18 января. Вепрева пишет:

Зинаида Геннадиевна ловит меня в коридоре:

– Давайте договоримся, что в следующий раз, сдавая дежурство, вы будете заодно и трубы средством заливать. А то никто этим не занимается, только я одна.

«Хорошо», – отвечаю.

Потом слышу, как она же говорит Вере:

– Представляете, никто, вообще никто не чистит трубы, одна только я этим занимаюсь.

Та отвечает: «Какой кошмар».

Что же это – индивидуальный подход или исключение? Или уровень общения? – со мной по делу, с остальными о душе. А вообще, так и с ума можно сойти, когда все разговоры в коммуналке только о том, какие все грязные и загрязняющие. Вот тебе и бытовая ксенофобия.

19 января. Вепрева пишет:

На днях Оксана хвастается, что они с Вадимом на Крещение идут в прорубь нырять, и спрашивает Валеру, будет ли он на Крещение в проруби купаться. Валера вздыхает: «Один раз окунулся уже, с воспалением слег, в этот раз «груз 200» получать будете».

Пауза. Понимающие взгляды.

20 января. Вепрева пишет:

Уже дней пять, как кто-то украл туалетный ершик. В туалете стали находиться дольше, однако никто не подает виду, не признается и не приносит новый прибор.

А сам унитаз, который ранее был накренен влево после того, как Валера подпер его правую сторону деревянным бруском, отныне стал угрожающе качаться в обе стороны, окончательно лишая пользователей остатков спокойствия и безопасности, под навязчивые покашливания ожидающих с другой стороны.

22 января. Осминкин пишет:

Сегодня должны были прийти фотографы из The Village, Виктор и его жена Ирина, чтобы снимать нашу коммуналку и нас на ее фоне. Настя попросила их взять с собой сменные тапки, чтобы быстро переодеться и прошмыгнуть в комнату, пока Зинаида Геннадиевна и другие жильцы не почуяли неладное. Но соседи как назло все повылезали из своих комнат и позаканчивали свои смены. Даже запойный Витек решил намыть недельную горку своей грязной посуды. По кухне скачет стиральная машина. Над нашим пеналом огромная протечка с кровли. Зинаида Геннадиевна вернулась со смены. Оделась в розовую пушистую пижаму, наделала бигудей. Бегает по кухне, обзывает всех свиньями.

Зинаида Г. закуривает и тараторит Вере на жалобы последней о том, что у ее мужа Валеры прихватило почки:

– А все почему? Потому что каждый год надо обследоваться. Компьютерную томографию делать, рентген, анализы сдавать, то да се (глубоко затягивается). А то вот поступила к нам одна пациентка, ишь ты поехала на горных лыжах кататься, а самой писать больно уже полгода как, и что ты думаешь – оказалось смещение позвонков, и нейрохирург ее на стол сразу срочно положил. Вот тебе и почки. Обследоваться надо, а то писать больно полгода, а она на горных лыжах кататься поехала, дура.

Вера только нервно кивала и поддакивала в ответ.

Вепрева пишет:

Осминкин упустил, что, когда гости заходили в темноту под грохот стиральной машины, он пугливо выбегал из туалета в дырявых колготках. Позировал он, кстати, тоже в них.

25 января. Вепрева пишет:

Сегодня утром пятно на кухне решило окончательно лопнуть и превратиться в настоящую протечку, чтобы методично поливать нашу тумбу, розетку и стиральную машину. Мы изолировали все полиэтиленом и поставили кастрюльку. Надо было звонить в аварийку, но я застеснялась, поэтому Рома позвонил сам, лишь проворчав: «У тебя что, проблемы с коммуникацией?» На той стороне ответили, что у них много дел и нам перезвонят. Через два часа я обнаружила, что один ручеек превратился в четыре, и стала звонить сама, уверяя, что у нас тут практически полный пиздец. Женщина там поохала, спросила, где именно течет, поохала снова и сказала, что надо звонить начальникам. Пообещала перезвонить и положила трубку, а телефон мой не спросила.

