Очень заинтересовалась молодым вождем и юная Покэхонтас. Она была младшей в семье, но ведь тоже дочь вождя?! И замуж выйти хотела только за вождя, чем она хуже старшей сестры, мужа которой прочили в вожди их племени после ухода Кэлетэка?! И, кажется, её мечты вполне могут осуществиться! Она старалась ехать ближе к отцу и частично слышала его разговор с Охитека, и сразу сообразила, что молодой осейджикау не просто так расспрашивает того о дочерях. Да и сам молодой вождь уже несколько раз поглядывал на неё.

Охитека же был раздосадован тем, что девчонка явно подслушивала разговор двух взрослых мужчин. Он уже дважды коротко оглядывался на неё через плечо, в надежде, что она поймёт свою назойливость, но всё же пришлось Сикису отвлекать внимание Покэхонтас на себя, он-то понимал своего брата и без слов.

⁴³ – в переводе – «опекун людей»

⁴⁴ – в переводе – «она игрива»

12

В стойбище пакаха прибыли утром, заночевав по походному в четырёх часах от цели пути. На следующий день по традиции всё племя собралось встречать гостей и праздновать возвращение сыновей и дочерей. Центральным местом праздника считались показательные выступления подростков, которые обучались в клане осейджикау целый год, их соревнования со своими сверстниками, а также бои между прибывшими гостями и воинами пакаха. Охитека принимал участие в соревновательных боях наравне с Сикисом, Сунаккахко, Титонка и Тэнгэквуну. Равного ему не было никого в племени пакаха. Его лицо, которое в обычной жизни распадалось на две несовместимые половинки: гордый красавец справа и суровый ветеран слева, как будто были слеплены два разных человека, в бою соединялось в грозного и бесстрашного, а, возможно, и беспощадного воина. Казалось, что весь он без остатка отдавался бою. Но это не помешало ему заметить в толпе девушку с зелёными глазами. Необычными в ней были не только глаза: высокий рост (она была выше всех мужчин племени пакаха), её хоть и обветренная, но светлая кожа, цвет волос – темного мёда, а не цвета земли. А ещё – в её глазах не было восхищения и воодушевления, с каким наблюдали и реагировали на его боевое искусство зрители, а скорее – настороженность и… осуждение.

После окончания выступлений Найра внимательно осмотрела всех, у кого были раны на теле: кому-то просто протёрла царапину, кому-то залепила кровоточащую рану каким-то своим снадобьем. Охитека даже пожалел, что у него не оказалось ни царапины. И он, который не помышлял о женитьбе, а только собирался присмотреться к девушке (о её ли зеленых глазах говорила Онейда?), решил, что не уедет из племени пакаха без неё. А ещё он, наконец, понял отца, почему тот женился вопреки тому, что его не любили…

Вечером того же дня (с рассветом делегация осейджикау должна была тронуться в обратный путь) в вигвам Кэлетэка вошли четверо из гостей, и, соблюдая все положенные такому случаю церемонии, Сикис, как единственный родственник Охитека, попросил отдать Найра замуж за своего вождя. Кэлетэка был немало смущён таким поворотом дела: он знал, что Найра хотела посвятить себя делу лекарства в одиночестве, а Покэхонтас, наоборот, была уверена, что именно с ней Охитека пройдёт весь жизненный путь рука об руку…

Ну, что ж, на всё воля духов. Ответ Найра должна была дать не позже завтрашнего утра. В её согласии, не смотря ни на что, Охитека был уверен: он как никто другой способен обеспечить и защитить семью, он храбр, силён и удачлив, он молод и красив (шрамы считались украшением любого индейца).

А в вигваме Кэлетэка меж тем разворачивалась драма: в Покэхонтас вселился черный дух – она накинулась на Найра со словами: «Ведьма, ты околдовала его…». А, после того, как Кэлетэка смог оторвать её от Найра, билась в истерике в углу вигвама. Найра же, в полном смятении души, убежала к Уокэнда.

