На звание фотохудожника, если не считать меня и Саньку, претендует разве только геолог Ласточкин, увлёкший фотографией ещё в гимназии, и с той поры изрядно продвинувшийся в этом искусстве.

Полагаю, минимум два-три человека смогли бы сделать вполне пристойные снимки. Но Ласточкин – победитель и лауреат ряда фотографических конкурсов (о чём я узнал через минуту после знакомства) и скорее всего – продавил выгодное для себя решение, желая кусочек славы на этой встрече в Верхах. Знакомый типаж… не самый скверный, откровенно говоря, но учитывать особенности характера необходимо.

Аэропланы тем временем приземляются один за другим, мечущийся фотограф охрип и насквозь пропотел в своём парадном сюртуке английского сукна. Матабеле неустанно танцуют, а парадный караул из вождей и старейшин по самое горлышко налился ощущением причастности к Великому.

Приземляется очередной аэроплан, и Карл Людвигович, сверившись со списком гостей, объявляет его на зулусском. Один из старейшин, надуваясь от волнения жабой, отбегает в сторону на десяток метров, и орёт изо всех сил, перечисляя все регалии, звания и прозвища вновь прибывшего.

По рядам матабеле проносится восхищённый выдох, и некоторое время они поют вовсю уж оглушительно, а от слитного топота ног, ударяющихся о землю, ощутимо вздрагивает земля. Потом энтузиазм спадает и…

… на лётное поле запоздало приземляется аэроплан с кинооператором. Вместо того, чтобы сразу выгрузить операторское барахло на противоположном от нас конце поля, как и было уговорено заранее, пилот начинает колесить по аэродрому.

– Адик, сука… – вырывается у меня, и прямо-таки вижу, как носатый жидяра, перегнувшись через перегородку, брызгая слюной, орёт пилоту в ухо о правильном свете, хороших кадрах и должном ракурсе. Пилота я даже не могу винить, у этого христопродавца харизма запредельного уровня, и какое-то гипнотическое воздействие на собеседников!

Не вообще… но во всём, что касается синематографа, даже я спорить с ним не всегда берусь. Хотя казалось бы, владелец кинокомпании… А как начнёт глаза таращить и орать шёпотом, так мозги отключаются!

"– Он вообще-то немец", – напоминает подсознание, – но я отмахиваюсь от такой нелепицы. Ну да, немец… на морду лица истинный викинг, разве что шнобель как румпель, но вот характер…

Его дядя Фима жидярой патентованным называет, а это ого! Характеристика. Так себе характеристика, это да… но точная!

"– Криптоиудей!" – отозвалось подсознание, выдав идиотический, но очень яркий сценарий о том, как семья иудеев в Раннем Средневековье примеряет на себя христианскую веру, оставаясь тайными иудеями. Потом они, оставаясь иудеями, принимают участие в крестовых походах, становятся рыцарями и обрастают замками, ради маскировки гнобят иудеев явных, едят свинину и женятся на женщинах из семей таких же криптоиудеев, сохраняя…

"– А собственно, что?" – озадачился я вывертам собственного бессознательного и постарался выбросить из головы это бред, возвращаясь в реальность.

– Зато фильма́ хорошая получится, – утешает меня Саня. Набрав было воздуха в грудь… с шумом выдыхаю – да, фильма́ получится хорошая… Собственно, у Адика других не бывает. Талант!

Наконец, Адик выбрал нужную точку, аэроплан остановился, совершенно очумелый пилот помог оператору выгрузить оборудование…

… да так и пошёл к нам пешком через всё поле. Благо, управляющий Карл Людвигович проорал что-то на зулусском, и старейшины, раздуваясь от гордости, покатили аэроплан в нашу сторону. Некоторым, как мне показалось, удалось разве что руку к механизму приложить, но и то – гордость!

– Я с ним заикой стану, – ошалело пожаловался мне Котяра, – Всю дорогу в ухо – бу-бу-бу! Свет, масштаб, кадры… через встречный ветер перекрикивает, а?! Всю дорогу! Меня через полчаса полёта аж жопой к сидушке приварило, как стукнутый сидел! Што хотишь делай, а обратно я с ним не получу!

