– Женечка, я так рада, что ты решила дома побыть, а то не зайдешь, доброго слова маме не скажешь.

– Очень вкусный пирог, мам.

– Спасибо, – ее губ касается теплая улыбка.

– Как у Юльки дела?

– Вы не созваниваетесь?

– Редко.

Моя сестра учится в Москве. Отличница, спортсменка и просто красавица. Впрочем, если учесть, что мы близнецы, наверное, я тоже ничего так.

– Вы же самые близкие люди друг у друга… Жень, ты прекрасно знаешь, что Юле тяжело дались последние три года…

Мама еще что-то говорит, но я теряюсь в своих мыслях. Юле тяжело… почему тяжело всем, кроме меня? Никто ни разу не сказал, что плохо было мне, что тяжело тоже мне. Никто из них не был в моей шкуре. Они только осуждают. Осуждают и делают вид, что все в порядке. Ненавижу их за это. Но это такая дурацкая, сиюсекундная ненависть. Она быстро тает. Я очень благодарна своей семье за помощь, за подобие поддержки… но я проклинаю их за холод.

Мне с детства хотелось, чтобы меня чаще обнимали, целовали, жалели. Но мы выросли в очень сухой на этот счет семье. У нас все это было как-то не принято. Воспитание не позволяло, видимо… не знаю. Поэтому я и выросла такой… бежала к каждому, кто позаботится, окутает нежностью…

Потом добегалась, конечно. Но прошлое не повернешь вспять.

– Жень. Ты меня вообще слушаешь?

– Слушаю. Я пойду прогуляюсь. Немного.

Мама кивает, а я, натянув капюшон на голову, иду на улицу. По дороге, как всегда, копаюсь в себе. Что-то анализирую. Только пустое все это. Мысли, анализ, делать надо что-то, а не перегонять из пустого в порожнее.

Захожу под арку, сталкиваясь со старыми знакомыми. Гулкое эхо проносится мимо меня, и я готова повернуть назад.

– Привет, Женек, тебя выпустили уже, что ли?

– Выпустили, – убираю руки в карманы.

– Пойдем вмажем за освобождение. Я угощаю.

– В другой раз.

– Ты че, кинуть нас решила? – Ящер отталкивается от стены, двигаясь в мою сторону.

Я пячусь. Мне страшно. Я их почти не узнаю. Да и не помню я их в адекватном состоянии. Все наши тусы проходили под кайфом.

– Не могу. Родоки заметят, обратно засунут. А я не хочу…

Оправдываюсь, но саму начинает потряхивать.

Ящер останавливается, а потом начинает ржать.

– Не ссы, Лунга, если что, где меня найти, знаешь.

– Знаю, – улыбаюсь, почти бегом выходя из арки.

Оглядываюсь, выбегая к Неве. Следом вроде не идут. Шагаю вдоль воды и сама не замечаю, что на улице уже давно ночь. Сколько я прошла… но до общаги мне ближе, чем до дома. Поэтому звоню маме, предупредить, что останусь здесь.

На вахте меня обзывают чуть ли не проституткой за то, что я шляюсь невесть где, но в корпус пропускают. И за это им спасибо. В коридоре иду в самый его конец. Открываю окно, вытаскивая из рюкзака пачку сигарет. Купила по дороге. Это, конечно, вредно, но точно не вреднее той дряни, на которой я сидела почти два года.

Прикуриваю, делая затяжку. Дым тонкой струйкой вьется в воздухе, а я смотрю в окно. Вид шикарный. Мусорные баки. Хорошо, что хоть этаж третий, а не первый. Романтика.

– Зажигалку дашь?

Вздрагиваю. Летая в своих мыслях, я даже не слышала шагов.

– Конечно, – протягиваю зажигалку и только потом оборачиваюсь к говорящему.

– Ты же Женя? – возвращает обратно.

Киваю, забирая свою зажигалку из его пальцев.

– Игорь, – делает затяжку, – больше на нас не жалуешься? – он улыбается.

Игорь смотрит на меня с явной насмешкой, но, вопреки этому, меня заклинивает на его улыбке… глазах. Очень ярких, голубых, но холодных. Очень неестественный цвет.

– У тебя линзы? – спрашиваю неожиданно, для себя тоже.

– Нет, – убирает руку в карман спортивных штанов.

– Извини, – отмахиваюсь, – показалось. Тихо сегодня.

– Домой все разъехались.

– А ты? – склоняю голову чуть вбок, забывая о медленно тлеющей сигарете.

– А ты? – повторяет мою позу.

– Вопросом на вопрос не отвечают.

