– Давно уже погиб, – врет она, на что капитан начинает громко смеяться.
– Ты думаешь, я идиот?! – он резко хватает ее за подбородок рукой, надавливая пальцами на щеки. Она морщится от боли. – Да я напал на ваш херов корабль только для того, чтобы вырвать ему легкие через анус! Знаешь, как долго я его искал?! Все эти два года, чертова ты шлюха! Но ни один из моих шпионов – а их тысячи, сука – не могли ничего о нем узнать! И вот – о чудо! Он на корабле, находящимся всего в паре световых лет от меня. Два узла – это как сейчас ты на расстоянии от меня! Разве не провидение? Я никогда не верил в фатум. Но в этот раз, мразь… в этот вот самый раз…
Он бросает ее на пол.
– …в этот раз я повернулся к этому самому окну, – он развернулся к нам спиной и распростер руки, – и сказал: «Спасибо, Господи!»
– Пожалуйста! – раздается крик за нашими спинами.
Капитан Космос разворачивается на сто восемьдесят – то же самое делаю и я.
Секунда – и мимо меня проносится энергетический заряд.
Провожаю его взглядом и вижу, как смачно взрывается правая половина головы Капитана Космоса – я вижу это словно в замедленной съемке. И тут же начинается пальба. Еще до того, как тело уже не очень живого Космоса шлепается на пол, туда-сюда начинают носиться лазерные заряды.
Макс, держа в каждой руке по бластеру, бежит вперед, стреляя поочередно то с первого, то со второго. Прямо за ним бежит Джессика (пока не ясно, пробудившаяся, или все еще считающая себя майором космического корабля), и чуть отстающая целая армия космических пехотинцев.
– В сторону, блядь! – орет на меня Макс, и я тут же ныряю в укрытие, как это уже сделали Микаэлла с Крисом.
– Ты совсем оглох?! – теперь на меня кричит Микаэлла. – Мы тебе тут уже целый час орем!
– Ну… не час… пару секунд, – встревает Крис, на что тут же получает резкое: «Заткнись!»
Вскоре выстрелы прекращаются, и Макс вместе с Джессикой подходят к нам.
– В порядке? – голосом властной стервы вопрошает Джесс, и теперь становится ясно, что она все еще в образе.
– Да, майор, – киваю я. – Спасибо.
Макс и Микаэлла улыбаются, но ртов не раскрывают. Если честно, не понимаю, почему они просто не могут подыграть. Как мне кажется, некоторых проблем можно было бы попросту избежать, если бы они подыграли мне тогда возле капсул сна.
– Поздравляю, капитан Браун, – кивает она Максу, и тот тоже делает максимально серьезное лицо. – Отлично сработано.
Подходит пара солдат и быстро отключают наши наручники.
– Вам нужно обыскать кого-нибудь, майор, – советует Макс. – Мне кажется, у одного из них должно быть что-то, что принадлежит Вам.
Она немного не понимает, о чем он, но, тем не менее, идет к трупам. Брезгливо поворачивает первого попавшегося ногой (кстати, сапоги ее костюма были оснащены не самыми удобными для схватки каблуками). Наклоняется и поднимает какую-то коробочку. Заинтересованно рассматривает ее и раскрывает. Берет оттуда, как я полагаю, кости.
И в ее голове, наконец-то, щелкает.
– Holy shit! – она стоит, широко раскрыв рот и глядя на нас. – Ребята, простите!
Очень интересно, но именно сейчас у нее вновь появился тот самый, присущий ей, акцент.
– Все путем, детка, – улыбается Макс и идет к своему давнему врагу. – Надо же. Я и не думал, что сюжетные линии могут продолжаться. Но теперь, наверное, ему вряд ли восстановят мозги.
Убирая бластеры в отведенные для них места на бедрах, он оборачивается к нам.
– Чего стоим? Возвращаемся – и к Башне.
– А тот парень-казах и девушка-блондинка? – спрашивает у него Джесс, цепляясь в его плечо обеими руками.
– Ильяс уже вылетел, а Алла… а где Алла?
– Алла! – вскрикиваю я, хватаю винтовку одного из лежащих на земле солдата и бегу. Бегу по тому самому коридору, пока не нахожу поворот на В4.
Сворачиваю.
Бегу дальше, начиная держать оружие на весу.
Нажимаю на кнопку первой же встретившейся мне двери, но она загорается красным. Отхожу и стреляю в панель из винтовки – дверь тут же отъезжает в сторону. Камера пуста. Иду к следующей двери и провожу те же самые действия – камера снова пуста.
