- Ну, я пошел, - наконец-то одолел придурка Тулаев и освободил ее пальчики.
Когда поворачивался к прихожей, заметил цветную фотографию в глубине серванта, за пузатыми хрустальными салатницами. На ней были увековечены девушка с парнем на берегу моря. Парень на целую голову возвышался над девушкой в купальнике, а она прижималась, ластилась к нему. Издалека невозможно было разглядеть лица.
Придурок внутри, удовлетворившись будущим свиданием, затих, и к Тулаеву вернулась прежняя холодность. Он вышел из квартиры, еще раз попрощавшись, послушал клацание ружейного затвора замка и попробовал разобраться в своих ощущениях. Они были разными. Девушка ему все-таки понравилась, хотя он с иронией и недоверием относился к курящим дамам. Чистота и порядок в квартире вызывали уважение и тоску по несбывшейся семейной жизни. Фотография в баре насторожила, хотя мужского духа в квартире он не ощутил. Два плюса наложились на один минус. Да и то минус мог оказаться призрачным. Бывший муж - это все-таки уже не муж.
Тулаев поежился, спускаясь по лестнице. Он ведь тоже был бывшим мужем и никого, кажется, этим не пугал.
18
У кота Прошки давно не было такого отвратительного настроения. Сразу после обеда у него стала ныть шея. Это неприятное ощущение, собственно, осталось еще с повешения. Шея запомнила его и порой опоясывалась странным колючим обручем. Сегодня невидимый ошейник почему-то давил сильнее, чем прежде. Прошка лежал и на левом боку, и на правом, но обруч никак не ослабевал.
К тому же он остался без ужина. Обеденную норму - плотный сгусток пшенной каши, оставленной хозяином в миске на полу кухни - он уже давно съел, а Тулаев все не приходил.
В густой темноте, захватившей в квартире все комнаты, все уголки и закоулочки, для Прошки все еще существовал день. Он видел все так же хорошо, как и при солнечном свете, а может, даже и лучше, но настроение от этого не улучшалось.
Встав с теплой кровати-свитера в углу ванной, Прошка беззвучно прошел на кухню, посмотрел на светящиеся цифры электронных часов, стоящих на холодильнике, и не поверил самому себе. Слева горели два сплющенных кружочка. Они были очень похожи на бублики "челночок", которые когда-то давно давал ему грызть хозян. Тогда еще Прошка считал роскошью заплесневелый кусок хлеба и "челночки" наминал с удовольствием. Сейчас бы он только понюхал их, но есть бы не стал. Прошка остановился, и желудок снизу мягким, но противным пластилином прилип к хребту, напомнив о себе, а заодно и заставив передумать. Кто его знает, может, он и съел бы сейчас пару "челночков". Если бы их, конечно, размочили.
Хозяин еще ни разу не приходил в такое время, когда на часах оживали два "челночка". Неужели он бросил его навсегда?
От такой невеселой мысли сразу перестала ощущаться шея.
Прошка скользнул в прихожую, прислушался к тому миру, что жил за дверью, и вдруг ощутил, что хозяин где-то близко. Странно, но в этом открытии не было радости. В самой сердцевинке его, как хребет внутри селедки, жила тревога.
Прошка отошел в глубь зала, посидел без движения пару минут, послушал царапание ключом в замочную скважину, щелчки, скрип двери, клацание выключателя, но еще до того как хлынул в прихожку свет, он уже разглядел своими горящими зеленым огнем глазами, что рядом с Тулаевым стоит женщина.
От нее исходил едкий и невкусный, похожий на вонь сгнивших яблок, запах.
- У тебя такие хорошие духи, - восхитился забирающий у нее сумочку Тулаев.
Прошка недоуменно пошевелил усами. Вкусы у котов и мужиков явно не совпадали.
- Кофе будешь? - голосом, который Прошка еще никогда не слышал, спросил Тулаев.
- У нас еще шампанское, - игриво ответила Лариса. - Между прочим, французское. Настоящее французское.
- Правда? А где оно? - удивился Тулаев.
- За дверью. Ты бутылку на пол поставил, когда замок открывал.
- У-у, точно!.. Что-то с памятью моей стало!..
Он еще раз проскрипел дверью, прямо в ботинках протопал на кухню. Каблучки-шпильки девушки процокали следом за ним. Прошка еще раз нервно пошевелил усами. Хозяин никогда не ходил в обуви по квартире. И если до этой минуты Прошка верил, что Тулаев вспомнит о нем и позовет на кухню, то теперь почему-то передумал. Сегодня ночью все было слишком не так, как обычно.
Можно, конечно, самому пришлепать на кухню, сесть у миски и смотреть на Тулаева просящими глазами. Но в этом уже было что-то собачье.
Из кухни долетел странный, никогда не слышанный Прошкой хлопок, потом смех, звон стекла, опять смех. Там явно что-то пили, и кот сразу ощутил жажду, хотя еще минуту назад он больше хотел еды, чем воды. Опять заныла шея, и Прошка начал разминать ее, медленно поводя головой то влево, то вправо. Под тошнотворные повороты вспомнилось, что вода есть не только на кухне, но и ванной, а точнее, в раковине, которая навешена чуть криво, и оттого в ее левой части, рядышком с пластиковым отверстием слива, всегда есть лужица. На три глотка, но все же лужица.
Прошка встал на четыре лапы и сразу услышал, как хлопнула дверь в ванную. Тулаев никогда так быстро не закрывал ее. За дверью что-то по-мышиному прошуршало, подвигалось, и вдруг водопадом хлынула вода. Прошка сразу узнал душ. Он очень не любил его, потому что этот странный металлический кружок с десятками дырочек мог за одну секунду сделать его мокрым. От него нельзя было спастись. Он был в сто раз хуже дождя на улице. Тулаев, словно зная прошкину боязнь, редко мылся под душем. Он больше любил ванную. Особенно в такую жару.
- Про-о-ошка, ты где? - с кухни позвал его Тулаев.
На сердце у кота стало мягко и приятно. Он еще немного постоял, затягивая паузу, поднял хвост и бесшумно прошел мимо фыркающей женским голосом двери на кухню.
- Что, брат, изголодался?
Пальцы Тулаева скользнули по его голове, по шее. Боль сразу куда-то пропала, да и есть Прошка уж вроде и не хотел. В ответ он потерся о левую брючину хозяина.
- Не успел я сегодня, Прохор, в магазин, - извинился Тулаев. - Вот купил тебе в коммерческом киоске... "Вискас" называется. Ты уж извини, но придется заграничное есть. Вся страна ест. Никуда не денешься...