Между тем сводница размышляла, поглядывая в камин и крутя локон парика прекрасных золото-русых волос. Я следил за эмоциями на ее безукоризненно белом лице (этикет обязывал шлюх мазать лица белилами) и неспешно прихлебывал остывающее варево. Она согласится.
"Помнишь бедняжку Энн?"
Помню. Пьяный ростовщик заперся в комнате для особых гостей и битый час пилил ей бедро тупым ножом. В угаре он решил, что она ведьма и собирался расчленить и сжечь по частям. Энн было четырнадцать. Ногу не спасли, Присс из жалости оставила ее у себя, дав место кухарки и каморку на чердаке.
"За два лейе в день я дам тебе место в ее комнате", – продолжала Присс. "Будешь паинькой, не будешь пугать ее и даже смотреть в ее сторону. И не приставай к моим девочкам. Они две недели как заняты обслуживанием солдатни."
Не знал, что солдаты короля ходят в эти бордели. Ну да ладно. Я рассчитался за три ночи и докинул монету за глинтвейн.
Лисий глаз не боится темноты. И я понятия не имел, как Энн обитает в столь темном и неуютном месте. Чердаком Присс называла укромный этаж, в котором иной раз по молодости скрывала беглецов из окружной тюрьмы. По слухам, парочка таких пыталась завести здесь свои порядки и трахали белолицых девочек. Из-за чего Присс зареклась пускать сюда подобный сброд. Теперь это только место Энн. И на время мое.
Энн проснулась за час до рассвета. В ее задачи входило развести огонь в печах и отдраить кухню до блеска до того, как проснутся поварихи. Краем глаза из-под полы плаща, которым я укрывался, видел, как она тихонько поднимается со своего лежака, сонно потирая глаза. Одевает простое льняное платье прямо поверх ночной рубашки, берет деревянные рогатины, обмотанные бинтами, и тихонько постукивая ими, спускается вниз. Я проспал до полудня.
Немного расскажу вам о лодочниках. Это не работяги-извозчики, скромно зарабатывающие себе на хлеб с солью от рассвета до заката. Обычные грабители. Их территория включает в себя все устье реки Текайе, вплоть до морского порта. Живут они контрабандой и вымогательством. На их территории хватает лавчонок и баров обычных честных дельцов. Лодочники воры и пираты. Но честные. Те, кто платит им, могут не беспокоиться о своей безопасности (если только не встали костью поперек горла законникам).
Первое, что я сделал, это перенес все свое имущество с пристани и спрятал в кое-каком укромном месте неподалеку. Нехитрый скарб включал в себя несколько комплектов одежды, старую тахту и запасной револьвер, замотанный в три слоя брезента во избежание ржавчины.
Следующим шагом было найти моего знакомого из этого райончика, который за пару пинт эгемского поведает что-нибудь интересное.
Я сидел в укромном уголке бара без названия вдали от дерзких и любопытных глаз. Длинный нос моей шляпы и высокий ворот вполне справлялись с такой задачей. Информатор опаздывал, но не так сильно, чтобы начинать беспокоиться.
Ближе к полуночи (я ждал несколько часов и был слегка не в духе) Винс плюхнулся на соседний стул, расплескивая пенистый эль. "За твой счет?"– ухмыльнулся он и отпил из кружки.
Он участвовал в рабочей стачке на пару кварталов севернее от этого места. Рабочим он не был, так как считал это пустой тратой времени и сил, когда можно пустить их на другое дело – безделье и выпивку. Винс сказал, что профсоюз рабочих некой фабрики платит двадцать лейе каждому, кто пополнит их ряды в пикете.
"Что насчет моей темы. Что тебе известно?"
Винс не торопился отвечать. Он смаковал эль и с удовольствием рассказывал, как заехал кулаком в рожу самому толстому жандарму. за что в ответ получил палкой по голове и разорванный жилет. Я терпеливо ждал, пока закончится поток бреда и ругательств из его пьяного рта. Мне не давала покоя мысль о содержимом загадочного ящика старухи Ган.
"Знаешь братьев Уре? Три гаспатса из кожевенного артеля. На днях они бахвалились дельцем с лодочниками. Прямо в этом баре", – Винс ткнул пальцем в грубо отесанный стул рядом с собой и шумно отхлебнул из кружки. Я жестом заказал ему еще одну пинту.