Третья дверь отъезжает в сторону после очередного выстрела – и моим глазам предстает не самая лицеприятная картина – две мрази (те самые солдаты), раздевшись по пояс, пытаются раздеть Аллу, но она сопротивляется. Очень слабо, но настолько, насколько позволяют силы. На ее лице – кровоподтек, а на панели состояния здоровья – семь процентов. Кто-то из ублюдков ударил ее.
Дважды стреляю, проделывая в их грудных клетках две дыры, и бросаю винтовку на пол. Подбегаю к ней, разворачиваю лицом к себе.
– Алла, ты как?
Ее взгляд затуманен.
– Алла?
– Она уже не сможет продолжать, – раздается неизвестный мне голос.
Оборачиваюсь. Передо мной – молодой мужчина, но с длинными седыми волосами, перехваченными на затылке резинкой, из-за чего прическа напоминает не что иное, как конский хвост. Одет он в длинный красный плащ-пальто, руки облачены в красные перчатки. Лицо совершенно не соответствовало цвету его волос – я бы дал ему не более двадцати. Если бы не эти странные волосы…
Дверь в камеру закрывается сама собой.
Я пытаюсь дотянуться до винтовки, но она тут же отскакивает к дальней части стены, оказываясь за спиной этого мужчины. Телекинез? Он может двигать вещи силой мысли?
– Ты – новенький, да? – спрашивает он.
– Да, – глотаю я вставший в горле ком. – А ты еще кто?
Мужчина внимательно смотрел мне в глаза, затем перевел взгляд на Аллу. Его впалые щеки очерчивали границы его черепа.
– Я могу спасти ей жизнь, – он снова смотрит на меня, убирает руки за спину. – в обмен на кости.
– Я не идиот, – ухмыляюсь. – Самый последний пункт правил гласит…
– …что нельзя ни при каких обстоятельствах передавать свои кости кому бы то ни было другому, я помню.
Его голос пробирает до костей. Не до игральных костей, а тех, что внутри человеческого тела. Мне становится жутко от вида этого человека.
– Семь процентов, – констатирует он. – Она не покинет этот этаж. Так что либо ты оказываешь ей честь – и убиваешь, либо обрекаешь ее на долгие и мучительные страдания, пока проценты не опустятся до нуля. Либо… отдаешь мне свои кости. Третий пункт ты выполнять не будешь – я понял. И оставлять умирать тоже не станешь, потому что… любишь.
Я хмурюсь. В его лице есть нечто очень знакомое. Я его видел когда-то. Возможно, он выглядел иначе, но я его точно где-то видел. Может, когда он не был столь худым?
– Тогда остается последний вариант, – и винтовка вновь срывается с места и устремляется мне в руки.
– Как ты делаешь это?
– Научишься и не такому, – холодно говорит он. – Стреляй. Хочу посмотреть, как ее прекрасное лицо разлетится в разные стороны, а мозги окрасят стену. Стреляй именно в лицо, чтобы ей не было больно.
Я смотрю на нее, и не могу сделать то, что должен.
– Это всего лишь игра, Михаил, – произносит он, и я, вздрогнув, перевожу на него взгляд.
– Я не говорил своего имени.
Он молчит. Стоит и молча смотрит мне в глаза, все еще держа свои руки за спиной.
Целиться в него смысла нет. Да и незачем – он пока еще не сделал мне ничего плохого. А если на чистоту, то я бы, наверное, и не смог.
– Времени почти не осталось, – говорит этот человек, тяжело вздыхая. – Если не выстрелишь, то обречешь ее на страдания…
– Нет, – бросаю я оружие на пол. – Макс сказал, что когда здоровье опускается ниже десяти, шанс войти в Башню маленький, но не говорил, что его нет.
Я оборачиваюсь к мужчине, но его уже нет. Он попросту исчез.
Дверь отъезжает в сторону. За ней – Микаэлла и Макс. За их спинами вижу туповатое лицо Криса.
– Мог бы подождать, – говорит Макс и смотрит на Аллу. – Черт… вероятность будет семьдесят процентов. Ей придется кидать десятигранный кубик. Выпадет от восьми до десяти – и она останется здесь, Миша.
– Семьдесят процентов – это же неплохо, да? – спрашиваю я и тут же беру Аллу на руки. – Шанс неплохой.