"Прямо "Дом с лилиями", – думала Вероника, – тут и влюбленная медсестра, "коса-до-пояса", и запретная любовь женатого мужчины, и ребенок, дитя любви, и даже крестик под гимнастеркой! Не люблю "мыло", но "Дом" посмотрела: он сделан лучше, чем банальные "муси-пуси", и хороших артистов в титрах много…"

Бросая мячи, Ника боковым зрением увидела, что теперь Розалия переключилась на Лилю и что-то проникновенно вещает ей, прихлебывая пиво из высокого бокала. Видимо, зная, что Лиля – библиотекарь, Розалия рассчитывала заручиться и ее поддержкой: "Думаю, вам не надо объяснять, кем был мой дед! Но ЭТИ факты вы, видимо, не знали…"

– Конечно, – когда Ника вернулась за стол, Розалия вцепилась в нее, – после войны мой дед вернулся к своей семье… Вздумай он разводиться, его не простили бы. Не спасли бы даже боевые заслуги и медаль "За взятие Берлина". Зато припомнили бы и происхождение, и фамильное имение… Но жизнь все расставила по местам. Прямых потомков у деда не оказалось, зато есть я – внучка, и моя дочь – правнучка Степнова-Морского…

Виктор, выбиравший мяч у стойки, отвернулся, и его плечи дрогнули от смеха. Он явно вспомнил стычку на пляже и "воздушные ванны".

– Это имение двести лет принадлежало семье Степновых, – вещала Розалия, – и по сути, в 1917 году его, говоря современным языком, незаконно отжали, рейдерский захват, и все эти ревкомы, санатории и госпитали в нем размещались тоже незаконно, и сейчас оно используется для обогащения здешнего управления культуры тоже в нарушение всех законов, – Розалия спешно вскочила и затрусила к дорожке. Сгоряча она схватила самый тяжелый шар и залепила им куда-то вбок. Чертыхнулась, выбрала легкий и метнула его, как баскетбольный так, что он взлетел чуть ли не под потолок. Грохнувшись на дорожку и едва не проломив ее, мяч даже не доехал до кеглей.

Одернув платье, Розалия вернулась за столик, одним махом допила пиво и подозвала официантку: "Повторить!"

"Э, да ты еще и не дура выпить, – отметила Вероника, – да еще любишь пиво. Фу, как неэстетично! Таким модницам нужно пить "Мохито" или "Маргариту"… А она глушит пенное, как дальнобойщик: второй бокал за полчаса. Эдак за вечер она изрядно налимонится!"

– Почему после 1991 года наследникам писателя не вернули их наследие? – тыча ногтем чуть ли не в лицо Веронике, вопрошала Розалия, распаляясь все больше. – Почему продолжают пользоваться домом в коммерческих целях? По аллеям, где гулял, обдумывая рукописи, мой дед, носятся толпы безумных туристов. На его любимой скамейке, где он любил отдыхать и беседовать с гостями, делают селфи полуголые девки с надутыми губищами, – она с ненавистью посмотрела на соседний столик и скрипнула зубами, – а по спальням моего деда и его жены расхаживают табуны, как в проходном дворе!

"А она неплохо отрепетировала текст. Шпарит без запинки, хоть и пьет уже вторую порцию!"

– Я хочу восстановить справедливость, – пафосно воскликнула Розалия, – вернуть нашему роду наше родовое гнездо. И ваш долг, как работника СМИ – встать на сторону правды и справедливости!

Вероника направилась в комнату для курения. От музыки, шума и въедливого голоса Розалии она уже устала. Нужно было хоть пять минут побыть в тишине…

Почти тут же следом вошел Ярослав и тоже защелкал зажигалкой.

– Третий бокал заказала, – сообщил он, – и мне можно расслабиться. Обычно она против курения выступает, как Минздрав, чуть запах унюхает – беда, а как махнет пару порций – и все пофиг…

Парень выглядел хмурым и задерганным. Меньше всего он был похож на страстного любовника.

– Только вы об этом не пишите, – предупредил он, – Розка может отомстить…

– А с кем она оставила ребенка? – спросила Ника.

Ярослав поморщился:

– Блин… Насмотрелся на нее и своих детей уже нескоро захочу завести… В бэби-зоне малая, с аниматором. Я бы ее там и оставил, – парень еле удержался от плевка. – Слава Богу, на вечер сбагрили тугосерю…

– А разве бэби-зона работает так поздно?

