Разрозненные ощущения студента не желали складываться в единое целое и не
Тимофей Семидядькин, в свою очередь, тоже думал о разном, но преимущественное положение среди всех прочих его мыслей занимали тяжеловесные соображения о противопехотной гранате Ф-1. Хотя и они в подавляющем большинстве оставались незавершёнными и проваливались на замусоренное дно сознания, как в тёмный короб. Один раз, желая морально отвлечься, второй помощник младшего менеджера принялся шарить взглядом по окрестностям – и, не обнаружив объектов и явлений более-менее достойных внимания, заключил риторическим голосом:
– Краснодар – большая деревня, как ни крути. Тмутаракань говённая.
– Вся Кубань – большая Тмутаракань, – отозвался Калькин. – Хотя чему тут удивляться, можно посмотреть на географию и пошире.
– Да можно и пошире, – последовал его мнению Семидядькин. – Получается, весь мир – большая тмутаракань. Но, если честно, во всём мире я пока не успел побывать, потому не могу поручиться.
– Догадаться-то нетрудно. Для таких простых вещей не надо большого когнитивного усилия, каждый думающий человек сумеет проэкстраполировать.
– Проэкстраполировать?
– Ну да.
– Усложняешь ты всё.
– Ничего подобного. Наоборот, упрощаю.
– Да хрен с тобой, говори что хочешь, я к словам придираться не стану. У меня и так сегодня жизнь пошла колесом.
– Как будто у меня не пошла.
– У тебя не так. Не до такой степени. А я шарахаюсь по городу с гранатой, как придурок.
– А я с горошинами в носу, как ненормальный.
– То-то и оно. Оба хороши.
– Не то слово… С другой стороны, если разобраться, формальным критериям нормальности вообще никто не соответствует. Даже внешне. О внутреннем содержании я и говорить не стану, и так ясно.
– Ясно, но не так, как ты говоришь.
– А как, по-твоему?
– А так, что на дураков обычно все пальцами показывают и ржут над ними.
– Ну, на нас-то сейчас некому показывать.
– И то слава богу. А если б нашлось кому – обязательно показывали бы.
– По большому счёту, здесь и на нормального человека могут показывать, если он отличается от других.
– Согласен, могут. Говорю же: Краснодар – большая деревня… то есть, тмутаракань сраная. И ничего с ним не сделаешь, не перелопатишь от корки до корки, чтобы перелицевать наново.
– Да кому он нужен? Это ведь не Сочи и не Геленджик, туда хотя бы летом курортники приезжают. А про наш Краснодар никто не вспомнит, даже если он подчистую весь вымрет в одночасье.
– Ну ты загнул.
– Правду сказал, чего там загибать.
– Лично я вымирать пока не собираюсь.
– Да и я тоже.
После этого Калькин рассудил, что воля к вымиранию мало что значит, и в истории существует немало примеров, когда обращались в руины не только города, но и целые цивилизации. Коснувшись в данном контексте полумифической Атлантиды, он ненадолго остановился на империи майя, известной благодаря своим письменности, архитектуре, развитым искусствам, а также математической и астрономической системам: сформировавшись четыре тысячи лет тому назад, к моменту прибытия конкистадоров на мезоамериканские земли цивилизация майя по необъяснимым причинам откатилась к глубокому упадку… Затем студент рассказал второму помощнику младшего менеджера о древнем городе Мохенджодаро, являвшемся центром Индской цивилизации, которая в середине третьего тысячелетия до нашей эры занимала гораздо большую территорию, чем Месопотамия и Древний Египет вместе взятые, а через пятьсот лет её земли внезапно опустели. По древнеиндийскому эпосу «Махабхарата» можно судить, что Мохенджодаро уничтожил мощный взрыв, расплавивший камни и заставивший вскипеть водоёмы, в которых заживо сварилась рыба. Ещё он рассказал об аравийском городе Убар, построенном вокруг оазиса в пустыне на территории нынешнего Омана и две тысячи лет тому назад провалившемся в карстовую воронку. И о легендарной столице пиратов на Ямайке – Порт-Ройале, которая в конце семнадцатого века в результате землетрясения погрузилась на дно морское.
