Четвертого марта, рано поутру, солнце еще не встало, прискакал Дорош: в кровавых пятнах порванная одежда, борода всклокочена:

– Обошли нас татары, князь, погибли мои ратники! Сюда враги скоро прибудут!

Князь Юрий дал команду приготовиться к бою. Но не успели воины выстроиться, как налетела на них конница татарская под командованием темника Бурундая. Началась битва на обоих берегах Сити, на льду. У селений Станилово, Игнатово, Семеновское окрасился снег русской кровью. Здесь татары применили свою излюбленную тактику – подкову (или кольцо), отрезая части войска, заставляли сражаться небольшими группами, которые не могли отразить внезапный натиск всадников. Да и дружины других князей были расположены далеко одна от другой. Получилось, что всех по отдельности сразили.

Сеча была страшной. В этом бою мало кто из русских уцелел. Ратники падали один за другим, унося с собой также и жизни нескольких татарских воинов. Крики сражающихся, стоны раненых, добиваемых уже на земле людей, звон металла… Русичи стояли насмерть. Никто не думал отступать. Снег таял от крови убитых, стекая красными струями с берегов на лед реки.

Здесь сложили головы князь Юрий Всеволодович, Ярославский князь Всеволод, многие воеводы и ратники. А Ростовского князя Василька, раненного в плечо, свалили арканом и взяли в плен уже в бессознательном состоянии. Слишком много было нападавших, силы неравные, как ни бился Василько (возле него лежали многие тела порубленных татар), но и он не устоял. Так, подмятый многими телами, был связан. Затем татары повели его к хану Батыю.

Князь Василько у Батыя

В большом шатре сидел Бату-хан. Грозен был, в плохом настроении. Много конников погибло в сражении с русскими. Меньше их, но сражаются до последнего. Таких воинов уважать надо. Слишком дорогой ценой досталась ему эта земля. Стоит ли идти дальше, на Новгород?! Тяжелая дума отразилась на челе. Да, это было великое сражение. Может быть, самое большое из всех, что довелось ему вести до этого.

Когда доложили хану о знатном пленнике, подумал Батый, что хорошо бы было, если бы князь принял их веру, стал служить ему, великому хану Батыю! Тогда у русских бы упал воинский дух, легче воевали бы с ними. А Василька, как доложили хану, ратники любили и уважали, за него готовы были идти в огонь и в воду.

В шатер ввели Василька. Красив, светел очами, статен и могуч, храбр (плечо продырявлено копьем), ни стона не издал этот молодой (еще и тридцати лет не исполнилось) воин. Стоит вольно, будто не перед великим ханом. Батый велел позвать толмача.

– Великий хан Батый оказывает тебе невиданную милость – дарует тебе жизнь, – стал переводить татарин, коверкая слова, склонившись перед великим ханом, не смея поднять голову в его присутствии.

– С чего бы это? – вскинув голову, спросил Василько.

– Ты храбрый воин, хан уважает таких. Поэтому именно тебя, князь, он берет в свое войско. Будешь жить с нами, примешь нашу веру, получишь все, что захочешь: любую землю, женщин, богатства.

Маленький юркий татарчонок принес на подносе еду и кумыс.

– Хан угощает тебя, Василько, отведай наши яства!

Василько, превозмогая боль в плече и голове (ударился во время падения о камень), держался прямо. Он подумал, что жить ему осталось мало. Не может он, русский князь, сын князя Всеволода Большое Гнездо, внук Юрия Долгорукого из рода Мономахова, следовать обычаям ногайским, предать веру христову, быть во власти хана и воевать за него против своих, русских. Знал он, что в его Ростове погибли многие люди, разграблены и сожжены дома и церкви. Помнил он еще из юности, когда с юга, из Азии, только начали появляться неизвестные ранее татары. Как они напали на Чернигов. Люди засели в крепости, тогда татары пообещали помиловать их, если сдадутся в плен. А когда некоторые вышли, порубили всех. Да, знает он эту татарскую милость! И, мысленно обратившись к Богу, сказал:

– Не голоден я, – и отвернулся от угощений.

Толмач зашипел на него:

– Как смеешь ты так разговаривать с великим ханом?! Поклонись, проси прощения, скажи, что рад служить ему!

– Не бывать тому, чтобы русский князь под татарским ханом ходил!