– Здравствуй, Николай, – пожал он руку подошедшему Корнейчукову, – а где…

Коля показал рукой в сторону домиков, и шериф потрусил туда, отмахнувшись от фотографа. А на поле тем временем садился аэроплан дяди Фимы, легко узнаваемый по стилизованным иудейским львам, шестиконечным звёздам и тому подобной символике, выполненной в стиле "Бляйшмановского китча". Не, не Санька… нашлись подражатели.

Народ в ЮАС всё больше такой… не обременённый излишним образованием. А если оно, образование, и есть, то как правило сугубо прикладное, заточенное под сельское хозяйство, геологию и прочее в том же духе.

Жаба-старейшина, не дожидаясь Карла Людвиговича, заорал так, что кажется, сорвал голос.

– По… – хрюкнул рядом Коля, краснея от сдерживаемого смеха, – податель всех благ Фима Бляйшман!

… и захохотал гиеной.

На лётном поле тем временем начало твориться нечто невообразимое. Такое я видел…

"– Только на концертах рок-звёзд!" – подсказало подсознание, и я вынужденно с ним согласился.

Обступив Подателя Всех Благ, лучшего из людей и кандидата в зулусский Пантеон, то бишь Фиму Бляйшмана, старейшины и вожди старались коснуться краешка его одежды "на счастье" и вели себя…

"– Как восторженные малолетки в присутствии Кумира" – подсказало альтер-эго, подкинув соответствующих картинок, а потом ещё раз – уже с африканским колоритом. В голове плотно засели идиотическо-синематографические сценки, в которых вожди и старейшины, визжа от радости, кидают в дядю Фиму нижнее бельё – начиная от набедренных повязок, заканчивая почему-то старинными женскими панталонами с разрезом и застиранными бюстгальтерами огромных размеров.

Давясь смехом, поделился своими виденьями с Колей и Санькой, отчего нашего гостеприимного хозяина скрючило от хохота мало не пополам.

– Я это нарисую, – отсмеявшись, пообещал брат, и в глазах Коли мелькнуло что-то этакое… мстительное!

"– Эге ж… – отреагировало подсознание, – а ведь приревновал своих матабеле к дяде Фиме!"

Не думаю, что Коля ревнив к славе вообще, дело тут скорее в чувстве собственника. Он привык считать их "своим" племенем, а тут – Бляйшман, с отдышкой карабкающийся на зулусский Олимп!

Ну и отчасти – дело в самом дяде Фиме. Нынешнее своё положение он прогрыз с самого дна, и привычки – те самые, крысиные, остались.

Это не в укор ему! Просто для лучшего понимания. Дядю Фиму я очень люблю, он и в самом деле воспринимается как родственник, притом близкий. Приязнь эта обоюдная, и даже если поначалу была какая-то фальш, она давно ушла в небытие.

Со мной он ведёт дела честно, я бы даже сказал – болезненно честно. Да и в целом Бляйшман старается соблюдать Букву если не Закона, то как минимум Сделки, памятуя о важности репутации в деловом мире.

Ситуация с матабеле немножечко наособицу – тот самый случай, когда подлости нет, а что ситуация выглядит не вполне приглядно в точки зрения Корнейчукова…

… так это извините! Матабеле не его вассалы!

Что мне прикажете делать? Подойти к дяде Фиме и сказать, что Коля Корнейчуков ревнует к нему матабеле, и пусть он ради дружбы между мной и Колей отойдёт в сторонку?

Не слишком стесняясь, Бляйшман потихонечку протягивает ниточки деловых интересов между Матабелелендом и Иудеей. Я в этом нисколько его не виню, наоборот… Хотя мне очень интересно, что же за химера вырастет на древе Нгуни, если привить туда веточки иудейских деловых интересов!

… а отчасти – проблема ещё и в идеалистических воззрениях, впитанных Николаем в гимназии. Все эти истории о Сцеволе и прочих… На этом фоне Бляйшман и правда как-то не смотрится!

Или это с Одессы ещё, когда дядя Фима фактически "вляпал" Корнейчукова в Восстание, а теперь не желает оказать ответную любезность?

В общем… всё сложно. Они не враждуют и вроде как даже приятельствуют официально, но холодок пробежал изрядный, и как их мирить, я решительно…

– … общие деловые интересы, – послышалось рядом, я быстро обернулся, но не нашёл говорившего в толпе гостей. А кстати… действительно! И желательно побыстрей, пока холодок между ними не превратится в ледяные торосы!