– Я запомню, Женя, – хмурится, а потом тушит сигарету в стоящей на подоконнике банке, – много не кури.

Игорь уходит, а я чувствую тепло. Черт, сигарета истлела. Не повод ли это выкурить новую?

***

Утром я еду в аэропорт встречать маму и Полю. Бессонная ночь не проходит даром, и именно поэтому на моих глазах солнцезащитные очки, под которыми прячутся патчи.

Маму вижу почти сразу, да и как ее можно не заметить, если у нее на руках девочка с такими милыми косичками и в таком ярком розовом костюмчике.

Почти бегом иду к ним, обнимая мать и забирая дочку к себе на руки.

– Мамочка, – Поля обвивает ручки вокруг моей шеи.

– Как долетели? Ты бабушку с ума не свела?

– Нет, она в этот раз себя очень хорошо вела.

– Умница моя. Мамуль, я тебя сейчас домой закину, мне еще в ресторан надо успеть забежать.

– Хорошо. Ты купила машину?

– Ага.

– И не говорила даже, что собираешься, мы бы с отцом помогли…

– Спасибо, я сама. Накопила. Купила. Пойдемте.

Пристегнув Полю в детском кресле, сажусь за руль. Мама как-то недобро осматривает салон. Честно, нет даже желания спрашивать, что не так. Потому что ответ я знаю. Слишком дорого, слишком вычурно, честные люди на таких машинах не ездят.

– Мам, только не начинай…

– Отец с ума сойдет, когда увидит. Это же такие деньги, он всю жизнь вот таких вот, на машинах таких… знаешь, сколько раз взятки предлагали, а он ни разу не взял. И ничего, вас вырастили и живем как люди.

– Я взятки никому не даю и ничего противозаконного не совершаю. А то, что зарабатываю нормально… – обрываю себя, – извини. Работы просто много. Извини.

– Ох, Женя, смотри аккуратнее, деньги никогда до добра не доводят, а большие деньги – вообще зло.

– Я тебя поняла.

Как хорошо, что к разгару наших прений я заезжаю во двор родительского дома.

Мама целует Полю, меня и, отказавшись от помощи с сумкой, идет домой. Провожаю ее взглядом и оборачиваюсь к дочке.

– Ну что, Кнопка, с мамой на работу поедешь?

Поля кивает, широко улыбаясь. Но я вижу, что глазки сонные. Поэтому нужно побыстрее. Время – еще нет и одиннадцати, дочь я бросать посреди дня не собираюсь, как и будить, если она уснет дома. Кажется выход у меня один. Набираю Мураса.

Он отвечает раза с третьего.

– Что? – очень раздраженно.

– Приезжай в ресторан через полчаса. Позже я не смогу.

– У меня сейчас…

– Я не смогу, у меня ребенок. Или через полчаса, или уже в понедельник, – срываюсь на крик.

– Ладно, – очень холодно, – через полчаса.

– Спасибо.

Но он не слышит. В трубке вовсю бегут гудки.

– Мама, пить хочу.

– Сейчас, моя сладкая, потерпи немножко.

В ресторане первым делом прошу для Поли сок. Она крепко сжимает в ручках стакан, рассматривая зал. Я же постоянно смотрю на часы. Мурас опаздывает уже минут на пятнадцать. Моя злость зашкаливает. Повторно ему набираю, но он не абонент.

Ладно, я предупреждала. Отдаю Ване Полин стакан и, подняв ребенка на руки, ухожу из ресторана. Домой поедем. Припарковавшись в своем дворе, тихо вылезаю из машины, открывая заднюю дверь. Полька вовсю дрыхнет, и я не хочу ее будить. Но и на пятый этаж эту лошадку тащить становится все тяжелее. Отстегиваю ремешки детского автокресла, а когда оборачиваюсь, вовремя успеваю накрыть свой рот ладонью, чтобы не заорать. Мурас. Ненавижу, когда он так делает.

– Ты меня не дождалась.

Он говорит громко, и я невольно морщусь. Не хочу, чтобы он ее разбудил.

– Не ори, – шиплю на него, – сейчас, – копаюсь в своей сумке, – на, это твое, – сую ему конверт.

Сама же вытаскиваю Полю, умудряясь тихо закрыть дверь.

– А муж что, не в состоянии помочь? – скалится.

Он стоит и издевается над нами. Вот так неприкрыто. Прижимаю ребенка крепче, морозя Мураса взглядом.

– Это тебя не касается.

Случайно задеваю его сбоку, но мне плевать. Поля начинает шевелиться, открывая глазки.

– Я сама.