- Вы ко мне? - открыл дверь краснощекий старший лейтенант юстиции.
Его пальцы торопливо застегивали пуговицы на зеленой армейской рубашке. Тулаев бросил быстрый взгляд в глубь кабинета, который делали теснее и меньше два огромных канцелярских стола, и сразу понял вопрос старшего лейтенанта.
- Здравствуйте, - протянул Тулаев руку. - Это вы ведете дело Свидерского?
- Да, я, - вялым рукопожатием ответил старший лейтенант.
- Я - из ФСБ. Майор Тулаев.
- А-а, вспомнил!.. Мне генерал наш о вас говорил.
Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь.
- Спасибо.
На стене за стулом старшего лейтенанта висели красивые рекламные плакаты турфирм: величавые колонны Акрополя, руины Колизея, желтый песок пляжей Анталии, фейерверк на фоне ажурной сетки Эйфелевой башни.
- Нравится? - поймав взгляд гостя, спросил хозяин кабинета.
- Плакаты коллекционируете? - ушел от прямого ответа Тулаев.
- Скорее, путешествия.
- И вы во всех этих странах были?
Старший лейтенант неспешно обернулся, посмотрел на яркие краски, усиленные глянцем, и небрежно ответил:
- Не только в этих...
На руке следователя, лежащей на столе, поймав солнечный зайчик, блеснули часы. Когда отсвет соскользнул со стекла и стали видны стрелки и циферблат, Тулаев разглядел крошечный золотой мальтийский крест над надписью. "Вашерон Константин", - мысленно узнал он марку часов. Дорогущая штучка! Настоящая Швейцария!"
Больше ничего ему разглядывать не нужно было. Теперь Тулаев и без изучения холеного лица старшего лейтенанта знал его насквозь. Папа - явно крутой генерал или чиновник высоченного ранга. Простые ребята на юрфак Военного института попадали так же редко, как капли дождя на песок в пустыне. Папа явно успел вовремя перестроиться, а потом демократизироваться и стать из генерала или чиновника еще более крутым банкиром или бизнесменом. На его денежки сынок уже объехал полмира, в прокуратуре явно томился, ожидая лишь маленького повода, чтобы уйти юрисконсультом в банк, и дело Свидерского явно глубоко копать не намеревался.
- Вот все документы по несчастному случаю, - положил старший лейтенант перед Тулаевым тоненькую папочку.
- Несчастный случай?
Неужели он так быстро разгадал нутро этого мальчика с миллионерскими часами на запястье?
- Да, я думаю, это несчастный случай, - упрямо произнес старший лейтенант. - Свидерский был в очень сильной степени опьянения. Видимо, полез открыть окно - жарко же было - и сорвался с подоконника.
- Мне сказали, он занимался бизнесом, - вяло не согласился Тулаев.
- Имеет место.
- И дела шли у него плохо.
- Это тоже имеет, точнее, имело место. Но в его бизнесе
черт ногу сломит. В финансовых бумагах - полный беспредел. Сразу и не разберешься, кому он деньги до сих пор не перевел, а кто ему.
- Свидерский имел доступ к секретам?
Тяжелым вымученным вздохом старший лейтенант дал утвердительный ответ.
- Из-за этих секретов и весь сыр-бор, - ответил он. - Свидерский служил в отделе, занимавшемся кодами для запуска ракет. Причем всех сразу: и стационарных, из шахт РВСН, и мобильных. К примеру, атомных лодок.
- А что, пропало что-нибудь из документов?
- Нет, ничего не пропало... Я-то уверен - несчастный случай, но начальникам нужно громкое дело. Привыкли искать шпионов. Сталинский синдром, что ли, у них не прошел?
Тулаев открыл папочку. Верхней лежала фотография
Свидерского. Волевое худощавое лицо, острый взгляд, крепко сжатые губы. С таких лиц плакаты бы рисовать. Тулаев перевернул фотографию и наткнулся взглядом на год - 1990-й.
- А попозже, уже нашего времени, снимков нет? - спросил
он.
- А зачем? - удивленно расширил красивые карие глаза старший лейтенант. - Фотография вообще здесь случайно оказалась.
Тулаев ответил молчанием. За эти годы лицо у Свидерского явно изменилось, и скорее всего не в лучшую сторону. Впрочем, по лицу можно было прочесть выпавшие на долю Свидерского жизненные испытания. Улики на нем не проступили бы.
- Здесь есть текст его беседы с тем человеком? - сам начал перебирать бумаги Тулаев.
- А зачем текст? Вот пленка.
С грохотом отодвинув стул, старший лейтенант прошел к сейфу, пощелкал ключом и достал из его черного нутра малюсенькую аудиокассету "Панасоник".
- Здесь - все звонки, пришедшие на автоответчик к нему домой, положил он пленку на стол. - И в том числе беседа с этим человеком. Не знаю почему, но он записал и ее.
- А вам это не показалось странным?
- В какой-то мере, да, - безразлично посмотрел на пленку старший лейтенант. - Но ведь этот собеседник - инкогнито. Мы о нем ничего не знаем, кроме того, что, как теперь выясняется, он был в группе террористов, напавших на инкассатора.
- И даже после этого вы считаете, что со Свидерским произошел несчастный случай?
Старший лейтенант ответил резким злым взглядом. Он снова сел и на правах хозяина кабинета твердо сказал:
- Кабинет был изнутри закрыт на ключ. Никого в нем, кроме Свидерского, не было. Версия об убийстве отпадает. Не считаете же вы, что тот, кто выкинул его из окна, прилетел в кабинет на дирижабле?
- Не считаю, - сухо ответил Тулаев.
Он вынул пленку из пластикового футляра, и из-под нее выпал сложенный вчетверо листик бумаги.
- Это записи жены Свидерского, - неохотно пояснил старший лейтенант. У них телефон не только с автоответчиком, но и с определителем номера. Каждого, кто звонил ему в последние дни, она записывала.
- Значит, чего-то боялась.
- Жены бизнесменов всегда чего-то боятся.
- Но он скорее офицер, чем бизнесмен.
- Не знаю. С этим тоже, если разбираться, то голова кругом пойдет.
Стопка цифр на листке напоминала школьную задачу по алгебре. Считать не пересчитать. Номера начинались и на единицу, и на тройку, и даже на пятерку.
- Вы не проверяли, чьи это номера? - не поднимая глаз от листка, спросил Тулаев.
- Что?.. А-а, я у жены Свидерского спрашивал.
В номера ткнулся ровно остриженный красивый, как у девочки, ноготь старшего лейтенанта.
- Вот эти три номера - его сослуживцы по управлению. Вот эти два - его родственники по линии отца. Вот эти четыре - звонки от соседей...
