К вечеру у Шентэла начала кружиться голова, он словно погружался в какую-то полудрёму, а когда пытался стряхнуть с себя накатывающий тяжёлый и душный сон, картинка перед глазами дрожала, словно он смотрел сквозь жар от костра. Мальчишка не ел больше суток, но голода он уже не чувствовал, – лишь душащую, раскалённую жажду.

Похоже, он всё-таки ненадолго задремал, а когда вновь открыл глаза, увидел тёмное вечернее небо, усыпанное звёздами.

– О, очухался! – над ним склонилось странное существо, которое Шентэл сперва принял за куклу с головой младенца и карикатурным лицом взрослого мужчины.

Голос у человечка тоже был словно кукольный: пронзительный, высокий, как будто механический. Мальчишка попытался встать, но в глазах резко потемнело, а голова вновь пошла кругом, и ему удалось лишь сесть. Он покачивался на открытой повозке, прицепленной к крытой кибитке. Впереди вереницей ехали ещё несколько таких же, кибиток с полукруглым верхом из прочной материи. Рядом плелась привязанная к борту Полночь, вокруг по-прежнему колыхались травы необозримого поля. Подле Шентэла стояло кукольное существо: ростом с пятилетнего ребёнка, но ребёнком оно явно не было. В руках лысый человечек держал томик «Естественных наук», казавшийся в сравнении с его фигуркой гигантским.

– Что таращишься? Смотри, пешком потащишься! – грубо бросил мужичок, но в голосе его не было злости. – Ты сейчас среди друзей, возьми флягу и попей!

Шентэл нащупал рядом с собой флягу, на которую указал карлик, и с жадностью выпил почти всю.

– Где я? – спросил, утирая рукавом губы.

– Я ж сказал: среди друзей! А ты сам, красавчик, чей?

Карлик говорил очень странно: мало того, что в рифму, так ещё и любую его фразу сопровождала яркая мимика с резкими телодвижениями. Вот и сейчас брови поползли на высокий лоб, а уголок рта уехал к уху, изображая кривую улыбку. Мужичок раскинул руки и поставил одну ногу на пятку, отклячив зад, словно собрался танцевать какой-то старинный танец.

– Да ладно тебе, дядька Ник, отстань от него! – из сгущающихся сумерек к повозке выехала девчонка лет шестнадцати на статном жеребце. – Твои рифмы всех раздражают! – она рассмеялась, и чёрные кудряшки вокруг её лица запрыгали, словно пружинки.

– Меня Кэсси зовут. Кассандра. Я наездница, выполняю всякие трюки на лошадях в цирке. Там, – девчонка махнула рукой вперёд, – остальная наша труппа. А ты кто?

– Можешь соврать! – тут же вклинился карлик, расплывшись в подбадривающей улыбке, от которой всё его маленькое лицо покрылось морщинами и стало похоже на грецкий орех. – Нам наплевать, кто ты есть, просто нужно как-то к тебе обращаться.

– Блад, – ответил мальчишка. – Так вы – бродячий цирк? Ничего себе!

Кэсси снисходительно хмыкнула:

– Что, никогда не встречал циркачей?

– Так близко – не доводилось, – признался Шентэл.

– То-то на меня уставился, как на диво, – ввернул Ник.

Телега внезапно остановилась, и карлик покачнулся, чуть не вывалившись за борт.

– Эй, у руля! – пронзительно крикнул он куда-то вперёд. – Давайте-ка нежнее! Я чуть не брякнулся кверху пятками!

– Да тебе-то уж невысоко и падать, Книксен! – шутливо ответили ему совсем рядом: небольшой караван из повозок замыкался в кольцо.

Первой кибиткой правил худой мужчина средних лет. Его козлиная бородка была заплетена в косицу, как и длинные чёрные волосы, в одном ухе позвякивала гроздь разномастных серёжек, а кошачий разрез глаз был точно такой, как у Кэсси. «Отец», – сразу понял Шентэл.

– Это Мардуарру, мой отец, – подтвердила его догадку Кассандра.

– Э-э-э… – замешкался мальчишка. «Морду-что?!» – так и чесался язык переспросить.

– Можешь называть просто Мар, – подмигнул мужчина.

– Блад.

– Куда путь держал, Блад? Пока не рухнул посреди поля.

– К морю, сэр.

Трое его собеседников переглянулись, а потом рассмеялись. Громче всех расхохатывал Ник, и его смех напоминал вопли чаек.

– Не, вы слышали это: «сэр»?! – утирая слёзы, выдавил карлик.

