- Есть!
- Если кто-то из них начнет болтать... Или там выражать недовольство, доложи мне. Дисциплина должна быть жесточайшая. Я уже говорил: у нас в запасе не больше пятнадцать секунд...
- Вы же говорили: десять, - недоуменно пошевелил выгоревшими бровями Борода.
- Десять - наверху. И пять - внутри.
- Пять - мало. Мы на макете проверяли. Еле в двенадцать секунд укладываемся. А если они еще и сопротивление окажут?
- У них ничего, кроме голых рук, нет. А у нас - оружие. И плюс внезапность. Ты это хорошо усвоил?
- Так точно. Но...
- Никаких но! - впервые за все время вскрикнул человечек.
Его бледное бумажное лицо сразу стало пунцовым. Можно было подумать, что он пару минут назад опрокинул в себя стакан водки. Но человечек уже давно не пил ничего крепкого. Даже пива. Он кашлянул, успокаивая себя, и краска покорно стекла с его лица. Оно вновь стало холодным и похожим на здешние скалистые берега.
- И еще вот что, Борода... У тебя есть в группе несколько ребят с уголовным прошлым. Я не знаю, кем они сами себя считают - быками или просто пацанами - но только блатной жаргон применять в группе им запрети. Только военная фразеология. Только военная субординация.
- Есть! - покорно крикнул Борода и только сейчас вспомнил то, что так долго пытался отыскать в гудящей голове после вчерашней попойки, - фамилию человечка, их хозяина и, наверное, немалого московского авторитета - Зак. А вот имя-отчество вспомнить не смог. Только отчество каким-то отзвуком вертелось в голове - то ли Сергеевич, то ли Савельевич.
- И никакого пьянства в группе! Поймаю кого с запахом, выгоню! Понял?
- Так точно! - на все Баренцево море проорал Борода.
"Видать, вор в законе," - по созвучию с Заком подумал он и отрыгнул ему в лицо чесночным огнем. Человечек приехал на базу без предупреждения ранним утром, и только головка едкого иранского чеснока спасла самого Бороду от провала.
- Гони их обратно на катер! - задохнувшись чесночным духом, прокричал Зак. - Не уложатся сегодня в десять секунд, оштрафую каждого на тысячу долларов! И тебя тоже!
- Уложатся! - уверенно ответил Борода. - Или я их всех на хрен в море уложу!..
21
Межинский коллекционировал заколки на галстуки. Он уж и не помнил, когда у него завелась такая страстишка. До этого он пытался собирать марки, монеты, пробки от бутылок импортного пива. С годами интерес то к маркам, то к монетам, то к пробкам ослабевал. Хотелось чего-то не столь уж банального. Марки он подарил сыну, монеты валялись где-то в полиэтиленовом мешочке в шкафу, пробки жена выбросила в мусорку. А вот собирание заколок понравилось даже супруге. Наверное потому, что в коллекционировании была хоть маленькая, но все-таки польза для дома, а точнее, для домашнего гардероба.
Назначению Тулаева в отдел "Т", как ни странно, тоже предшествовала сцена с заколкой. Межинский по каким-то делам заезжал на их базу, и в коридоре штаба встретил невысокого парня с редеющим чубчиком на крупной для его роста голове. На его армейском галстуке серебром блеснула заколка с десантным парашютиком посередине, и Межинский так и прилип к ней взглядом. Парень понял все по глазам этого высокого человека с шикарной копной седых волос и после двух-трех фраз разговора ни о чем вынул заколку и подарил ее Межинскому. Так подарок друга и однокашника Тулаева по училищу, служившего в воздушно-десантных войсках, перекочевал в коллекцию его будушего шефа. Зато когда Межинскому потребовались люди в отдел, он сразу вспомнил вымпеловца, подарившего ему заколку. О том, что у них был месяц совместной службы в "Вымпеле", он узнал уже от Тулаева.
Межинский посмотрел на часы. Минутной стрелке осталось переползти две рисочки, чтобы на Спасской башне колокола вызвонили девять утра. До прихода Тулаева еще можно было успеть ознакомиться с каталогом аксессуаров для одежды какой-то гонконгской фирмы. Его лишь утром у павильона метро передал худенький капитан-очкарик, сотрудник отдела "Т", внедренный в одну из московских преступных группировок. Братва из этой группировки не только шустрила, но и бизнесовала не хуже любой западной конторы. Капитан за несколько месяцев успел войти в доверие к буграм и получить кличку Бухгалтер (наверное, из-за очков и худобы), а попозже - и должностеху в их полулегальном бизнесе, что-то среднее между менеджером и действительно бухгалтером. Во всяком случае, легенда лоха из провинции (а его, собственно, из сибирской глубинки и привлек Межинский в отдел) работала пока безотказно. А то, что парень наваривал у бандюг, вполне согревало его душу, потому что в омоне его родного городишки он бы столько денег не получил бы за всю свою жизнь.
Бухгалтер, зная страстишку Межинского, подарил ему новенький рекламный буклет, в конце которого на десяти отливающих лаком страничках красовались последние модели заколок фирмы, а заодно и шепнул пару новостей, которых не было ни в одной газете, как бы ни старались в последнее время журналисты рассказать обо всем.
Минутная стрелка съела еще одно деление, и под тихий вздох двери в кабинет вошел Тулаев. На его обычно жизнерадостном лице странно смотрелись подсиненные усталостью глаза, а бледность кожи вызывала сочувствие и жалость.
- Здравствуй. Ты чего, заболел? - спросил, пожимая его руку, Межинский.
- Я-а? - удивился Тулаев. - Да вроде нет... Просто спал плохо... Жара же...
- А-а, точно, жара, - согласился Межинский, скользнув взглядом по двум царапинам на шее подчиненного. - Ну что там новенького по Микки-Маусу?
- О ком?
Бессонная ночь всхлипами, охами и ахами все еще стояла в ушах Тулаева. Большим пальцем правой руки он надавил на ложбину между фаланами указательного и большого пальцев левой руки, чтобы взбодрить, как учили в их конторе, мозги, но ничего кроме боли не испытал. Мозги хотели спать и казались подушкой, набитой мягким пухом.
- Ну как там этого смертника звать? - в упор посмотрел Межинский.
- Миус, - наконец-то понял Тулаев. - Фамилия - Миус. Кличка - Фугас.
- Ладно, о кличках потом... Что рассказал брат его однокамерника?
- Брат?.. Да-а, брат... Жалкий в общем-то мужик. Плохая жизнь, грубая жена.