Господи, что следовало за этим самым «потом», я даже не могла помыслить.
– Мы найдем врачей! – вместо ответа на мою тираду запальчиво сказал Роман. Подошел ко мне, порывисто обхватил за плечи, сжал с такой силой, что я всхлипнула. И заявил то, что я уже слышала: – Мы найдем самых лучших врачей!
– Я не хочу. Не хочу никаких врачей!
Аня произнесла это почти жалобно. Я ошарашенно уставился на нее, пытаясь понять, не ослышался ли. Что она такое говорила? Какого черта…
Но тут Аня снова всхлипнула и я поддался естественному порыву – обнять ее. Крепко сжал в объятиях, как делал это раньше миллионы раз. Как не позволял себе этого вот уже много лет. И, к своему ужасу, сначала ощутил сопротивление, но рук не разжал. И в этот момент понял, что не смогу сделать этого в принципе. Не смогу снова отпустить.
И не смогу смириться с тем, с чем она сама, похоже, уже смирилась! Не смогу и не хочу.
– Но почему? – мягко спросил, когда она утихла в моих руках.
– Я так и знала, что ты предложишь это, Васнецов.
Я невольно усмехнулся в ответ:
– Ты всегда слишком хорошо меня знала.
Это была правда. Не было времени, кроме тех лет моей мучительной ссылки, когда Аня не находилась рядом. Я помнил ее еще маленькой девочкой, как и она знала меня мальчишкой с ободранными коленками. Жаль только, что я слишком поздно понял, что именно эта женщина мне была нужна.
– Так все-таки почему? – напомнил я о своем вопросе, даже не думая сдаваться.
– Потому что я не хочу – это достаточная причина?
Я принял задумчивый вид, потом решительно покачал головой:
– Нет, это не принимается. Придумай что-нибудь получше.
Она тяжело вздохнула и отстранилась, и я неохотно разжал руки, выпуская ее из надежного кокона. Казалось, если буду вот также держать ее в своих объятиях дальше – смогу отгородить от всего. Но правда состояла в том, что я годами отгораживался от нее самой. И теперь не мог отделаться от мысли, что всего этого могло бы и не случиться, если бы я о ней заботился, как всегда того и хотел.
– Мне дают очень маленький процент на выздоровление, – наконец сказала Аня, отойдя от меня на расстояние и отвернувшись к окну. – И я не хочу потратить последние дни на бесплодные попытки лечения. Я хочу провести их с дочерью – столько, сколько будет отмерено. Это мой выбор.
Я сделал глубокий вдох, пытаясь осознать сказанное. Наверно, ее мотивы можно было понять, но я отказывался их принимать. Слышал лишь главное – шанс есть! А значит, нужно бороться.
– Но ведь вероятность выздороветь есть! – заговорил горячо. – И ею нужно ей воспользоваться. Ради той же Леры! Ты можешь быть рядом с ней еще целую жизнь вместо того, чтобы пробыть считанные дни!
Мне показалось, что Аня снова всхлипнула. Однако, когда она повернулась ко мне лицом, во взгляде ее читалась твердость.
– Не мучай меня, Васнецов. Просто позаботься о… нашей дочери.
Подойдя ближе и поравнявшись со мной, Аня добавила:
– Хочешь пообщаться с Лерой, прежде, чем мы уедем?
Я лишь коротко кивнул в ответ. Я действительно хотел, вот только сам не знал, как к ней подойти. Но с чего-то все равно нужно было начинать.
Выйдя следом за Аней в гостиную, я подошел к дивану, на котором устроилась Лера и присел рядом. Дочь (как странно было думать об этой девочке именно так!) даже не повернула головы и мне пришлось обратить на себя внимание, заговорив:
– Что смотришь?
– «Алладина», – откликнулась она, так и не удостоив меня взглядом. – Ты что, сам не видишь?
– Я давно не смотрел мультики, – признался с коротким смешком. – Разрешишь мне посмотреть вместе с тобой?
Лера в ответ только передернула худенькими плечиками – сиди, мол, раз уж пришел. Мы молча пялились в экран какое-то время и я мучительно пытался придумать, как еще завязать диалог с ребенком. Которому, совершенно очевидно, не слишком-то нравился.
