и твои духи меня пьянят,
но всего сильней - лукавый, нежный,
отраженный в зеркале твой взгляд.
1997 год.
Привет из Загорска или Встреча, которой не было.
1. Ее письмо
Я к вам пишу, Григорьев Константин.
Негодник, вы хоть помните меня?
Вы для меня - поэт номер один,
И я Вас не могу забыть ни дня.
Я помню, как вошли вы в ресторан,
Небрежно скинув шляпу и пальто,
Красивый, двухметровый великан,
Подсели к стойке, крякнули "Ну что?".
Я задрожала, как осенний лист.
Вы заказали водки (пять по сто),
Ах, милый куртуазный маньерист,
Что вы нашли в буфетчице простой?
В гостинице, куда нас рок привел,
Вы мне, от водки с ног уже валясь,
Прочли стихотворенье "Богомол"
И я вам как-то сразу отдалась.
...У нас в Загорске скучно, пыль да зной,
роман ваш перечитываю я.
Пишите же, мой пупсик, Мошкиной
Валюшке, до востребования.
2. Мой ответ
Я вам пишу, Григорьев Константин,
Вам, жертве недоразумения;
Какой-то двухметровый господин
Вас обманул... но это был не я!
Я росту где-то среднего, в очках,
С такою... медно-рыжей бородой.
Стихи на куртуазных вечерах
мы продаем - их мог купить любой.
В Загорске был я только пару раз,
Но я буфетчиц там не соблазнял.
Да, популярен Орден наш сейчас,
Но чтоб настолько? Не предполагал.
А кстати, как вы выглядите, а?
Уж если вам понравились стихи
Прошу в Москву, на наши вечера.
Они порой бывают неплохи.
3. Ее письмо
Вот это да. Вот это пироги.
Так это был совсем не маньерист?
В Москве моей не будет и ноги.
И вы, небось, такой же аферист!
Работала буфетчицей себе,
Стишков я не читала ни хрена,
И вдруг - такой прокол в моей судьбе!
Да ну..., прощайте. Валя Мошкина.
4. Заключение автора
Товарищи! Я что хочу сказать:
Есть у меня двойник теперь, подлец.
Но в общем, если здраво рассуждать,
Валюшу ведь он смог околдовать,
А чем? Стихами. Все же молодец...
На этом же истории - конец.
1998 год.
* * *
"Если б мы сговорились о том, чтобы женщин не трогать,
- женщины сами, клянусь, трогать бы начали нас..."
Публий Овидий Назон. "Наука любви"
"Здоровой девушке не свойственна стыдливость",
как заявил однажды Лев Толстой...
Ей свойственна особая игривость,
чтобы зажечь мужчину красотой.
Здоровой девушке не свойственно ломаться,
продолжим мы за графом Львом Толстым,
а свойственно внезапно отдаваться,
охваченной желанием простым,
прямо на улице, в подъезде, на работе,
в лесу... а что? Не вечно ж ей цвести!
Она могла б отдаться целой роте
так начинает всю ее трясти.
Здоровой девушке не свойственно стесняться,
а свойственно от похоти вопить,
и за парнями робкими гоняться,
их догонять и наземь их валить,
подряд насиловать... Так вот она какая,
здоровая та девушка?! Ну да...
Что ж нас, поэтов, часто упрекают
в отсутствии морали и стыда?
Здоровым юношам не свойственно стесняться:
любовь и страсть опишем от души
все, все как есть! Мы все хотим... влюбляться.
Природа... В общем, все мы хороши.
1998 год.
Люби свое тело!
"...люди могут обходиться без тел... но все же время от времени я беру напрокат тело в местном телохранилище и брожу по родному городку..."
Курт Воннегут, рассказ "Виток эволюции".
Смотришь ты на себя - две руки, две ноги,
почему-то всего лишь одна голова...
Смотришь в зеркало ты, и твои же мозги
заставляют шептать тебя эти слова:
"Почему я такой? почему без хвоста?
Крыльев нет почему, бивней, как у слона?
Мне дано это тело, дано неспроста,
почему ж недоволен я им ни хрена?
Ограничен движений и жестов набор,
я на тело смотрю с непонятной тоской,
поселенный в него - кем, зачем? о, позор!
почему я такой? почему я такой?"
Человек, ты не прав. Своим телом гордись!
Я могу рассказать тебе случай один
только больше не хмурься, давай, улыбнись...
В общем, жил в Подмосковье один гражданин.
Гражданин был банкиром; он был одинок;
жил в шикарной квартире лет десять уже;
накопить за всю жизнь кучу золота смог
но не знал, что как раз на его этаже
по халатности чьей-то в стене есть плита,
от которой к нему радиация шла.
Он не знал ничего, он брал на дом счета,
все сидел - облучался и пел "тра-ла-ла".
Если б Гейгера счетчик в квартиру его
поместить, то зашкалило б счетчик тогда.
Но бедняга-банкир ведь не знал ничего,
продолжал облучаться - и так шли года.
И однажды мутантом проснулся, увы,
сел в кровати и чувствует - что-то не так...
Он ощупал себя по краям головы,
тут же бросился к зеркалу с возгласом "фак!"
Там, где ушки его красовались всегда
два огромнейших уха слоновьих торчат,
вместо носа свисает до пола байда
длинный хобот; над ним - обезумевший взгляд.
Хвост внезапно отрос; вместо рук - два крыла;
пингвинячее тельце и ласты внизу...
Потрясенный банкир наш дополз до стола,
стал в истерике биться, пуская слезу.
А потом стал по комнатам бегать, трубя,
молотя свою мебель тигриным хвостом,
избегая при этом смотреть на себя,
быстро уши мотались; он думал о том,
как теперь ему быть? как на службу идти?
все, карьере конец! засмеют, засмеют!
как бы хоботом в банке родном не трясти,
все ж другие банкиры его не поймут.
Боже мой! а сегодня Лариса придет!
Если уши слоновьи увидит она,
явно в обморок тут же она упадет,
не захочет любить человека-слона.
Да, а чем он, к примеру, ее б стал любить?
Там, где раньше красивый торчал великан,
нынче - гладкое место... О, как дальше жить?
Тут банкир наш увидел бутылку, стакан,
и решил: "Буду пить. Буду хоботом пить!"
Налакался "Мартини", чего-то поел,
обезумел совсем, начал стекла лупить,
вскоре ласты разъехались - он захрапел.
Через день или два, дверь стальную взломав,
к человеку-слону из ОМОНа пришли,
и поймали его, и снотворного дав,
в неизвестную дальнюю даль увезли.
...Я надеюсь, тебя впечатлил мой рассказ?
