По. Цветаевой

Рельефный склон взывает кануть в лету,

Раскинулся и разложился на земле.

Мне обещает превращение в комету,

Когда погасну в полуночной темноте.

Он зол, коварен, и хитёр, и мрачен,

Он идеален в той неровности вершин.

Мне заявляет властно то, что я растрачен,

Что не увижу больше полный слёз кувшин.

Он манит обещаньями слепыми,

Но я не слеп, увы, совсем не слеп!

Зовёт к себе, стелясь узорами крутыми,

Среди камней мне ЛИЧНЫЙ вырезает склеп.

Я сделал шаг, второй, десятый. Замер.

Мгновенье, и обрыв уж предо мной!

Вдруг вспомнилась таинственность кунсткамер,

Что посещал я прошлою зимой.

Сквозь черноту и устрашение видений,

Явился запах самых лучших трав,

Ах, сколько было сделано суждений,

Когда на этом склоне был чужого нрав!

Не только ж у меня такая участь,

Не многие смогли не рухнуть вниз.

Здесь обывателей вязала трусость,

Здесь обрывался жизненный каприз.

Уж сколько их упало в эту бездну,

Слепых и потерявших к жизни интерес.

Настанет день, когда и я исчезну.

Я отшагнул. Не занавес. Диез!

***

Сейчас бы в осень окунуться с головою,

Да только новый год с улыбкой машет.

Хотел как в русской прозе быть с тобою,

А сердце на последних импульсах всё пляшет.

Обида скребстись начала из-под низу,

Я пальцы сжимаю все крепче на струнах,

Мне б вольно отдаться песчаному бризу,

А я прожигаю седьмую в коммунах.

И в ложь я порою охотно так верю,

Что ты бы давно уж сошёл бы с ума.

Я пищу кидаю полночному зверю,

В надежде, что ты не увидишь письма.

А если увидишь, плевать мне хотелось,

Я слабый, всё верно, но я признаюсь.

И стыдно отнюдь, что лицо всё зарделось,

Но я не уйду, не придёшь, я дождусь.

Пусть, слов ты моих не услышишь сегодня,

Пусть, кубарем буду нестись я к низам

Пусть, честь опорочит мне жалкая сводня,

Навечно тебе своё сердце отдам.

Мне хочется писать, да так чтоб выжигателем,

Разжечь доску, полено бросив в пламя.

Мне хочется остаться в этой жизни продолжателем,

Чтоб вознесли слова мои на знамя.

Писать о том, что прожито, что пройдено телами,

Что в редкие моменты обжигало тело.

Мне хочется писать о том, что сделано врагами,

Чтоб после, это все в камине тлело.

Не знаю я что будет завтра, не помню то что было,

Лишь очертания безжизненно всплывают вновь.

Но я пишу о том, что звонко в сердце выло,

О том, как чувствовал я радость, грусть, любовь.

О том, как кожа пострадала, встретив ножны,

О том, что заставляло улыбаться каждый раз.

О том, что получилось, пусть казалось невозможным,

О том, что продолжаю я упрямый свой рассказ.

И пусть в былое время было стыдно, больно,

Сейчас иначе, по-другому, нет повторов.

И как бы трудно ни было, воскликну я – Довольно,

В грядущем не позволю укоротить свой норов!

Письмо

Любовь моя, пишу тебе от скуки,

Хотел сказать всего лишь пару слов.

Уже потерян счёт унылых дней разлуки,

А руки помнят шёлк тех рукавов.

Лоскутных тканей видел я немало,

Но только тот запомнил материал.

И время движась постепенно обязало,

Сказать хоть слово, пусть тогда молчал.

Прошу простить за нарушенье клятвы,

Я обещался не тревожить твой покой,

И был я верен, посещал все жатвы,

И потому пишу истерзанной рукой.

Багряный, алый шлейф из ран струится,

Редея цветом опускаясь ближе к полу.

Он не даёт свободой ясной насладиться,

И агитирует меня продаться метанолу.

Нет мочи больше погибать беззвучно,

Увидеть бы тебя, коснуться бы на миг.

Но облака на горизонте душат тучно,

И понимаю, что беспочвенен блицкриг.

Я стал читать, к развитию стремиться,

Не забываю то, о чем жалел тогда.

Стараюсь в омут знаний погрузиться,

Чтоб не сорваться и не рухнуть со стыда.

И классику включаю раз в неделю,