В конце концов дошла очередь и до Тмутаракани, земли незнаемой, на краю коей, собственно, и находился город, близившийся к упадку, однако продолжавший содержать в себе Калькина и Семидядькина, и чёрт знает сколько ещё неизвестных им личностей, попрятавшихся в своих квартирах и равнодушных, как последние сволочи… Вокруг упомянутой – более метафизической, нежели топографической – точки на карте некоторое время они коловертили свои мимоходные умопостроения, однако без толку, поскольку положение обоих от этого ни в малой мере не улучшилось. Как ни старались студент и второй помощник младшего менеджера увлечься и развеяться общеисторическими, гносеологическими и прочими неактуальными материями – нет, надолго уклониться в сторону от текущего момента не получалось.
Между тем, путь впереди лежал неблизкий и не суливший определённости. Особенно Семидядькину, которому ещё неизвестно согласятся ли удалять гранату посредством медицинского вмешательства. Впрочем, второй помощник младшего менеджера старался не копить внутри себя негативных ожиданий. Так и сказал своему пухлоносому спутнику:
– Не боись, я руку-то ещё долго смогу контролировать без разжатия. Главное ведь не рука, а мозг. Он как-никак существует у меня для самоконтроля.
Калькин согласно пошевелил лицом, однако его не перестали раздирать внутренние противоречия. Дальнейшие мысли ввергли студента в рефлексию и обобщения, кои он выразил следующим образом:
– Человек отрастил себе мозг неприличных размеров, если сравнить его с животными и тем более птицами. Нейроны и аксоны, дендриты и синапсы, глиальные клетки и миелиновое волокно, на фига столько разнообразия наворочено? У животных ещё куда ни шло, у них размеры и взаимосвязи более-менее в рамках необходимости, но у людей, можно сказать, целый космос в сеть переплетён, почище любого компьютера, да что толку? Слишком усложнённая система, невероятно громоздкая, от этого все беды.
– Та ладно, какие могут быть беды от мозга, кроме сплошной пользы, – с мрачной серьёзностью возразил Семидядькин. – Я, конечно, про нейроны помню со школы, но вникать в заумные материи не хочу. Человек и себя самого-то понимает не каждый раз, когда ему надо, а вот поди ж ты, до чего умственное распыление дошло, рехнуться можно. Учёным хотя бы деньги платят за то, что они копаются в себе и других, а всем остальным на кой ляд это нужно – раскладывать по полочкам доскональные понятия? Лично мне совершенно не нужно, у меня и без того забот выше крыши. Особенно сегодня, сам видишь, – при этих словах он потряс гранатой перед лицом студента. – В мире вообще нигде не найдёшь баланса, даже между добром и злом его не существует. Куда ни сунься, повсюду бардак и чёрт знает что. Но скажу по совести: люди сами себе придумывают сложности, когда им делать нечего. А не надо придумывать, и всё может обернуться терпимым образом.
Калькин фыркнул. Затем прикоснулся кончиками пальцев к носу и, сморщившись в болезненной гримасе, заметил критическим голосом:
– Если, к примеру, человек сходит с ума, то он же не придумывает нарочно ничего такого, просто у него происходит перетык в сознании – из-за чрезмерной сложности, я думаю. Компьютер точно так же глючит, если загрузить его слишком заковыристыми программами. Но компьютеру можно хотя бы апгрейд сделать, а человеку ведь не сделаешь ничего подобного. Да ещё социум давит со всех сторон, избыточная информация вносит путаницу, мусорные мемы как попало мутируют – я не удивлюсь, если в такой обстановке скоро всё человечество съедет с катушек.
Семидядькин в ответ на упомянутую тираду не нашёл убедительных возражений. Лишь потряс рыжей шевелюрой и выдавил недоверчиво-осуждающе:
– Ну, дык… мало ли что бывает. Я в масштабах всего человечества не ответчик. Главное – чтобы у нас с тобой всё вернулось к прежним кондициям и жизнь продолжилась как ни в чём не бывало. Точнее, как будто ничего не было: ни горошин у тебя в носу, ни гранаты у меня в руке… и автомата на шее, само собой… Однако с катушек съезжать – это дело дурное, не надо.