Лера прервала молчание первой. Повернув ко мне голову, неожиданно спросила в лоб:
– Почему ты нас бросил?
– Я не…
Едва заговорив, тут же прервался. Хотелось сказать, что я вовсе их не бросал – просто не знал ничего о ее существовании. Но ведь в какой-то степени она была права – за все эти годы я ни разу не приехал к ее матери. Считал, что это моя кара. Считал, что недостоин. И в итоге просрал несколько лет жизни собственного ребенка. Хотя почему Аня ничего мне не сказала сама – нужно будет еще у нее выяснить.
– Так получилось, – ответил Лере после паузы. – Но теперь все будет по-другому.
– Тебе придется очень хорошо постараться, – серьезно проговорила Лера.
Я улыбнулся:
– Как насчет того, чтобы съездить завтра вместе в самый большой магазин игрушек?
– Постараться, а не подкупить, – фыркнула пренебрежительно дочь.
Черт возьми, она была права. Не все в этой жизни можно было купить. Увы, деньги не являлись панацеей. Невозможно было приобрести ни за какие суммы ни любовь своего ребенка, ни здоровье ее матери. С последним, впрочем, я еще намеревался поспорить.
– Я придумаю что-нибудь другое, – пообещал Лере, после чего она решительно спрыгнула с дивана и заявила:
– Нам домой пора. Пока.
– Пока… – пробормотал вслед, и, услышав звук захлопнувшейся двери, прозвучавший, как приговор, поднялся с места, чтобы вернуться к своему виски.
Все, что узнал за этот вечер, навалилось на душу тяжелым грузом. И виски – единственное, что мне теперь оставалось, чтобы хоть как-то забыться.
– Можно я не буду называть его папой? – подала Лера голос, когда мы почти добрались до дома.
Весь путь обратно я не переставала задаваться вопросом: правильно ли сделала, поехав к Роману? В душе царила такая буря из самых противоречивых чувств, что я задыхалась. Наша встреча разбередила то, что я считала давно забытым, пережитым.
Отпущенным.
На деле же, ничего никуда не делось. Как я ни старалась ничем не выдать того, что чувствовала, сама понимала, что не смогу справиться с цунами, сносящим все на своем пути.
– Он тебе не понравился? – как можно спокойнее уточнила я, взглянув на дочь в зеркало заднего вида.
– Не знаю. Кажется, хороший.
Поджав губы, я нахмурилась. Конечно, я не имела ни малейшего представления о том, как у нас с Васнецовым все сложится дальше, но вроде бы, он был настроен по отношению к Лере позитивно. И от меня зависело, чтобы и наша дочь тоже доверилась ему. Чтобы он стал ей близким человеком.
– Конечно, можешь не называть, – все же улыбнулась в ответ. – Никто от тебя этого не требует. Но мы с ним продолжим встречаться. Я хочу, чтобы у тебя был отец.
– Я…
Наверно, она хотела сказать что-то вроде: «Раз он нас оставил, то я не хочу такого отца». По крайней мере, именно этого я и ожидала от Леры. Но вместо этого она продолжила:
– Я тоже.
И я почувствовала нотки облегчения. И еще кое-чего, что старалась гнать от себя куда подальше. Ревность.
Меня не станет, а Леру будут воспитывать Васнецов и его новая жена. Они станут ездить в путешествия, возможно, когда-нибудь моя малышка сама захочет назвать ее мамой.
Нет! Я не имела никакого права, особенно морального, съедать сейчас себя подобными мыслями. Болезнь и без того справлялась с этим на «ура».
– О, Томка приехала, – сказала дочери, когда заметила, как моя лучшая подруга подходит к подъезду.
– Ура! – обрадовалась Лера, и стоило мне припарковать машину, выбежала на улицу, чтобы секундой позже повиснуть на шее Тамары.
– Слушай, а ты знала, что Том и Джерри на самом деле любили друг друга, и просто устраивали театральные представления перед хозяйкой кота? – удивленно воскликнула Тома, выходя из детской через час после того, как они с Лерой скрылись там вдвоем.
– Зачем? – нахмурилась я, выплывая из сонма своих размышлений.
– Ну чтобы она не выгнала Тома!
– Нет, не знала, – покачала я головой.