В роще березовой, где земляничные поляны, светло и ясно от белых стволов. Земля красна от спелой душистой ягоды. Пока собираешь, и наешься досыта. Каждая по большому туесу набрала, даже и Славка, а еще лисичками да маслятами, да рыжиками целую рубаху наполнили. Не землянику же высыпать? Вот и заставили парня рубашку снять, рукава завязали да грибов накидали. Как будто мешок вышло. Рубашку после маслят, конечно, на тряпки только, но кто ж за ягодами хорошую одежду надевает?

Мы со Славкой вон только юбки полотняные да рубашки надели, которые обычно в баню надевали – старые совсем. А деревенские и вовсе в нижних рубашках, подпоясавшись, вышли.

Хозяин леса сложностей не любит. Сам просто одевается – рубашка, портки да лапти, и тех, кто в его лес в шелках ходит, не жалует. Таких в трех соснах закружит, в болото заведет, шелка ветками изорвет. А кто к нему по-простому, с поклоном да приношением приходит, тех не обидит, отдарится грибами да ягодами. Да и молодых он любит куда больше, чем стариков. Говорят, и пошалить с девушками может, отчего некоторые незамужние с животами потом ходят. Только кажется мне, что это отнюдь не лешего заслуга. А девки обычно и ходят в лес чуть не голые – в одних рубахах на голое тело. Я, правда, такого непотребства не допускаю. Проследила, чтобы лиф и панталоны под рубахой у всех были. А то потом матушки наших служанок такой вой поднимут – не хозяин леса будет отвечать, а мы.

Я лешего ни разу не встречала, но на всякий случай и каравай хлеба оставила ему, и молока кувшин. Мало ли что может случиться.

И все равно Славку потеряли. Как в сказках – ягодка за ягодку, а её и рядом нет. Я как поняла это, обмерла. Неужто сбежала? Хотя… чтобы Славка без платья нарядного сбежала? Нашлась она довольно быстро. На лицо как была, так и осталась, юбка в порядке – выдохнула. Дай богиня, не с мужиком встречалась, а действительно, просто заплутала.

Людей почти нет, все на сенокосе. На речке еще накупались вдоволь, венки из цветов полевых плели, песни пели.. Так и возвращались домой: босые, с мокрыми косами, с венками в волосах, с мокрыми от росы юбками, с полными корзинами и в компании полуголого парня.

Самый лучший вид для встречи с женихом.

Митрий Волчек собой хорош. Не слишком высокий – с меня, но отменно сложенный, с орлиным профилем, русыми кудрями и белозубой улыбкой. И одет вроде просто: сапоги да штаны с рубахой, а видно: не простой человек, князь. Рубашка белоснежная, тонкого батиста, с кружевными манжетами, сапоги до блеска вычищенные, кушак шелковый. Рубашка по случаю жары на груди расстегнута, на груди шерсть рыжеватая торчит – оборотни всегда волосатые.

И тут я ему навстречу с корзиною, в рубашке застиранной до прозрачности, растрепанная да босая. Как бы не сбежал он от такой-то невесты! Не сбежал, смелый. Наоборот, корзинку у меня забрал, заулыбался сахарно. Где-то за спиной вздохнула Славка. У нее-то он корзину не принял.

Попросила его подождать, да с нами отобедать, а сама бегом в горницу – переодеваться, косы переплетать. На всякий случай мачеха Славку под запор обратно посадила – чтобы не опозорила нас. А я девку сенную совсем загоняла: зеленое платье не хочу, сливовое слишком мрачное, белое чересчур нарядное. Остановились на желтом в белую полоску, с широкой юбкой. Тоже сильно нарядное, но тонкое, рукав короткий и цвет мне к лицу.

К платью прилагалась кружевная пелерина, скрывающая рукава по локоть и прячущая грудь, но я ее надевать не стала – куда ее в жару? Да и что у меня той груди? Я ж девушка скромных статей. В волосы желтую шелковую ленту вплела, сережки янтарные в уши вдела, погляделась в зеркало – собой осталась довольна.

Обед столовой накрыли по-семейному. Скромно, но все свежее: свекольник холодный, рыба речная с белыми грибами, овощной салат да кувшин морса. Медовуху и наливки подавать не велела – не для летнего обеда они.

По случаю приезда гостя спустилась бабка, Волчека знавшая с детства. Весь обед она его и занимала, расспрашивая об урожаях, о здоровье всевозможных родственников, о соседских сплетнях.

