Лешка воздохнул. Похоже, день начинался как обычно, то есть с конкретного человеческого бардака. А сверху, между тем, щедро палило жаркое августовское солнце, воздух был пропитан запахами близких покосов, пряным лиственным духом, спелыми малинниками, припрятанными грибницами и прохладным ветерком таинственных небес. Жаль только, что в эту безмятежную картину мироздания постоянно вмешивались люди, доверху переполненные неугасимой тягой к историческим декорациям и обильному кровопусканию. Вот и сейчас большинство свихнувшейся публики, нацепив доспехи, валило на стены. Там же, возле высоченного частокола, собранного из толстых вековых сосен, уже вовсю дымили глубокие котлы с черным смолистым варевом, бегала босоногая ребятня, голосили бабы, лаяли собаки.
- Значит так... - задумчиво сказал воевода, когда Лешку, наконец, развязали. - Лука поведал нам о ваших злоключениях... Ворогов вы, конечно, правильно завалили. Нече им тутова поживу искать. Суки они поганые - ремесел толковых не ведают, не сеют, не пашут, токма жратве да сранью обучены, да еще мечами махать, на чужое горе али беду. Так что вы доброе дело сделали, мужики, ибо число татей, мародеров и лиходеев надобно справно убавлять. Но и напасть на нас вы навели неминучую. Плохо это, шибко плохо. Неровен час, снесут нашу родимую Шангу прямиком к Хафу.
- К Хафу, или ни к Хафу, но я никого не валил... - начал было Лешка, однако его никто не слушал.
- Теперь это уже не важно, кто там чего делал али в носу ковырял, как бестолочь окаянная. Нужно кашу расхлебывать, а иначе амба будет...
- Какую кашу, мать вашу?! Какая амба?! - вскричал Лешка, его начинала бесить вся эта народная чехорда и откровенный балаган.
- А ты не психуй, паря... - молвил из-за спины Лука Мудищев. - Поздно психовать, голубок залетный, когда враг у ворот землю копытом роет.
- Да вы что здесь - все с ума посходили?!
- Успокойте его, мужики, - веско обронил воевода. - Покамест его вороги не успокоили.
- Это мы могем!
В качестве успокоения Лешке вручили шикарный боевой топор, с непривычки тяжелый, сука, как двухпудовая гиря. Апосля посоветовали подтянуть штаны, закупорить пасть и шуровать на стены.
- Ежели выживем, чудило малохольное... - рассудительно сказал ему Лука, - то базарить оспосля станем, а покудова тебя ждет иная работенка, кроме срамных испугов.
- Тепереча поздно пугаться, братцы! - выпалил кто-то. - Бица надо, иначе трындец!
- Да уж... - суровым тоном молвил воевода. - Позади Шанга, отступать некуда, разве что на тот свет...
<p>
Эпизод двенадцатый</p>
<p>
</p>
Коли в битву ты попал,
Но ори, что мир пропал...
<p>
</p>
Бой начался внезапно. Вокруг засвистели стрелы, отыскивая цели среди жителей поселения. Кто-то из защитников, не успев прикрыться щитом, тотчас же вскрикнул от боли, оседая на землю ослабевшим телом.
Взобравшись на стену, Лешка сразу же попал в тесный круг мужиков. Он успел разглядеть широкое поле вокруг поселения, водяную мельницу вдалеке, речку в низине да кромку лесного массива на горизонте. Затем ему стало не по себе, ибо под стенами Шанги началось вытворяться сущее пекло. Не менее сотни оборзевших толкинистов, потрясая секирами, поперли на мирный населенный пункт не хуже самых натуральных варваров. Яростный рев, оскаленные рты, хищный блеск стали, и куча вздыбленных невесть откуда лестниц, ошеломили Лешку Сухарева до глубины души.
- Мать вашу, ёперный театр... - раскрыв рот от удивления, произнес он. - Да это же полный абзац. Такого даже в кино не увидишь...
Вместо ответа его грубо оттолкнули, затем он увидел длинное тяжелое копье, воткнутое в живот упавшего соседа, и невольно отшатнулся. Он с диким ужасом уставился прямо в широко распахнутые глаза умирающего человека и никак не мог поверить в реальность происходящего.
- Не стой, Лешак! - неожиданно проорал над ухом Лука Мудищев. - Или умри, или вали отсель - к чертям собачим!
Давка на стенах стояла неимоверная, ругань, крики и звон клинков раздавался отовсюду. Тут бились все - от мала до велика - бабы, мужики, ратники и белобрысые подростки. Тех, кто падал от ран и увечий, оттаскивать никто не спешил, их затаптывали насмерть, но даже перед смертью они норовили цепануть врага слабеющими руками. Остальные, кто еще мог держаться на ногах, с остервенением продолжали убивать и калечить друг друга, скользя в чужой и собственной крови до потери пульса.
Потом вдруг стало тихо.
- Отступили, ироды... - тяжело дыша, сказал кто-то.
- Ага... - хрипло заметил другой голос. - Щас перестроятся, поскуды иноземные, и заново попрут...
Короткую передышку использовали с толком. Как могли, оттащили убитых, на скорую руку перевязали раненых и вновь забрались на стены.
- Будешь торчать как вкопанный - убьют и не заметят!.. - сердитым голосом обронил Лука, с досадой глядя на Леху. - Люди из-за тебя гибнут, паря, потому как своих братов и сестер мы ворогам не выдаем! Но ежели ты и впрямь ничего тут не могешь, тоды окажи милость, не мешай честнОму народу делом заниматься!
Вторая атака не заставила себя долго ожидать. Поганая рать полезла на обагренный кровью частокол не хуже ошпаренных тараканов. Время на раздумья более не оставалось: по приставным лестницам в Шангу карабкалось иноземное ворье, насильники и убийцы. На дипломированного журналиста Лешку Сухарева летел здоровенный детина с полутораметровым ножиком в ладонях. Скорее от испуга, чем от великого воинского умения, Лешка поднял топор и наотмашь отбил страшный удар противника, после чего дико заорал и боднул ворога лбом прямиком в переносицу. Получив такой дивный отпор, громила резко отшатнулся и едва не полетел кубарем вниз. Однако следующий удар лехиного топора размозжил ему череп как кочан капусты.
