Снова стала припоминать, что со мной творилось после той ночи. Тошнота, набор веса… тогда я все списала на синдром отмены. А оказалось, это был ребенок.

Роман притих и теперь смотрел на меня осуждающе. Я принюхалась. Пахло странно и неприятно. Какашки! Это точно были они… Что ж, придется познакомиться и с этой стороной жизнедеятельности человечка, которого я привела в этот мир.

Уложив ребенка на пеленальный столик, я осмотрелась. Что делать с памперсом и откуда брать новый, я не знала. Наверно, нормальные мамочки приезжают в роддом в полной боевой готовности, но я не относилась к их числу. Я вообще не хотела относиться к тем, кого называли этим гордым словом – мама! Но что тут поделать?

Сняв ползунки и расстегнув памперс, я поморщилась. Роман Безотчествович умел подгадить – причем во всех смыслах этого слова.

– Ну и что мне с тобой делать? – спросила я у ребенка, который ответить мне никак не мог. Пришлось взять младенца и понести к раковине, где я и подмыла его, как смогла. Впрочем, вопрос отсутствия памперсов это не решило.

Поэтому я не нашла ничего лучшего, как замотать его в пеленку (запас которых лежал стопкой на полке столика) и собраться идти на поиски подгузников. Этот несостоявшийся забег прервало появление Светланы Ивановны. Я застыла с ребенком на руках, когда в палате появилась каталка, на которой лежала бледная женщина, а рядом с ней – точно такой же младенец, как у меня.

– Вот, Беляшкина, знакомься. Соседка твоя. Родила, конечно, зная обо всем, но ей это не помогло.

Врач смотрела за тем, как девушка с каталки встает и безучастно перекладывает младенца с рук в кроватку. Потом повернулась ко мне.

– А ты что тут стоишь как Ленин с бревном?

– Я не знаю, где мне памперсы брать, – призналась я.

– Как где? А с собой разве… – Она снова нахмурилась и махнула рукой: – Точно. Какие памперсы с собой, когда ты вот так родила? Ладно, выдадим. Но родственников попроси пачку купить для новорожденных. Пусть привезут.

И она удалилась. А я так и стояла посреди палаты, прижимая к себе Романа, и не могла разобраться в том, что испытываю. Одно знала наверняка: главное желание, которое испытываю – сбежать.

Через час жизнь наладилась. Ребенок обзавелся двумя памперсами, был приложен к груди, что ему очень понравилось, а я – накормлена обедом. Картошка и мясо, не слишком сытно, но вкусно.

Моя же соседка так и продолжала лежать и безучастно смотреть в потолок. И я бы занялась ее проблемой (например, спросила, что не так и почему она расстроена) если бы меня не занимал совсем другой вопрос. А именно – как позвонить бабушке и сознаться ей в том, что она теперь прабабушка.

Это и озадачивало меня в последнее время, когда я вертела в руках телефон и не понимала, что должна сделать и в какой именно последовательности. Даже возникла трусливая мыслишка растянуть признание на ближайшие пару дней. Встречаться мы с бабушкой были не должны, а соврать, что я звоню из дома, было легче легкого. Но это потом стоило бы мне очень дорого.

– Але, бабуль! – откашлявшись, произнесла я после нескольких гудков. Бабушка, как это всегда бывало, подошла к телефону не сразу.

– Оксана! А я как раз к тебе собралась. Варенья из аронии сварила, привезу.

Вот тебе и раз! Варенья она мне привезет.

– Бабушка, я сейчас в роддоме! – призналась я и дыхание в зобу сперло.

– Ты где сейчас? – не расслышала Лидия Федоровна.

– В роддоме!

– А что ты там делаешь?

И как же ей во всем признаться? Как сказать, что у меня целый младенец на руках?

– Я родила, бабушка.

– Что ты? Я плохо слышу!

– Я родила! РОДИЛА!

– Кого родила?

– Как кого? Ребенка!

Господи, дай мне сил! Пережить это молчание, которое вдруг возникло, и бабушкин инфаркт, если он случится. А это весьма возможно.

– Оксаночка, какого ребенка?

Какая же растерянность была в голосе бабушки! И вот что прикажете с ней делать?

– Обычного. Почти четыре килограмма. Романом назвала. – Я всхлипнула от того, что накатили эмоции. Или это было осознание того, что со мной случилось на самом деле? – Ты приедешь, бабуль?

