Надо в бассейн. Пора собираться. Не хочется. Этот, что в Тиндере познакомились, рассказывал: «Заставлю себя пойти в бассейн, а потом такой довольный, что заставил».

Пойду.

Он на фото был в тёмных очках. Написала: «Не вижу ваших глаз». Для неё это важно, видеть глаза человека. Подумала: «Может, косой? Или вообще слепой». Нет, нормально оказалось, карие. А сама в Тиндере представлялась Кристиной, не своим именем. Подруга посоветовала. Он начал, «какое красивое у вас имя», неловко вышло. Потом при встрече объяснилась, спокойно воспринял, а мог бы. Вот с одним только и познакомилась. Больше ни с кем не переписывалась. Хоть ей много лайков ставили. Кто бы сомневался.

С балкона дует. Ну не дует, просто зима, московская зима. Стенку от балкона зачем-то убрали, сторона холодная. Не хочется туда заходить, холодная сторона комнаты. Лучше здесь, в кресле, с пледом. Посижу немного, плед тёплый. Время к обеду, а спать тянет. Минуту под пледом. Вот так, колени к подбородку, в кресле. Обнять себя, так хорошо…

…

Марина всегда была красивая. Сама это всегда знала, с детства, сколько себя помнит.

Ей нравится своё имя. Но раньше не нравилось. Ма-ри-на. Она долго считала его каким-то чужим. «Марина». Считала, родители ошиблись. Надо было назвать Светой. Или лучше Аней. Или вот Кристиной.

В детстве, конечно, дети все красивые. Да и молодость, тут и усилий не требуется. Вот они, прекрасные, никогда не стареющие третьекурсницы, как говорил Каплан, вечно молодые, всегда готовые на подвиги. Без морщин. Целлюлита. Густые волосы, совсем густые. А тут…

Где всё девается после, м-м… тридцати? Тускнеет понемногу девчонка, увядает, и глядь – а ведь и не красавица больше. И никогда не красавица. «Это просто у них была молодость. Свежесть», – равнодушно думает Марина.

С ней самой не так. Такие, как она, красивы всегда. И девочкой в пять лет, ангелочком, и в зрелые тридцать пять, и сейчас, когда уже почти взрослый внук. И останется красивой до конца.

Глаза у людей бывают карие, чёрные, серые. У Марины цвет глаз голубой. Те самые бездонные голубые глаза, про какие пишут в романах, голубые до бесконечности. Синеокая блондинка, ни больше, ни меньше, в самый раз. Больше, больше. Мало того. Просто красивая, дело не в цвете волос или глаз. Вот посмотри на неё любой и ясно – красивая. Нет, не бомба. Рост не такой уж, всего163, формы ничего особенного, хотя грудь окей, да и взор не сказать, что горит. Но красивая на сто процентов. На двести. Смотрите, любуйтесь. За девушкой с горящим взором мужчины пойдут. Но не сразу. Сначала будут долго тайно вздыхать о такой, как Мариночка.

Это достоинство, это сила, защита и помощь, она поняла преимущество своей красоты раньше, чем стала вообще что-то понимать в жизни. Да ничего особенного, просто осознала, что красивая. Ну нет вокруг таких, очень-очень редко попадаются такие, как она.

И не сказать, чтобы сильно этим пользовалась. Хотя с детства немного ощущала себя королевой. Совсем немного, ну совсем немного, королевой в Магнитогорске много не будешь.

В детском саду грубые воспитательницы щадили девочку, не обижали. Они могли исподтишка стукнуть или ущипнуть какого-нибудь маленького вундеркинда или, наоборот, тупицу, а Марину нет. И она понимала почему. Перед красотой всё смирялось. В школе мальчики на 8 марта, даже не из её класса, стесняясь, дарили ей подписанные открытки. А девочки, как ни странно, хотели с ней дружить.

Да, ничего особенного и не было. Жила и жила в своём Магнитогорске, как все. Застой, СССР. Школу закончила. Потом мама умерла, Марине уже 17 исполнилось, на втором курсе училась, станкостроительном. Отец привёл молодую, через полгода привёл, продавщицу из магазина, тоже наглую и грубую, как и все местные тётки, совсем необразованную и недалёкую. Пришлось хлебнуть от мачехи. Заставляла полы перемывать «пока вода в ведре не будет чистой». Глотала слёзы, старалась, да где там, всё равно мутная. Но Марина девушка с характером. Как-то само собой, без сомнений, решилась и поехала в Москву. В московский станкостроительный, к проректору. Расплакалась на приёме, в кабинете, рассказала свою судьбу несчастную сиротскую.