– Ладно вам, – вмешалась Кэсси, – вы совсем дурные, Блад уже подумал, что у нас не цирк, а тайный клуб душевнобольных! Просто к нам никогда так не обращаются, – пояснила она мальчишке, – больше называют по профессии или по имени, но не «сэр». Много чести. – Кассандра завела своего жеребца в круг, образованный повозками, и спешилась. – Поможешь мне распрячь других лошадей, Блад? Мы тоже едем в сторону моря, могли бы подвезти тебя.

– Но только если будешь мил да любезен, да в деле полезен! – тут же ввернул карлик.

– По пути у нас много мелких городков, в которых ждут наших ночных представлений. Что скажешь: ты с нами?

Шентэл всё равно не знал дороги к морю, у него не было ни денег, ни еды, ни воды, а конный путь даже напрямик займёт не один день. Конечно, он согласился! Ведь грубоватые, весёлые и немного странные циркачи уже успели ему понравиться.

В труппе была и мать Кассандры: статная, тоже смоляноволосая, как и Кэсси с Маром. В ночном полумраке, освещённом лишь керосиновыми фонарями, развешанными на повозках, её горбоносый профиль, накрашенные чёрным глаза и унизанные золотом изящные запястья производили неизгладимое впечатление.

– Иштар, моя мама, – представила её Кэсси.

– Негодная девица, – низким грудным голосом пророкотала женщина, легонько шлёпнув дочь по плечу (звон множества тонких браслетов сопровождал каждое её движение), – могла бы и приврать, что я твоя сестра. Младшая! – она лукаво подмигнула Шентэлу и кокетливо захихикала, словно рассыпала стеклянные бусины по мраморному полу.

Разумеется, мальчишка смолчал о том, что сперва принял Иштар за бабушку Кэсси.

Молодой человек лет двадцати пяти, крепкий, симпатичный и самый «нормальный» из всех не был роднёй остальным. Руал, силач и метатель ножей, присоединился к труппе несколько месяцев назад и отлично вписался в их цирковую программу.

– Он прекрасный артист, – между делом шепнул Шентэлу Ник, – хоть и утомительно скучный человек. Приходится прощать ему эту простоту. Ну да ничего, позабавится да исправится! Циркачи – народ могучий, кого хочешь переучим!

– А что делают остальные? Какие у них номера? – полюбопытствовал мальчишка.

Книксен загадочно закатил глаза и сделал над головой непонятный жест рукой:

– Имей терпение, малыш, всё завтра ночью сам узришь!

К вечеру следующего дня они остановились вблизи маленького городка Гринвей. Мужчины принялись ставить шатёр, а Шентэла отдали в помощь Книксену для более мелких дел.

– Как жители узнают, что вечером будет представление? – спросил мальчишка у карлика, когда они таскали от повозок к будущему шатру ящики с реквизитом. – Мы даже в город не вошли!

– О, узнают, поверь! К десяти вечера все места будут заняты! Это сила магии, тебе не понять, малыш!

– Просто мы нанимаем человека, которому с нами по пути, но едет он тремя днями раньше нас, и поручаем ему расклеить афиши, – рассмеялась Кэсси, проходившая мимо с лошадьми в поводу.

– Фе-фе-фе, – прошепелявил Ник ей в след, скорчив рожицу, – ты становишься такой же скучной, как этот простак Руал! Не слушай чепухи, малыш, – это уже опять Шентэлу, – магия – вот истинная причина всего!

– И какой он тебе малыш? – Кассандра шла обратно, уже без лошадей. – Ты своей лысой макушкой и до груди-то ему не достаёшь, дядька Ник!

– Детка, я малый человечек, но умный и сердечный! Пусть я ростом не могучий, но талантов во мне – куча!

– А умения ловко о них соврать и того больше! – парировала девчонка.

– Что есть, то есть! Перед вами – эталон, одарён со всех сторон! – шутливо отрекомендовался карлик, согнувшись в лёгком поклоне.

***

С наступлением сумерек к цирковому полосатому шатру потянулись люди. Они приходили по одиночке и целыми семьями, покупали билеты и проходили за верёвочное ограждение.

Перед шатром стояла маленькая палатка. По обе стороны от её узкого входа горели факелы, а внутри, в полумраке мигающих свечей, курился терпкий дым от ароматных трав. Посреди, на ложе из шкур, восседала Иштар, перед ней на низеньком столике мягко мерцал хрустальный шар, отражая язычки свечного пламени, и лежали большие карты со странными рисунками. Мадам Иштар, потомственная предсказательница, ведущая свой род аж от волшебника Мерлина (как гласила афиша при входе), готова была прочесть будущее каждого (но за отдельную плату).