Итак, каждый час я опорожняла кастрюльку с грустным видом под озабоченные взгляды соседей. Вера курила и говорила: «Да они там все на лапу хотят в этих жэках, а работать не хотят». Оксана и Ольга подтвердили, сказали, что надо сразу звонить в 004, они и приедут быстрее, и аварийке местной еще надают. А то, мол, место это из гипсокартона, еще как провалится, однажды там балки какие-то провалились, в общем, ад и палестина, всегда в этом месте все лилось.

Позвонила я в 004 часов в шесть, там мне мгновенно ответили, заявку приняли, по срокам ничего не обещали, сказали ждите. Вот и жду, пока ничего не изменилось.

26 января. Вепрева пишет:

В туалете появился ершик. После того как унитаз был окончательно засран. Осминкин хотел купить ершик первым, чтобы пристыдить соседей, но не успел.

Текущая стена к утру превратилась в ниагарский водопад. Мужики пошли исследовать чердак и обнаружили там прогнившую, текущую, но официально капитально отремонтированную кровлю. После пятисотого звонка аварийка зашевелилась и прислала мастерку, которая все сфотографировала, составила акт и пошла за снегоуборочными альпинистами.

Вскоре в дворовом колодце поднялся мат-перемат: «Кидай!», «Не кидай!» Постепенно перестало капать. В колодце кричали: «Ты че дурак все чистить?», им отвечали: «А че, не надо все чистить?», и им отвечали: «Нет, блять, только с краю, блять, чистить».

И снова повалил снег.

27 января. Осминкин пишет:

Сегодня поэт Роман Сергеевич Осминкин материализовал «единство и тесноту стихового ряда» Тынянова на внелитературном, бытовом материале под названием «Протечка». Осминкин отработал ночную смену (смену ведер и кастрюль буквальным образом), повинуясь главному конструктивному фактору тыняновской теории стиха – ритму. Но Осминкин не только повиновался внутреннему ритму падающей с потолка капели, но согласовал ритмические группы капели с синтактико-семантическими группами подставлямой под них тары. Для этого Осминкин прибегнул к нехитрой математической операции вычисления времени наполнения тары посредством умножения частоты падения капели на единицу времени. Получилось, что самое активно наполняющееся ведро оказывается полностью оформленным капельным рядом и, следовательно, обретшим тесноту, чреватую семантическим взрывом, спустя 1 час и 27 минут.

Поэтому Осминкин дождался полного наполнения тары (предельного соответствия формы своей функции), который наступил в 4.27 утра 27 января, опорожнил всю тару (обнулил прием) и тут же лег спать, предварительно заведя будильник на 5.57 утра. В вышеозначенное время Осминкин по первому звонку будильника поднялся и быстро проследовал на кухню, где, к его удовлетворению, тара оказалась на нужном критическом пределе своей наполненности (форма почти полностью выражала функцию). Осминкин, пребывая в состоянии полусна, автоматически опорожнил всю тару, подтер пол вокруг и тут же проследовал обратно в постель, заведя будильник на 7.33 утра (частота смены тары каждые 1 час 27 минут). В отличие от внутритекстовой конструкции, enjambement, являющийся несовпадением ритмических групп с синтактико-семантическими, в данном случае был недопустим.

В 7.33 утра данная операция опорожнения повторилась почти без изменений, с той лишь разницей, что Осминкин заметил, что тара была заполнена на треть меньше, то есть внутренний ритм капели замедлился и теснота стихового ряда обладала еще небольшим люфтом для обретения своего единства. То есть функция была недовыражена и потенциал формы не исчерпан. Но Осминкин решил учесть это замедление внутреннего ритма при следующей компоновке крупной формы и завел будильник с учетом ее растяжения (здесь Осминкин допустил небольшую вольность и математическому расчету предпочел свой глазомер, сочтя это допустимым интуитивным смещением строго-рационализированной операции формообразования).