Человек шел по взлетной полосе. Глаза ему слепило восходящее солнце, и тень его была бесконечно длинной. Он приблизился к «этажерке», коснулся двойного крыла, затем поднял с земли мягкий кожаный мешок и стал лить из него воду в небольшое отверстие, расположенное в хвостовой части конструкции. Вода сквозь ее соломенное брюхо закапала на землю, и босые ноги человека покрылись пыльными брызгами. Он отложил мешок в сторону и начал грузить внутрь съестные припасы: фрукты, лепешки, вяленое мясо, затем залез в кабину. Ветхая рыжая конструкция при этом затряслась. Человек уселся на место пилота и запел молитву. Каждую его фразу повторяли люди, сидящие двумя рядами – один напротив другого – вдоль взлетной полосы. Взоры всех были устремлены на сделанный из тростника и пальмовых веток Самолет, сквозь который просачивались лучи утреннего солнца, и на Великого Пилота.

Закончив обряд, он покинул кабину и, торжественно пройдя по взлетной полосе в обратную сторону, скрылся за хижинами. На краю поселка он остановился и пронзительно свистнул. Ветки кустарника вскоре зашевелились и показалась косматая голова.

– Зыш! Почему тебя не было? – спросил он просто и дружелюбно.

– Ашы! Я сделал новую Канистру! – отвечал тот.

– Зыш! Крыло прохудилось – надо починить!

– Ашы! Я хочу закончить с Канистрой: ручка отвалилась – сделаю покрепче.

– Зыш! Они могут вернуться сегодня! Почини!

Зыш кивнул и отправился за священным тростником.

Ашы вошел в свою хижину, снял кожаный шлем и начал расстегивать мелкие застежки на куртке. У входа зашуршало, и в светлом треугольнике появилась женская фигурка.

– Нуш! Помоги!

– Ашы! Я принесла еду, – ответила девушка и принялась проворно расстегивать крючки, освобождая Великого Пилота от священного одеяния. Раздевшись, Ашы уселся рядом с Нуш на землю и стал рассеянно жевать лепешку. Услышав снаружи тихое бормотание, девушка выглянула из хижины. Зыш сидел, прислонившись к стене и щурился на солнце.

– Зыш! Поешь! – она дала ему лепешки и ушла обратно.

Тихо сев рядом с Великим Пилотом, она смотрела на юношу с нежным вниманием и легким беспокойством.

– Ашы! Ты очень волнуешься! Ты совсем не ешь! – она дотронулась до его руки.

Ашы обнял ее, она засмеялась и повалилась навзничь, притягивая его к себе. Ашы наклонился к самому лицу девушки и прошептал:

– Нуш! Они вернутся! В этот день!

– Ашы! Сегодня? Ты сказал Зышу?

Ашы кивнул. Он начертил на земле священный знак пропеллера и заговорил негромко, но страстно.

– Нуш! Ночью я наблюдал за звездами! Небесный пропеллер сделал полный оборот. Боги должны вернуться! Так сказано!

Нуш села, поставив локти на колени и подперев кулачками щеки, представляя, как боги спустятся на сверкающем Самолете и Великий Пилот Ашы встретит их, и тогда настанет прекрасное время, не нужно будет работать, еды будет вдоволь, она будет падать с неба, боги подарят всем благодать и вечную жизнь.

Ашы вздрогнул и вскочил на ноги. Выйдя из хижины, он бегом бросился на взлетную полосу, он до головокружения смотрел в небо, пытаясь уловить ускользающий звук – гул небесного мотора. «Почудилось? Или это знак, который посылают мне Боги».

После заката, когда священные костры были зажжены, Ашы сам занял место того, кто должен был всю ночь поддерживать огонь. Он сидел возле одного из костров и, напрягая слух, ждал, не подадут ли боги еще какой-нибудь знак. Вскоре Зыш присоединился к нему, и они долго вглядывались в ночное небо. Зыш замечтался о чем-то, и Ашы скользнув глазами по его лицу, снисходительно улыбнулся и вновь обратился к звездам. Из звенящей в ушах тишины возник тихий рокот, который, казалось, усиливался. Сильная дрожь охватила Великого Пилота, он заметил, что четыре звезды, словно сцепленные друг с другом в форме креста, движутся по небу. Вскоре гул стал громче. Ашы и Зыш побежали будить людей.

– Боги возвращаются! – возвестил Ашы. И действительно, самые зоркие уже могли различить в небе очертания Самолета. Все племя упало ниц, а Ашы встал в конце обозначенной огнями полосы и смотрел, как Самолет заходит на посадку.

Боги почему-то мешкали. Уже второй раз проходили они над двумя рядами костров, но почти не снижались. Порывы ветра били в лицо Ашы, и уши кожаного шлема оглушающее хлопали. Самолет Богов начал садиться. Когда он коснулся земли, раздался грохот и в небо взлетел сноп искр. Машина тяжело заскрежетала брюхом по утрамбованной почве, с большой скоростью надвигаясь на Ашы, затем, наконец остановилась. Богов было не видно за дымом, и Ашы не решался подойти ближе. Вскоре раздался хриплый возглас и кашель. Дым начал рассеиваться, и Ашы узрел Бога, который поднялся во весь рост, слегка пошатываясь. Лицо его местами было черным, волосы лунного цвета трепал ветер. Бог посмотрел на Ашы и поманил его к себе. Аши приблизился, и Бог с его помощью вылез из машины. Тот, кто занимал место Великого Пилота в Самолете Бога, сидел неподвижно. Лицо у него было в крови. Бог потряс его, но тот не шевелился, тогда Бог провел рукой по его векам, закрывая ему глаза, и вытащив из складок одежды небольшой лоскут с полосками, повесил его на лицо Пилота. Лоскут покрылся темными пятнами.

