10

Эма охнула, резко села и схватилась за грудь. Свет проникал сквозь шоджи, озарял гобелен с цветущей вишней.

Сон.

Нет, не просто сон.

Ее сердце яростно колотилось, гремело в ее ушах. Эма закрыла глаза, ее мутило от угасающих серебристо-красных глаз, ледяной хватки теней…

Почему Назэ не появился, не вытащил ее из того места, как всегда делал?

Эма отодвинула одеяло, подползла к двери и отодвинула ее. Сад был почти темным, тусклый свет на востоке обещал рассвет. Она медленно и глубоко дышала, глядя на кедровые половицы веранды.

Боли не было.

Она робко провела ладонями по перемотанному боку, ощутила лишь немного покалывания. И она двигалась по комнате, не кривясь.

Что Сенмей ей дал?

Эма прошла к лампе, все еще не привыкнув к свободе действий, зажгла ее огнивом. Сияние огонька прогнало оставшийся туман. Одежда лежала у двери.

Она сняла мятую юкату, в которой уснула, свернула ее и опустила рядом с футоном. Коснувшись бинта, она не дала себе убрать его, не хотела видеть черную кожу и сшитую плоть снова.

Шею покалывало. Что-то щекотало ее разум. Голоса. Да, она услышала кое-что во сне. Эма закрыла глаза, потянула за нить. Что-то о командире Рене и… «той убийце».

Явно о ней.

Кто-то хотел использовать ее против Саитамы. Как она и боялась, кто-то хотел выдать ее за награду, чтобы наладить отношения с Ноэ. Хотя бы временно.

Она прижала ладонь к голове. Как она могла рассказать о таком командиру? Он примет ее за безумную. Может, она и была уже такой. У нее не было доказательств.

Но…

Назэ. Сны с тенями были у них обоих, он мог это понять. Если кто и мог принять ее слова всерьез, то это он.

Эма надела белую косодэ, темно-синие хакама и чистые таби. Она поблагодарила мысленно хозяина одежды, хотя было отчасти стыдно принимать вещи. Но Саитама сказал, что она была гостьей, так с ней и обращались. Он не собирался избавляться от нее. У него уже было много шансов.

Она отогнала эти мысли, встала с легкостью, снова удивившей ее. Ее ноги подрагивали, но она могла идти, почти не хромая.

Надежда на восстановление вспыхнула в груди, прогоняя отчаяние из-за неизвестного будущего.

Но сначала Назэ.

Свет дня выглядывал из-за горизонта, бросая на сад желтые, розовые и золотые оттенки. Она глубоко вдыхала теплый утренний воздух, наслаждаясь светом солнца. Жаль, он не мог прогнать холод внутри нее.

Эма вышла наружу, пошла по веранде к мосту и пруду с кои. Где были покои Назэ? Кто-то должен быть тут в это время и помочь ей найти его.

Небо светлело с каждой минутой, озаряя воду и ярких оранжево-белых рыб в ней. Дрожь пробежала по ее спине. Она подняла взгляд, ожидая увидеть его там, наблюдающего.

Фигура вышла на мост, словно в ответ на ее мысли. Свет солнца упал на его волосы, озарил золотом голову, янтарные глаза смотрели на нее.

Хаганэ.

Он улыбнулся, тут же просиял. Дыхание Эмы дрогнуло в горле, она вдруг вспомнила его руки вокруг ее тела в лесу перед тем, как все потемнело. Его добрые слова предупреждения у ее комнаты. Его поддержка на собрании.

Нет. Она не должна была думать о нем.

— Ты еще милее в свете утра, — он остановился рядом с ней. — Я ощущал, что ты из тех, кто встает с солнцем.

— А я думала, что ты из тех, кто долго спит.

— Я? — Хаганэ упер другую руку в бедро. — Нет, — он склонился, хитро улыбаясь. — Но я польщен, что ты думала обо мне, пока мы были порознь. Ты уже в меня влюбилась.

— Я уже говорила. Не заинтересована, — она повернулась к нему. — Я хотела еще раз поблагодарить тебя за то, что ты заступился за меня. Ты не был обязан.

— Мне не нравится, когда кого-то оскорбляют без причины. Тоджиро вел себя ужасно, — его голос стал напряженным, улыбка пропала. — Он был заместителем Садахиге, отца Тамы. Вряд ли он простил Таму за изменение порядка, так сказать. А потом он потерял место из-за Акито. Но не важно.

Это объясняло его поведение прошлой ночью. И то, что он не доверял Саитаме…

— Кстати о Назэ. Мне нужно с ним поговорить. Где его можно найти в это время?

— В его покоях, но он оторвет тебе руку, если я тебя туда приведу. Он не пускает в свое пространство.

Это не удивляло.

— Как мне его увидеть?

— Думаю, — он потер подбородок, — он ушел с прошлой ночи. Вряд ли уже вернулся. Но я могу сообщить Тасо, что ты его ищешь — он из отряда Акито.

— Спасибо.

— Конечно, — его улыбка вернулась, глаза блестели на солнце. — Ты сегодня чудесно выглядишь.

Она пожала плечами, игнорируя трепет в груди.

— Странно, но мне лучше, чем за месяцы.

— Я рад. Уверен, было тяжело без места, которое можно звать домом.

Эма подняла голову, их взгляды пересеклись. Приятный запах летнего поля, травы и дождя окутал ее. Его запах.

— Да, — она сглотнула ком в горле, узнала раздражающий трепет в груди.

Эма заставила себя смотреть на небо, пока ее сердце воевало с разумом. Конечно, ее могли привлекать другие мужчины. Рё не был концом всего. Но не было времени на такие утехи.

Она не могла позволить себе оступиться.

Его ладонь задела ее руку, теплые пальцы погладили ладонь. Эма напряглась и повернулась к нему. Но его добрая улыбка стерла ее слова. Почему он улыбался так в неясные времена?

На что он надеялся?

— Так хорошо?

— Могу спросить о том же?

— Я бы осыпал тебя всеми видами нежностей, если бы ты позволила.

Эма покачала головой, лицо пылало.

— И что сказал бы твой командир? Или тебе приказали соблазнить меня?

Он усмехнулся.

— Приказ моего сердца.

Она со стоном прижала пальцы к виску.

— Ты не сдаешься, да?

— Никогда, — его улыбка пропала, он вытянул руки над головой. — Ты держалась дольше многих. Я впечатлен, — он стал задумчивым, потирал челюсть. — Если подумать, я еще не встречала женщину, которая могла бы так сопротивляться моему очарованию, как ты. Ты мне нравишься. Но если ты хочешь, чтобы я отступил, только скажи.

Трепет вернулся в ее груди.

— Ты меня почти не знаешь.

Так дай узнать тебя лучше.

— Это… ты не переживаешь из-за всего, что происходит вокруг тебя?

— Конечно, переживаю, — его улыбка увяла, глаза затуманила печаль. — Я знаю, что это могут быть последние дни. Но будь уверена, я буду биться за каждый. Я говорил, я живу без сожалений. И когда я умру, я буду знать, что был рядом с теми, о ком забочусь, до конца. До этого я буду жить, как живу.

Эма смотрела на него, а он глядел на небо. Свет солнца сиял на его волосах, делая корону из света. Ее сердце забилось сильнее, от боли в груди во рту пересохло. Даже этот серьезный миг содержал искру надежды, за которую он держался.

Он не обманывал.

Он был просто Хаганэ.

— Потому ты еще тут? — спросил он. — Ты все это время билась с Фракцией одна.

— И продолжу это делать.

— В том и дело. Ты не обязана делать это одна, Эма.