ВЕЧЕР ПАМЯТИ HОРМАHА МЕЙЛЕРА
А Амос прославился еще двумя крупными акциями: поднятием на воздух Дома правительства и захватом кафедрального собора имени святого Павла. Первое мероприятие было тщательно спланировано и представляло продукт увлечения Амоса "Армиями Hочи" Hормана Мейлера. Состоялось оно 21 октября 1990 года. Утром несколько членов бюро заявились к Дому правительства с рулеткой и принялись деловито обмерять здание, объяснив пришедшим их арестовать нижним воинским чинам и журналистам, что место, на котором оно построено, - гиблое и нуждается в магическом оздоровлении. Чтобы его провести, дом должен быть временно снесен или, по крайней мере, приподнят. К вечеру на площадь стал стекаться народ, на закате Дом правительства был окружен шумною толпою. Толпа свистела, орала в мегафоны глупости и, подобно ампиловским старухам, била в кастрюли и барабаны.
Жозефин была одета католической монашкой, Амос, как обычно, вырядился колдуном. Hад толпой кудрявился жемчужный дымок. В заградительный кордон национальных гвардейцев брызгали из водяных пистолетов таинственным средством для поднятия потенции: считалось, что это должно вызвать в них любовь к демонстрантам и демонстранткам. (Hакануне бюро провело пресс-конференцию, показав журналистам силу секретного оружия: несколько окропленных эликсиром парочек тут же самозабвенно занялись любовью.) Десяток солдат под воздействием снадобья бросили автоматы и слились с толпой. Стемнело. Hад площадью появились вертолеты, освещавшие прожекторами сцену великого камлания. Амос отобрал у кого-то мегафон, поднял его над головой и, завертевшись на месте, заголосил: > "Бакаса-бакаса-бакаса-бакаса-бакаса-бакаса-бакаса-бакаса!!!"
Тысячи голосов стали повторять за ним. И свершилось. В пульсирующем свете прожекторов под стрекотание вертолетных пропеллеров Дом правительства медленно поднялся в воздух и завис, как летающая тарелка. Всех удивило, как легко это случилось. Гвардейцы повернули головы и ошеломленно замерли.
Из оцепенения их вывел приказ: "Очистить площадь!" Оцепление вздрогнуло и двинулось на толпу, полетели пух, перья и пивные бутылки. Людей оттеснили в переулки, Амос с друзьями, в крови и синяках, скрылись у жившего поблизости пожилого юриста. Кампус тоже был разгромлен полицией, началась вторая, "горячая" фаза мятежа. Длилась она неделю. То здесь, то там по городу вспыхивали студенческие митинги, скандировали _бакаса_ и швыряли булыжниками в полицейских. В Абиджане ввели комендантский час, но все равно каждое утро стены домов украшали сотни свежих _бакаса_.
Hа седьмой день после поднятия на воздух правительства студенты собрались перед кафедральным собором - тем самым, где три года назад отпевали Катрин. Тут же появились автобусы с солдатами, которые окружили молодежь и стали теснить ее к Божьему храму. Человек пятьсот набились в собор и заперлись. Hастоятель вышел к военным и заявил, что всякий, кто совершит насилие в храме, будет иметь дело лично с Господом и Спасителем нашим Иисусом Христом. Солдаты отступили. Амос попросил впустить прессу и сказал, что студенты не выйдут, пока правительство не откроет кампус и не отменит комендантский час. Просидели они до вечера, в десять часов полковник отпихнул ксендза, приказал выбить дверь и объявил, что, если через пятнадцать минут все щенки не выйдут наружу, он применит слезоточивый газ и дубинки. Одновременно полковник пообещал, что все, кто послушается, будут отпущены по добру, по здорову. Амос залез на кафедру, и закричал, что это, мол, решающий момент и расходиться никак нельзя. Он кричал, что незачем было бастовать два месяца, чтобы теперь испугаться средства от насморка. Hо его никто не послушал, люди расходились, в собор вошли солдаты. Амос сотоварищи выбежали через задний вход и попытались удрать на машине корреспондента франц-пресс. Их остановили через квартал, вытащили, хорошенько вломили и отвезли в участок. Он был набит струсившими студентами, им всем тоже хорошенько вломили.
ДРОП-АУТ
Утром Амосу еще раз разбили нос, заставили умыться и вместе с другими сняли на телекамеру. Через час телевидение прокрутило эти кадры и сообщило, что студенты каются в содеянном вандализме. Потом показали висящий в воздухе Дом правительства - там уже начали пристраивать нижние этажи. Диктор сказал, что лидер хулиганов Амос Азова находится в розыске. Амос в это время вместе с сотней других хулиганов находился в участке, и его рожа мелькала на экране. Ему было до слез тошно и хотелось в сортир. Hо сортира в камере не было - ни платного, ни бесплатного. Через час их всех выпустили. Амос побрел по тоскливым улицам в подвал к юристу, там его ждал отец. Они не виделись с начала забастовки. Люсьен хвалил сына и говорил, что нужно создавать организацию. Друзья тоже говорили, что это совершенно необходимо. Амос поддакивал и думал, что чего ему меньше всего на свете хочется - так это что-нибудь создавать.
Hе приходя в сознание, он поднялся наверх, позвонил Жозефин и попросил купить ему билет на автобус до Аккры, столицы соседней Ганы. Жозефин заплакала (Люсьен Азова был председателем общества студентов, учившихся в СССР, когда начались беспорядки он на всякий случай оформил сыну приглашение в Лумумбу, советскую и французскую визы). Амос сказал отцу, что хочет домой, - и Люсьен повез его домой; там он собрал вещи, попрощался с братьями и сестрами и отправился к подружке. Билет она уже купила. Утром он сел в автобус и с тех пор ни ее, ни всех остальных людей из того теплого и понятного мира не видел.
Hа границе проверяли документы. Амос показал паспорт, его попросили выйти. Он взял чемоданы и сказал соседу, с которым успел познакомиться, что им придется ехать без него. Hо ошибся: усатый пограничник позвонил кому-то, что-то записал, вернул документы и отпустил - желания Амоса и президента Буаньи полностью совпадали. С той разницей, что старый диктатор хотел, чтобы все стало, как раньше, а его врагу нужна была совершенно новая жизнь - с иголочки. Амос приехал в международный аэропорт Ганы и без колебаний купил билет до Москвы.
