то сексуально активна. Однако, судя по одному из тюбиков, лежавших теперь на крышке унитаза, у нее есть или была грибковая инфекция в малом тазу.

Когда шкафчик опустел, Катя вытерла его влажной туалетной бумагой, а затем поставила все предметы назад в соответствии с системой, где они делились на четыре основных группы: лекарства, средства для тела, уход за волосами, прочее.

Удовлетворенная тем, как она провела эти двадцать минут, она вышла на небольшую кухню. Можно и перекусить, подумала она, и, открыв холодильник, достала масло, сыр, яйца и пиво. Пока на плите готовились яйца, Катя открыла светло-зеленые шкафчики в поисках хлеба, посуды и приборов. Найдя все, что искала, она накрыла маленький стоящий у окна стол. В плетеной корзине на полу лежала газета, для которой писал Кузнецов. Она вытащила ее и положила рядом с блюдцем из шкафчика. Когда яйца сварились, она сполоснула их холодной водой и поставила кастрюлю на подставку.

Она села и приступила к еде, одновременно читая газету. Ей пришла мысль, что не помешала бы музыка, и она начала осматриваться в поисках радио или чего-то похожего. Но ничего не нашла и, может, оно и к лучшему. Если бы на момент их возвращения из квартиры звучала музыка, то они могли бы что-то заподозрить. Но она не думала, что они вернутся раньше, чем через несколько часов.