– Я приеду! Ты не врешь же мне?

– Не вру!

– И диету тебе прописали?

– Не прописали. Но наверно жирное нельзя… и острое. И соленое!

– А сладкое можно?

– Сладкое можно…

– Я еду к тебе, Оксаночка! Только пирожков на скорую руку испеку и сразу приеду!

Вот и все. Вот я и призналась бабушке (хотя очень сомневалась, что она все поняла правильно). Но пути назад у меня не имелось. Да и рядом с родным человеком я буду чувствовать себя увереннее. Вот об этом и буду думать, пока не приедет бабуля!

Пока бабушка пекла пирожки и ехала ко мне с заданием купить по дороге подгузников, Роман заснул. Не такой уж он и хлопотный, оказывается. Если так и будет есть и спать, мы с ним, пожалуй, поладим.

Я подошла к кровати моей соседки, которая так и лежала, уставившись в стену, и тихонько тронула ее за плечо. Никакой реакции. Ее ребенок тоже лежал ни жив, ни мертв, но не спал. Просто как будто старался вести себя тихо, чтобы никому не мешать.

– Может, вам помощь нужна? – шепотом спросила я у соседки. Та просто покачала головой. – Есть или пить не хотите? Меня Оксаной зовут. А вас?

Молчание.

Решив, что навязываться мне точно не стоит, я вернулась к себе на кровать и улеглась на нее. Взяв в руки телефон, нахмурилась. Что там пишут обычно в таких случаях в разных соц.сетях? Сегодня я стала мамой! Или – поздравляйте! Наконец-то Ваня/Таня/Даня родился! А мне вот самое последнее, чего хочется, признаться, что со мной случился такой конфуз. Значит, пока обойдемся без новостей, – решила я и начала дремать.

– Оксаночка, это я! – заявила бабушка через пару часов, внося в палату огромную сумку и ярко-зеленую упаковку, в которой памперсов было столько, что должно было хватить на три года.

– Бабуля!

Я бросилась ей на шею и крепко обняла. Даже расплакаться от нахлынувших чувств захотелось. Бабушка у меня была заботливой, внимательной, но иногда – чересчур деятельной. Впрочем, сейчас это качество было очень даже кстати.

– Садись за стол, сейчас поешь и все расскажешь.

Она принялась суетиться, только бросала на ребенка взгляды искоса, и я не могла понять, что она думает или чувствует в этот момент.

Бабушка вытащила из сумки мою одежду, большой кулек с пирожками, термос, в котором оказался горячий сладкий чай. Я тут же начала уминать один из пирогов. Вкус домашней выпечки заметно меня успокоил.

– Ну. И кто тут у нас? – спросила бабуля, склоняясь над Романом.

– Это Рома.

– А по отчеству?

Хороший вопрос, а главное, ответа на него у меня нет.

– Не знаю.

– Бывает.

– На что ты намекаешь? Я вообще не знала, что беременна!

– Не нервничай, тебе нельзя, молоко перегорит. Не знала и не знала. Родила же?

С этим спорить было трудно. Родила.

– Но я даже представить не могу, от кого он!

– Не от Славки же твоего?

– Нет. Мы с ним год назад расстались, а за год… у меня так никого и не было.

– Ты уверена?

Я фыркнула и отложила пирожок. Конечно, я была уверена! До сегодняшнего дня, пока на свет не появился Роман. А теперь очевидным стало совершенно противоположное.

– Ты раз ночевать домой не пришла, помнишь?

– Помню, конечно. В офисе заснула.

– Может, скрываешь что от меня? Зря! Я только рада буду, если кто появился.

– Да никто не появился, бабушка. Тогда я просто заснула… шеф мне еще приснился.

– И что делал?

– Бабуль…

Я покраснела, как маков цвет, что бабушка наверняка расценила по-своему. Улыбнулась и кивнула сама себе, истолковав все неверно. Может, я что-то упускаю и мне тогда эта ночь с шефом не приснилась? Нет, он же никогда бы не посмотрел на меня, как на женщину! И тем более не захотел бы… А в моем сне Дмитрий Юрьевич был не только нежным и страстным, но и вел себя так, как будто я ему могу хоть чуточку нравиться.