Пятеро друзей сидели вокруг костра и молча курили трубки. Охитека витал где-то в облаках, не смотря на совершенно невозмутимый внешний вид, но они знали друг друга всю жизнь, их было не обмануть. Женатые друзья прекрасно понимали Охитека, они помнили то своё состояние влюблённости, как удар молнии, как первая охота… И всем сердцем принимали выбор своего вождя, он не был обычным человеком – и его девушка тоже должна быть необычной. Наконец, все разошлись, но Охитека не хотелось спать, в нём бурлила кипучая энергия, горячая кровь пульсировала во всём теле, а в голове застряла строчка какой-то песни, легенды, он не знал, где он её слышал, а, может, сочинил сам: «Глаза твои подобны бескрайнему лугу, покрытому молодой травой только что умытой первым весенним ливнем…».

Он пошёл к реке и несколько раз пересёк её узкое, но бурное течение, а потом улёгся на песок под кустами на берегу. И тут он увидел силуэт девушки, и даже прежде, чем лунный свет отразился от её волос карминным всполохом, он почувствовал, что это Найра. Но куда она направляется ночью одна? А вдруг у неё есть возлюбленный, и она идёт к нему? Все эти и тысячи других вопросов проносились в голове Охитека, а тело уже действовало: он бесшумно пошёл за Найра. А потом больше двух часов наблюдал за входом в схрон, похожий на жилище Онейды, когда она жила отдельно от племени, куда вошла девушка. И вспоминал бабушку-лекарку. Сюда ли его должны были привести её слова?

Это действительно была Найра. Весь её привычный выстроенный мир рухнул сегодня из-за чужаков, таких больших, воинственных, агрессивных. В прошлом году во время их приезда она ещё была девочкой, и Кэлетэка не настаивал на её присутствии в стойбище, а ей было интереснее беседовать с Уокэнда, чем участвовать в празднике, где всегда лилась кровь. Крови она боялась, поэтому старшие сёстры всё время над ней смеялись, видимо это и послужило толчком к её занятиям со знахаркой. А теперь кровь подчинялась её умелым рукам. Она же всем сердцем желала себе судьбы, как у Уокэнда. Быть рядом с племенем, но не внутри него, быть всем нужной, но оставаться свободной… И теперь только в ней она видела своё спасение.

Кэлетэка прямо сказал, погладив её по голове, что Охитека – это лучшая партия, которую он только может пожелать своей дочери, в дальнем конце вигвама рыдала младшая сестра, всем своим маленьким сердцем возненавидевшая соперницу. Если бы ещё впереди был год помолвки, то, возможно, получилось бы избежать свадьбы. Вдруг она разонравилась бы Охитека? Уж она бы постаралась так сделать. Но она знала, что осейджикау увозят своих невест сразу к себе, а свадьбу играют через четыре месяца. И ещё ни одна невеста домой не возвращалась…

– Помоги мне, мудрая Уокэнда, я не хочу выходить замуж!

– А чего же ты хочешь, девочка?

– Я хочу как ты, лечить людей

– Ты и будешь лечить людей. Этого никто у тебя не отнимет.

– Но я хочу жить одна, как ты.

– Одиночество – это выбор. А между чем выбираешь ты?

– Между замужеством и свободой.

– Быть замужем – это любить одного, быть свободной – любить всех, но невозможно любить всех, пока ты не познаешь любовь одного.

– Но ты же не была замужем!

– Но я любила так, что духи даровали мне выбрать одиночество.

– А я должна выйти замуж за нелюбимого…

– А у тебя есть любимый?

– Нет

– Так полюби своего мужа

– Я не знаю его, я боюсь его

– Так узнай его! Скажи, его люди – они боятся его?

– Нет.

– Как к нему относится твой отец? Может, он его боится?

– Он говорит о нём с уважением…

– А что говорят мальчики, прожившие у осейджикау год?

– О, они смотрят на всех осейджикау с восторгом.

– А почему ты его боишься?

– Он такой суровый, и у него нет половины лица…

Уокэнда покачала с сожалением головой на эти слова девушки. Найра с младенчества воспитывалась в индейском племени, она с гордостью носила индейское имя, она была одета, как они, она работала, как все женщины племени, но всё же откуда-то из глубин души всё равно прорывалась её истинная натура, впитанная с молоком матери, бледнолицей матери. Ну, какой девушке, кроме бледнолицей, придёт в голову считать шрамы мужчины уродством?