"Уре придурки, но щедрые, ей-богу. Эль лился рекой вчера, все за их счет. Так что, лис, не говори им про меня. И гони двадцатку. У меня девка брюхатая, три шкуры сдерет, если домой без денег вернусь."
Я кинул на стол двадцать лейе и бесшумно вышел из забегаловки. Братья Уре. Интересно. Посмотрим, к чему приведет этот след.
Артель кожевенных мастеров находился в морском порту. Туда идти я не собирался. неплохо подкрепившись жареной курятиной из ночной лавки, я направился на пристань. Младший Уре за несколько часов до этого прошел в том направлении с ведром для рыбы и удилом. Не люблю речную рыбу. Но кому какое дело.
Паренька я заметил неподалеку от места своего прошлого убежища. От Винса и других пьянчуг я слышал, что его зовут Эрик. Ему тринадцать. Есть нож за голенищем правого сапога. Все, что я о нем знаю.
Эрик не слышал моих шагов. Удобное качество для сыщика. Я кашлянул.
"Здравствуй, Эрик. Меня зовут Фергюс. Можешь немного со мной поговорить? Не оборачивайся пожалуйста."
Паренек повиновался. Наверно, скрип моего голоса принял за щелчок револьвера. Я поговорил с ним о рыбе. О баре. О его старших братьях. О том, какой налог лодочники дерут за торговлю на их земле. Парень робкий, но через час разговорился. С рекой говорить нетрудно. Ночь близилась к рассвету, а я уже знал все ответы. они указывали на то, что братья Уре брехуны. Дел с лодочниками они не ведут. И к серебру старухи отношения они не имеют ровным счетом никакого. Пустая трата времени и выпивки.
В районе Звонарей я появился на рассвете. Была среда. Я укладывался на своей жесткой циновке и смотрел на пустующую постель Энн. На треугольном окошке стояли свежие полевые цветы с каплями росы. По дороге я чуть не столкнулся с парочкой солдат в форме королевских пехотных войск. Не люблю солдат. Воняют дешевым куревом и продажными девками. А от красно-белых мундиров рябит в глазах.
Я не встречал таких, как я. В детстве пьяные циркачи рассказывали истории о том, что мать моя была шлюха, которая поспорила на грош , что переспит с лисом. Я плакал после этих россказней, но правды этим не добился.
Ли относился ко мне пренебрежительно. Лет до девяти я делал черную работу по кухне, обслуживал лошадей и пони, чистил туалеты. Цирк стоял за городом еще до моего появления. Ли часто говорил, что весной следующего года мы снимемся с места и отправимся в путь, как в старые добрые. Этого так и не произошло.
Напарником моим по черновой работенке был карлик Лер, человек премерзкого характера с огромным горбатым носом. он зачастую и был главным сочинителем историй о моем происхождении. За это в возрасте десяти лет я столкнул его в выгребную яму, откуда он смог выбраться только с помощью своих собутыльников-акробатов. Обещался прострелить мне колени и вырвать хвост.
Когда у меня начал ломаться голос Ли позвал меня на личный разговор. Оказалось, он придумал номер со мной. Я должен был изображать дикого лиса, которого дрессировщик научил речи. Ли говорил, я должен быть благодарен ему и его людям за то, что до сих пор не сдох от голода. Я согласился на эту работу и той же ночью покинул цирк, прихватив горсть серебра из личного сейфа Бобби Ли. Циркача из меня не вышло.
Родственники Ли, цыгане, единственные, кто относился ко мне с теплом и отзывчивостью. Они были кибитниками, каждую весну и осень снимались с постоя и под песни и смех отправлялись в путь. Дядя Ли, барон Алмас, в обмен за серебро своего племянника взял меня в путь той весной без особых возражений. Лис-цыганенок.
По средам границу между районом Звонарей и остальным городом лучше обходить стороной. С рассвета до полудня законники проводят показательный казни предателей короны. В основном, вешали нищих и бродяг, потому как все сопротивленцы расквартировались за надежным заслоном из вышек и блокпостов. Жандармы и на милю к ним не приближаются.
