- Ты сам все знаешь, - сказал я, - О кайфе на войне, простыми словами. О психоидной природе.
- Да? Простыми? - усмехается Петр, - Везет тебе. Эх, я убивал, не могу вот так. Зависть, зависть - вот что меня в тебе привлекает. Моя зависть. Я смог бы лишь про то, как... А, нет - это тоже не смогу... Да и возраст уже... Может, шишек возьмем, таланты и поклонники?
- Можно, - сказал я, - Все можно, если в меру. Ты абсолютно прав в том, что сейчас сказал, Мага. Без поездки туда повторно, сейчас, хотя бы приблизиться, хотя бы почувствовать этот страх как следует - повторно, после той войны, после того страха. Без водки той хрен напишешь приличную книгу. В смысле - неприличную. Она в любом случае будет больной. Таким образом ее и купят. Дойдет до аудитории. Нормальный бизнес на крови и обгрызенных собаками трупах. Чем он хуже солдатской карьеры?
- Ты говоришь моими словами, сукин кот, - говорит Мага, - И ты прав. Безусловно, как рефлекс. Ебануто, как создание.
- У меня с бессознательным договор о ненападении, - говорю, - И вообще, прекращай материться. Фуфловая высокопарность мне не катит.
- Да? - Мага удивленно молчит пару секунд, а потом встает из-за стола и уверенно произносит, - А я-то всегда наблюдал у тебя декларацию независимости от психики. Что-то изменилось, пограничник?
Я однажды ему рассказал, как лечился в одной ведомственной клинике пресловутых "пограничных состояний", вот он и прикалывается. Как будто сам не лечился еще покруче. Ну, да он ведь убийца многоразовый. Ему сложней.
- Война, - говорю, - Чечня. Грех материться всуе...
- Хоккей, - говорит Мага, - Договорились. Значит, едем бухать. Только не вздумай говорить о Сэллинджере, Мэллвиле и остальных кафках - а то меня замутит не доезжая. Не говоря уже о тулках и римпоче, жалкий сектант. И прекращай путаться с временами, это не по-человечески. Время у нас у всех одно. Банальность...
- Да, - говорю, глупо улыбаясь до ушей, - Ты даже не знаешь, насколько ты прав.
- И вот еще что, - он напускает на себя серьезный вид, - Насчет романа... Пойми одно, парень. Мое предложение остается в силе. Издаем за мой счет, прибыль пополам, даже без отбоя. Я в тебя верю, слышишь? Да у тебя ж, к тому же, вся пресса в кулаке? Я четко это вижу - презентация в Доме журналистов, телекамеры, все твои знакомые известные личности...
- Многочисленные интервью с литературным агентом и издателем...
Тут я понял, что мы с Магомедом сегодня сильно нажремся - авансом, в разминку...
- Да! Да! - не унимался он, - А у тебя, к тому же и день рождения! Тридцать лет, круглая дата!
- Я так быстро не успею написать... - улыбаюсь.
Приятно, черт возьми - хотя и все под контролем, без привязанностей.
- Я уже вижу эти тупые тексты в пресс-релизах! - сообщает Магомед, морщит лоб и начинает указывать пальцами на несуществующую газетную вырезку, - Впервые... Лично участвовал в освещении обеих кампаний... Психический шок... Убийственная, смертельная ирония... Настоящий герой своего трудного времени...
- Чушь какая, - говорю, - Я совсем не об этом...
- Да не ломайся ты, как целка! - смеется Магомед, хлопает меня по плечу здоровенной спецназовской лапой, а после серьезно так добавляет, - Короче, задание. Хочешь вешать в Интернет - вешай. Пиарь сам себя - под псевдонимом, смотри, не балуй. Но к самим текстам относись, как к черновикам, понял? Как если бы это просто ты фигачишь в компьютер - а кто-то это тайно смотрит, но никак тебя не смущает. Плюй на их дерьмовые рейтинги, слышишь? Книга - это когда берется, открывается и до последней точки не закрывается. Там свой подход к редактуре, свой тембр, своя настройка... Короче - не буду тебя учить. Роман - это полковой похоронный марш. А твой Интернет - это просто Моцарт играет гаммы на балконе, а случайные прохожие головы задерут, так он им чижика-пыжика сымпровизирует. Говно, короче.
- Честно говоря, - отвечаю, - Мне что так, что эдак. Однако продолжаю оставаться быть благодарным за предложение, на которое я постараюсь ответить, когда закончу работу. Яволь, мой женераль.
- Вольно! Ну вот. Доброе слово и кошке приятно, - Магомед явно доволен своим пьяным заблуждением о наличии у меня какого-либо мнения по поводу его деловой книгоиздательской активности.
Какое может быть мнение? Если ты уже там, на этих бугристых - пыльных или размокших от дождя - чеченских дорогах, и носишься, через весь позвоночник наадреналиненный, и ловишь абсурднейшую по кайфу эссенцию неживотной свободы. Перед которой любой пафос - меркнет, молчит и нервно курит где-то на обочине так называемой жизни. И не надо никого убивать - а если смерть принять, так сколько угодно ее вокруг. принимай - не хочу. Хорошо жить, когда даже перед мертвыми не стыдно, и ни что живое не может больно напрячь или напугать. Еще бы радости побольше, поогромней - другим дарить - да здоровья себе сохранять...
И мы с Магой поехали бухать как следует - по-идиотски поехали бухать. Будто бы создавать в московском пространстве российский римейк страха и ненависти далекого, несбыточного Лас-Вегаса.
3. Курган-мурган. Кусок третий.
"На курган-мурган
Прилетал три птичка
Один хорька,
Второй суслик,
Третий - зайка земляной", - пропел я, и добавил после картинно опрокинутой рюмки, - Песенка прибалтийских наемников зимы девяносто четвертого.
- Бензин. Душа горит, - сказал уже серьезно осовевший от коньяка Магомед, - А зачем ты ее мне пропел? Что я, прибалтийских наемников, что ли, не знаю?
- Тех - нет, - сказал я, - Их в доме подвзорвало, бомбой или ракетой, не помню. В доме остались мои запасные носки и майки, замоченные в тазу, и ножик китайский. А я побежал смотреть на первую убитую западную журналистку. Голландскую, кажется. Еще удивлялся - за каким хреном симпотные девушки из Амстердама сюда прутся? Она одна такая всего была, мне потом рассказали. У меня с этого поэма начинается, "Буддист в Чечне". А песенка - эпиграф. Дескать, возвращаюсь от голландки - а дома нет, одна воронка, и песенка вьется над ней. А? Почти художественный вымысел.
- Вот оно что... - сказал Магомед, и сделал вид, что ему грустно, Третий тост. Не чокаемся. За немников, кстати, тоже... За всех погибших в бою, святых и подонков, наших и чужих. Пусть хоть т а м не воюют...