– За такие деньги могут и до утра с мелкой посидеть, – отрезал Ярослав, – мы платим, они обслуживают!

Зарождающееся к парню сочувствие моментально исчезло, и Ника нахмурилась.

– А кто с обслугой деликатничает, тех они за лохов держат, – заметил ее выражение лица "Лоренцо". – Они сами пошли в услужение и знали, на что идут ради оклада и чаевых. Мы отдыхать приехали, вот пусть они нам и создают комфорт.

– То есть, сервисные служащие должны быть готовы к тому, что их за людей не считают? – прищурилась Вероника. – И думать только о том, чтобы хорошо обслужить клиентов?

– А что не так?

– Все верно… Только вы-то, – не удержалась Вероника, – чем сами отличаетесь от аниматора, горничной или продавца мороженого? Тоже ведь ОБСЛУЖИВАЕТЕ! – она аккуратно погасила окурок и вышла.

В дамской комнате на полочке небрежно валялась усеянная стразами дамская сумочка, из которой вываливались портмоне, телефон и дорогая косметичка, тоже раскрытая. Среди коробочек, тюбиков и футлярчиков Вероника увидела коробочку "Дюрекс" и хихикнула: "Фу, какой моветон: у наследницы древнего рода в сумочке, как у путаны, на почетном месте лежат "изделия номер два"!"

Из кабинки, покачиваясь, выползла Розалия.

– Чертовы эти тапки, – выругалась она, – это не35-й размер, а ласты какие-то, все время с ног сваливаются! И какой идиот ставил на них размеры?..

– Не боитесь вот так бросать сумку? – спросила Ника. – Вдруг что-то пропадет, – она мазнула помадой по губам.

– Тут есть видеонаблюдение и служба безопасности, – отрезала Розалия, – которая засечет на экране факт кражи и оперативно задержит воришку, если это приличное заведение! – она отвернула кран и начала жадно пить воду. Нахлебавшись, она довольно икнула, закрыла кран, достала косметичку и начала поправлять подплывший макияж. – А если все же прозевают, то обязаны возместить ущерб клиенту! – Розалия пьяновато хихикнула. – А если со мной по-плохому, то за мной не заржавеет… – она завозилась с пудреницей.

***

– Вот сегодня утром, – вещала Розалия, донельзя довольная собой, – одна соплюшка наглая, горничная, начала Ярику глазки строить, задом перед ним вилять. Но кто на моей территории крысить хочет, долго не живут. Я свое кольцо ей в тележку подложила и кипеж подняла, типа, ценность с…ли.

Гельсингфорская довольно ощерила свои крупные зубы.

– Конечно, тут же ее проверили, – продолжала "наследница, гадко хихикая, – нашли колечко и тут же ей пинка под зад с волчьим паспортом, дрянь такую. Впредь ей будет наука: не зарься на чужое. Это я ее еще пожалела, заяву писать не стала, ментов вызвать не требовала, а то могла и посадить девку. Повезло ей, я нынче добрая была!

Вероника молчала, сдерживая желание схватить самодовольную собеседницу за жиденькие волосенки и хорошенько натыкать головой в унитаз.

– А нечего было с чужими мужиками заигрывать, – Розалия старательно рисовала стрелки на веках, – ее дело было – полы мыть и ковры чистить, а если хочет ТАК подрабатывать – пусть идёт на "точку", прописывается и зарабатывает сколько влезет. Ну ничего, теперь у нее есть возможность сменить работу, – заржала пьяная баба.

– Вы уже знаете даже, где тут "точка"? – прищурилась Ника, желая испортить Розалии победоносный настрой. – А я как-то до сих пор не в курсе, где в Алустосе можно девочку снять…

– Ну да, конечно, вы, небось, только по музеям да экскурсиям ударяете с бабунами и дедунами, – схамила Розалия, – вот вы эту горняшку жалеете, а если бы она вашему мужику начала авансы раздавать, вам бы понравилось? Вы бы молча стерпели?

– У нас с другом отношения строятся на взаимном доверии и честности, – спокойно ответила Вероника, не зная, зачем мечет бисер перед этой неприятной особой. – И до сих пор никто из нас не усомнился в честности партнера.