Проректору, молодому, подающему надежды учёному, удобно. Переводов из провинции они не делают, но тут можно войти в положение, особый случай. Никто и не подумает, что это Маринина внешность сработала. Какой ботаник на должности проректора не обомрёт, не сделает что угодно для красавицы? Нет, нет, не роман. Разве что в мечтах. А устоять перед Мариной невозможно. Сказала бы, сделал бы. Что угодно для такой сделал бы, не только перевод. Мечты, мечты… «В виду особых личных обстоятельств зачислить на второй курс».

Вот и стала девушка студенткой в Москве. Только и здесь мучилась. Понимала, кроме внешности ничего особенного больше у неё не имеется. Обычная троечница-хорошистка. И в искусстве ничего не разбирается, ни в живописи, ни в музыке. А тут такие выставки, такие музеи, фестивали! Мажоры местные – москвичи, элита. Трудно разговор поддерживать, бывает. Молчит, улыбается, старательно делает вид, что в теме. Какой-то «Путь Дао», Бодлер… Это поэт такой французский. Откуда они это знают?

Ну как-то выкручивалась.

К ней как пчёлы ухажёры. Конечно, она медовая. Им просто башку сносит, она же видит. Лучшие женихи, не то, что уральская гопота. Но никаких глупостей. Тут ей ума хватает, точно, умеет дистанция держать. А как же, как дискотека, просто роем крутятся. Приходят к ним в институт в общагу, да и она с подружками танцует в разных тусовках. Любит танцевать, а что. Так, ВУЗы, в барах не часто бывает, денег отец в обрез переводит. Любит танцевать девушка, очень.

Нашёлся такой себе. Много их, не хуже, не лучше. МГИМО всё-таки, хоть и экономический. Будущий дипломат. Это вариант. Москвич, коренной. Отец замминистра был, квартира большая, в центре. Отец-то умер давно, вдвоём с матерью живут. Невзрачный, конечно, но ей все тогда были на одно лицо. Главное Москва, главное жизнь, яркая, современная, интеллектуальная. У Марины есть потенциал. Она ещё и Бодлера узнает, и этот, как его, путь Дао… А тут квартира огромная в центре, на Маяковке, хоть и со свекровью. «Соглашайся, ты что, ещё думаешь?» – сказали подружки. Почти не раздумывала.

И вышла замуж на пятом курсе. Стала москвичкой. Гордилась собой.

По расчёту? Как бы не так. Марина знает, что делает. Не надо.

Будущее впереди, большое и красивое. Как сама Марина красивая.

Институт закончила, он свой МГИМО, всё думали, пошлют мужа за границу. Но нет, сидел в отделе МИДа. Не пробивной. И маменькин сынок.

Забеременела, так-сяк. Родила девочку, семимесячную. В роддоме стафилококк подхватили, лежали в инфекционном целый месяц, пока выписали, кошмар какой-то. Никак не помогал, приходил проведать редко, она даже не ожидала такого отношения. Пришлось помучиться. До сих пор не может то вспоминать без содрогания. Ну ладно, проехали. Жизнь продолжается.

Свекровь смотрит всё время, как на врага. Окрутила парня, лимитчица с Урала. Прописалась, знаем таких, им бы только в Москве остаться. Такой парень, а женился на непонятно ком.

Марина с девочкой все жилы тянет, ночи не спит, дочка болеет часто, слабый ребёнок. Никто не помогает, свекровь не в счёт, попросит мужа, ему некогда, он на работе устаёт. Там ведь ответственность, контракты с заграницей, станки, оборудование. Стал выпивать. То придёт выпивши после приёма в посольстве, то с друзьями расслабляется, или просто выпил после работы. Смотри-ка, а он ведь не алкоголик ли? Ругалась, просила, уговаривала, грозилась уйти. Свекровь тоже нервничала, да всё Марину винила. «У хорошей жены муж пить не станет. Значит, так его жалеешь». Лимита.

Собралась Марина уйти. Да куда с маленьким ребёнком. Ну ладно, вместе. Испугался потерять Марину муж, любил всё-таки. Решили, надо отделиться от матери, снимать жильё. Сначала снимали, потом разменялись. Маленькая двухкомнатная на троих, в центре. Со свекровью как-то успокоилось, почти не виделись, вроде и ничего.