Кому вообще пришло в голову составить сундуки в гостиной?.. Почему их сразу не отнесли в гардеробную?

Опустив веки, я прислушалась.

Особым, ведьмовским образом.

Из гостиной тянуло только сосредоточенной старательностью и некоторым напряжением людей, не знающих, что им ожидать в ближайшем будущем, а вот изумлением, испугом либо шоком – не тянуло.

Значит, камней в сундуках всё же не было.

Ну, ничего, может, они еще просто до них не дошли, хе-хе!

И надо бы выйти, и проследить за тем, что и как делают с моими вещами, но…

Но не хотелось.

Я устала, я испугана, я никогда не оказывалась в столь… в столь недружественной обстановке, я хочу спрятаться, вот в этом кресле свернуться комочком, и никуда никогда не идти!

Истинная тэя через эти постыдные желания, конечно же, переступила бы.

А я – поддалась.

К тому же, сундуки с по-настоящему ценными вещами магически опечатаны, откроются только в моем присутствии, вообще…

…и вообще, самый главный камень отец Вейлерону уже подложил.

Я вспомнила один из многих разговоров с отцом, которых много было в эту неделю, куда больше, чем до этой внезапной и нелепой помолвки, устроенной его величеством из ничего.

Тогда я набралась смелости прямо спросить его сиятельство о том, как я буду жить после? Ведь даже если Вейлерон промолчит о ведьмовстве, не пожелает бросать тень на сестру, то я всё равно останусь разведенной, с пятном на репутации… Что я буду делать?

– А что хочешь, – как-то удивительно просто ответил герцог. – Просто жить, как тебе нравится. А захочешь – я тебя снова замуж выдам.

Отцовское спокойствие было заразным, и я чуть улыбнулась этой мысли – да уж, замуж, после развода-то! И с серьезным видом ответила:

– Хочу!

– За кого? – с одобрением в голосе поинтересовался герцог.

– За Астея Пятого! – мстительно выдала я, любуясь, как его сиятельство батюшка поперхнулся воздухом.

И невинно пояснила:

– Он осчастливил браком меня, я – его, по-моему, всё честно!

И уж чего я не ожидала, так это того, что у его сиятельства загорятся глаза, и он примется прокручивать варианты:

– Так-так, наследовать твои дети в любом случае не будут, наследник первой очереди – принц Филлип и его дети от принцессы Рейнары, можешь хоть вообще не рожать… Для того, чтобы управлять дворцом, есть Рейнара… Что разведенная – так ведь брак его величества с тобой будет не первый, «правильный» наследник уже есть. Что ведьма – туда же… Так-так-так, какие перспективы!

Да-а-а… кажется, недооценила я батюшкиной мстительности и того, насколько эта история ущемила его самолюбие!

Интересно, я всё еще пошутила, или уже удачную идею подала?..

Я вынырнула из воспоминаний, улыбаясь – всё же, у его сиятельства с его величеством очень странная дружба.

Я прислушалась, что происходит в гостиной-спальне-гардеробной. Оттуда тянуло устойчивым ощущением тревожности и старательности.

Я тяжело вздохнула.

«Выберите камеристку!»

Дома за обязанности моей камеристки толкались плечами Нита и Анабель. Нита считала, что она ведьма, и потому всегда должна быть рядом, чтобы прикрыть в случае нужды, и вообще, это ее назначил на это место мой отец! А Анабель была свято уверена, что уж никто лучше нее не защитит бедную и беззащитную девочку от врагов.

В герцогском замке у герцогской дочери естественных врагов было не много, но кого когда такая мелочь останавливала?

Нет-нет-нет, при мне они никогда ничего подобного себе не позволяли, и даже неприязнь, хлещущую через край, старались придерживать.

Но это не мешало мне время от времени в самых неожиданных местах замечать признаки борьбы не на жизнь, а на смерть.

Грызня прекращалась в одном-единственном случае.

Горе, горе служанке, скверно почистившей мои ботинки, беда швее, проложившей неровный шов на платье. Две гарпии прекрасно отработали тактику совместной охоты!