***

Варвик огляделся. В нервном свете костров он увидел людей, распластавшихся на земле. В темноте проглядывали очертания тростниковых хижин. Человек, который помогал ему, а теперь почтительно склонился перед ним, представлял еще более любопытное зрелище. Молодой мужчина с тонкими чертами, которые придавали ему сходство с европейцем, был одет в кожаный шлем, прошитый жилами, куртка его была простодушной копией летной куртки, мелкие крючки спереди имитировали застежку-молнию, ниже пояса – некое подобие брюк. Варвик умилился столь мастерскому и наивному подражанию.

Понемногу картина прояснялась для него: конечно, он знал, что в некоторых уголках планеты первобытный культ из-за случайного вторжения цивилизации принимает такую причудливую форму. «Теперь я, видимо, бог, – мрачно усмехнулся он, – что ж, придется поддерживать свой престиж, а то еще съедят». Люди украдкой поднимали головы и смотрели на него. Варвик жестом разрешил им встать, и все как один исполнили его повеление. «Весьма синхронно – хорошая тренировка, – решил Варвик, – пожалуй, нужно убедить их в моем добром расположении». Он осторожно приблизился к людям, словно это было стадо пугливых животных. Поднял на руки какого-то малыша, погладил по голове. Все племя впилось в него глазами, особенно напряженно глядела одна женщина, видимо, мать. Варвик вытащил из кармана монетку и вложил в детскую ладошку. Мальчик засмеялся, и люди с воплем благодарности вновь упали к его ногам.

Юноша в костюме пилота что-то повелительно крикнул, и несколько человек, пятясь, удалились. Вернулись они с фруктами, кожаными бурдюками, лепешками и цветами, следом за ними пришли те, кто нес жемчуг и ракушки, все это было возложено к ногам Варвика, и он величественно принял их дары. Затем он велел им сеть и сам присел на землю, взял какой-то незнакомый плод и надкусил его.

Усталость навалилась внезапно, словно его накрыли большим колпаком. Глядя на лица благоговеющих туземцев, он думал: «Как же объяснить вам, что бог очень хочет спать?» Потом он решил, что необходимо вытащить Джойса, иначе он закостенеет в той позе, в которой сидит. Варвик устало поднялся, жестом подозвал юношу и еще двоих мужчин, и они вместе извлекли из машины тело пилота. Поддерживая голову мертвеца, Варвик указал мужчинам, куда положить Джойса. «Осторожней надо с ним. Хоть и мертвый, а все-таки тоже, наверное, бог. Бедняга Питер, ведь я даже не знаю, будет ли кто-то плакать о тебе, будет ли кто-то ждать, надеяться на возвращение без вести пропавшего».

Человек в костюме пилота, старательно делал все, что велел бог, и Варвик решил доставить парню удовольствие. Он раздел Джойса и тому велел раздеться. Приказ был покорно исполнен. Варвик отдал юноше одежду, а в его костюм обрядил покойника. «Любой этнографический музей за такой экспонат дорого бы дал», – подумалось ему. И вдруг он впервые ясно осознал, что ему, пожалуй, не выбраться отсюда. Искать их никто не станет, от караванных путей островок, где им пришлось сесть, очень далеко, в самолетах он не смыслит, так что эта туземная деревня, видимо, станет его последним пристанищем. На некоторое время он замер, глядя во тьму, потом велел тем, кто помогал ему, охранять тело и отошел. Переодевая покойника, Варвик совсем утомился. «Похороним его завтра утром – выберу хорошее место». Молодой жрец уже закончил свое облачение, только молния никак не давалась ему. Варвик показал, как ее застегивать, а потом взял юношу за руку и повел к хижинам, приказав нести за собой сокровища. Выбрав самое лучшее жилище, Варвик не ошибся – это была хижина жреца. Он вошел, внесли дары и еду, он опустился на солому, сваленную у одной стены, жестом отпустил всех. Жрец что-то сказал людям, и они стали расходиться. Сам же он присел у входа в хижину. Варвик хотел позвать его, но передумал. Он разложил на соломе свой пиджак. «Вот так, чтобы не помялся, а то что за бог в жеваном костюме. Это снижает впечатления». Все происходящее, да и его собственные мысли начинали казаться ему бредом. «Ладно, – пробормотал он, посмотрим, что будет завтра». Юноша, сидящий у входа, кажется, перестал дышать, прислушиваясь к звукам его голоса. Вот к нему подошел кто-то, сел или лег рядом, затем, легко ступая, приблизился третий, наверное, женщина. Варвик слышал это уже в полусне. Закрывая глаза, он мечтал проснуться и понять, что видел кошмар.