Волчек терпеливо отвечал на вопросы, впрочем, ловко обходя некрасивые подробности всяческих происшествий. Нет, он не думает, что у кнесса Борового новая невестка вертихвостка и дурочка. Он нашел ее вполне воспитанной и скромной девушкой, а что она живая и веселая по характеру, так младший сын у Борового очень серьезный, даже угрюмый юноша, ему такая жена скучать не даст. Да, видел сына Василевского. На отца не похож? Да ведь он один-в-один покойный дед – взгляд тот же, и волосы торчком, и мосластый в деда. Словом, понравился мне Волчек.

После обеда вышли с ним прогуляться – к речке сходить, да на голубятню поглазеть. Что ж, нынче и поговорим.

Едва от дома отошли, Митрий сразу завез беседу.

– Милослава, ваш батюшка на днях к нам заезжал, – не стал тянуть Волчек. – Сказал, что согласны вы стать моей супругой.

– Я-то согласна, князь, – ответила я уныло. – Да нужна ли вам такая жена как я?

Волчек поглядел на меня недоуменно, нос его дрогнул. Принюхивается, знамо дело.

– Вы не беременны, – наконец сказал он.

Да они что, сговорились?

– А должна? – удивленно спросила я.

– А какая еще может быть причина для отказа от брака? – приподнял брови оборотень.

– Возможно, другой мужчина? – предположила я.

– Но вы же дали согласие! – пожал плечами Волчек. – Значит, готовы меня видеть своим супругом. Значит, я вам не противен. Да и не чувствую я запаха чужого от вас.

– Потому что мужчина этот давно в прошлом, – сказала я, а сама в двери голубятни нырнула.

Щеки горели огнем. Голова от страха кружилась. Митрий проследовал за мной в темное каменное строение.

– Милослава, я не понимаю, – сказал он, взяв меня за руку. – То ли вы мне отказываете, то ли спросить что-то хотите.

– Князь, у меня был мужчина. Один. Я не девушка, – бухнула я. – Вы вправе отказаться от такой невесты.

– Вы его любите? – спокойно спросил Волчек.

– Нет.

– Вы боитесь мужчин?

– Что? Нееет!

– Так в чем дело? Мила, я оборотень. У нас нет понятия девства. Но зато есть понятия верности. Ты будешь мне верна, Мила?

Он склонился к моему лицу так близко, что мне пришлось вжаться лопатками в холодный камень стены.

– Буду, – тихо ответила я.

– Ты меня не боишься? – Волчек приподнял мне подбородок не человеческим пальцем – волчьим желтым когтем.

– Ни капли, – выдохнула я.

– Прости, я волнуюсь, – пробормотал он, не делая, впрочем, ни малейшей попытки убрать от моего лица человечье-волчью руку. – А когда я волнуюсь, бывает вот так. Особенно в полную луну.

– Какие интересные возможности это открывает для брачного ложа, – прошептала бесстыжая я, до полночи читавшая Славкину книжку.

Глаза Волчека изумленно расширились, он явно не ожидал такого ответа. Я вложила свою руку в его деформированную ладонь и опустила ресницы. Неужели не догадается?

Еще как догадался: притиснул к себе, потянул за косы, прижался ртом к моим полураскрытым губам. Целовал он меня совсем не целомудренно: покусывал губы острыми клыками, сжимал пальцами талию (впрочем, не спуская рук ниже), вклинил колено между моих ног.

Не знаю, как далеко он бы зашел, а я бы ему позволила, если бы снаружи не раздался громкий нарочитый кашель. Мы отпрянули друг от друга как два подростка. Я спрятала лицо в ладонях – было и стыдно, и смешно.

Волчек убрал мои руки, заглянул в глаза:

– Тебе нечего стыдится, сладкая моя, – тихо, но убедительно сказал он. – То, что произошло – благословение для нас обоих. Я счастлив, что моя будущая супруга не прогонит меня из спальни в брачную ночь.

Я робко улыбнулась ему. Уж я-то как счастлива!

Кашель раздался снова, пришлось выходить. Возле голубятни стояла хмурая мачеха, нетерпеливо постукивая прутиком по подолу летнего платья. Она внимательно осмотрела меня: и мои, без сомнения, припухшие губы, и пунцовые щеки, и почти не измятое платье, на котором не было расстегнуто ни одной пуговки. Очевидно, результат ее устроил, поэтому она кивнула и устремила грозный взгляд на Митрия.