Швее, вызвавшей недовольство заклятых подружек, вообще проще было сразу прыгнуть с замковой стены в замковый же ров, пересечь его вплавь, умчаться в Предгорья и затаиться там до конца жизни, потому что Нита с Аной завели скверное обыкновение брать в союзницы ту самую белошвейку с золотыми руками.

К золотым рукам прилагалась соответствующего веса профессиональная ревность.

Я хочу домой.

Там всё надежно, любимо.

Там не тянет неприязнью из-под каждой двери, там и замок на моей стороне, и даже ее сиятельство, пусть и недовольна своей дочерью, но ведьмино чутье все же шепчет, что она искренне обеспокоена.

Повезло Вейлерону, что он маг – у магов природная защита, с ними чутье не работает. Только с давними знакомыми. И еще с кровными родственниками, наверное. Но я со всеми своими родственниками давно знакома, так что тут точно не знаю, только предполагать могу.

Да и вообще, магам хорошо – у них все стандартно, надежно и постоянно.

А вот у ведьм…

Матушка Рискин, кося глазом по сторонам – не видит ли кто, как она учит герцогскую дитя, чему не велено? – рассказывала мне, чем ведьмы отличаются от магов, и за что вторые не любят первых:

– Вот если взять десяток магов, и велеть каждому применить одно и то же заклинание, вложив строго отмеренное одинаковое количество силы – у них у всех итог одинаковым выйдет, – она усмехнулась.

А я как-то ярко представила: десять магов, все плечистые и крепкие, девиц нет ни одной, хотя у женщин магия и бывает, но разве ж они маги? Так, декоративные фитюльки за спинами своих мужчин. А маги стоят, выстроившись ровным рядочком.

Усатый командир со строгим взором, стоя за оградой, приказывает им – «Огонь!», и они, все, как один, дружно вскидывают правую руку, сложив пальцы знаком огня, выдохнув магическое слово. С пальцев каждого по высокой дуге ярким прочерком летит заклинание, и врезается в мишень, разнося ее в сочные солнечные брызги.

Картина эта, не единожды подсмотренная на тренировочном поле за казармами, живо встала перед глазами.

– А вот если взять десяток ведьм и повелеть им применить одно и то же заклинание, – продолжила матушка Рискин, – То у одной выйдет одно, у второй другое, у пятой пятое, а у половины и вовсе ничего не получится.

Теперь перед мысленным взором стояли сплошь девицы.

Все молодые – старую ведьму шиш поймаешь, только Пройдоху рассмешишь, – все симпатичные, но какие-то растерянные.

Суровый усатый командир хмуро окинул их взглядом, и рявкнул:

– Встать в строй!

Некоторое время ведьмы бестолково метались внутри ограждения, как нервные козы, не зная куда приткнуться, а суровый усатый командир, оставив пост за оградой, носился среди них и вокруг, попеременно ругаясь, уговаривая построиться и угрожая сжечь пройдохово племя на очистительном костре во славу Отца-Воина и Матери-Искусницы.

Потом долго объяснял, что именно нужно сделать – собранные по глухим углам, по лесным сторожкам и болотным избушкам, ведьмы плохо понимали, что значит, «пальцы в третью позицию», «вложить три капли силы» и «спусковая лексема».

К моменту возвращения на место за оградой, командир изрядно вспотел и был встрепан, и даже усы топорщились теперь нервно.

Три, два, раз…

– Огонь! – скомандовал он.

Сосредоточенные ведьмы, повинуюсь приказу, махнули руками, как было показано.

У одной мишень повалило ветром, и, падая, она зацепила соседнюю, все остальные остались стоять, как ни в чем не бывало. Одна растерянно мялась, потому что ограда вокруг полигона загорелась, еще две ругались – «Это из-за тебя! – Нет, это ты виновата!», и неизвестно, что они имели в виду, но вот-вот должны были вцепиться друг дружке в косы. Одна плакала, потому что у нее ничего не получилось.

Над полигоном медленно собирались тучки, обещая нешуточную грозу.

Возможно, из нее в итоге ударит молния, и поразит-таки мишень своей создательницы. Но это не точно.

Матушка Рискин покатала слова на языке, подбирая те, что лучше всего разъяснят мне суть.