Батый ударил кулаком по низенькому на резных ножках столику с едой, разлетелись кубки серебряные в стороны, выплеснулся кумыс из них. И тут же подхватили князя Василька под руки, потащили из шатра, а потом – в Шеренский лес. Стали издеваться над ним, резать его тело белое, руки, ноги. Весь в крови, изнемогая от боли, князь не молил о пощаде. А татары что-то быстро лепетали на своем языке, смеялись, подзуживали друг друга, соревнуясь в том, кто больней сделает. Потом решили князя казнить. Закинули веревку с большим крюком на сук высокой сосны и, связав дополнительно ноги Василька, подвесили его за ребра. Но князь уже ничего не чувствовал, от ран и потери крови он был без сознания.

Через несколько дней Батый покинул вместе с войском это место. Уцелевшие местные жители стали возвращаться сюда. Так и нашел Василька сын священника. Вместе с отцом спрятали они тело князя.

––

После битвы

Добрина ходила сама не своя. Она думала о Переславе: как он там? Жив ли? Пока никаких известий и видений не было. Она уж думала, не пропал ли ее дар, как однажды, помогая Новожее накладывать примочки на раны Годима (раненого парнишки), вдруг явственно услышала звон мечей, шум боя и вскрик… И тут она увидела своего Переслава, лежащим на окровавленном снегу. Закрыты его ясные очи, а из груди течет кровь. Добрина вскрикнула, всплеснула руками и закрыла лицо. Рыдания сотрясали ее грудь.

– Что, что случилось, дитятко? – встревожилась Новожея.

– У-б-и-л-и!

– Кого?

– Переслава, жениха моего! – она посмотрела на перстень, но он не стал горячим, он был холодным как лед. Девушка потеряла сознание.

Новожея бросилась к внучке. Годим, еле ковыляя на раненой ноге, подошел к ней тоже.

– Что с ней, бабушка Новожея?

– Ох, горе горькое! – запричитала женщина. – Смерть жениха почувствовала! Принеси-ка воды в кружке!

Годим бросился выполнять поручение, очень ему хотелось помочь этой красивой девушке. Новожея плеснула Добрине воды на лицо, потрепала по щекам. Постепенно бледное лицо приобретало прежние краски. Добрина открыла глаза и посмотрела на бабку:

– Я поеду и привезу его, – слабым, но решительным голосом сказала она.

– Да что ты, в такую даль! Да как ты одна? Не пущу я тебя!

– Почему одна? Разве один он погиб на поле боя? Многие, я думаю, соберутся, все вместе и поедем.

– Я помогу! – Годим хотел хоть чем-нибудь отплатить за свое лечение и добро, которое видел от этих женщин. – Это ничего, что я хромаю, мне уже почти не больно!

Новожея посмотрела на молодых людей и кивнула.

– Надо бы и его родителям сказать, – добавила она. – Я сама схожу к ним.

Семья кузнеца Давила недавно въехала в только что построенный дом. Дел было много по обустройству жилища. Хорошо, что дед Пафнутий – хороший печник. Обещал, как полностью растает снег, сделать большую печь. А кирпичи для нее они изготовят сами. Стук топоров раздавался отовсюду. Вырубленное в лесу место приобретало жилой вид. Уже стояло несколько изб, еще две строились силами всех беженцев. Дело шло довольно быстро.

Новожея подошла к кузнецу.

– Нерадостная весть, Давило, – тихо произнесла она.

– Что такое? – кузнец отложил топор в сторону. – Что случилось, соседушка?

– У Добрины видение было.

– Что за…

Но, увидев выражение лица Новожеи, вскрикнул:

– Переслав? Что с ним? Говори же!

На крик прибежала Белава.

– Что такой крик подняли?

Давило уткнулся лицом в ладони. Новожея посмотрела на женщину с состраданием:

– Переслав… он… погиб.

– Нет! – Белава запричитала. – Не может такого быть! Бог не допустил бы! Нет, мой сын жив!

– Добрина собирается ехать за его телом с другими женщинами.

Кузнец смахивал рукавом набегавшие слезы. Белава оторопело смотрела на Новожею и вдруг повалилась наземь. Давило подхватил ее на руки, женщина была без чувств. Новожея стала хлопотать вокруг нее. Когда Белава открыла глаза, травница вздохнула.