– Давай-ка, успокойся! Что тут удивительного? Мало ли людей встречаются с одинаковой внешностью, особенно когда кто-то из них под шафе, да ещё такой несчастный и обиженный на всю Вселенную.

Алкоголь умело делает супруга излишне наивным, начинающего верить в неслучайность всего творящегося вокруг него. Подобная параноидальность, с некоторых пор, стала присуща ему.

Отвернулась, чтобы не видел моих слёз.

________________________________//___________________________

Как ответить этой, когда-то так дорогой мне женщине? Про которую мне кто-то сказал на заре наших отношений:

– Самый парадокс в том, что вы, возможно, и вправду созданы друг для друга, но вот для других ещё меньше….

Ведь сам запутался окончательно в причинах того – почему так, а не иначе? В связи с какой-то напастью, где-то на рубеже полтинника лет, внутри меня произошёл некий надлом, и появилось стойкое ощущение раздвоенности – тело и мышечные привычки вроде остались прежними, вот только сознание уже слишком взрослого человека, словно вмиг перевернулось. Восприятие мира и мысли будто другого, с чужими категориями. И с огромным опозданием вспоминается тоже чьё-то – ты молод, полон сил и готов перевернуть мир? – женись, и всё исчезнет.

Хотя, по-моему, дурь несусветная.

Точкой отсчёта такого предполагаю момент, когда, в ночи, летел над Атлантическим океаном в славный город Монреаль. Я, вдруг неожиданно, выпал, на некоторое время из данности.

Очнулся от того, что кто-то трясёт интенсивно за плечи. Им оказался седовласый старик под два метра ростом, сидящий рядом.

Оказывается, он увидел, как читающий журнал сосед по бизнес-салону, заваливается на бок в сторону прохода.

Теперь самому страшновато – отчего вдруг? Чувствовал себя прекрасно – и бац – необъяснимая внезапность со здоровьем.

Дед радостно, на безупречном английском, прокомментировал моё пробуждение и ещё, в конце, выдал пару подбадривающих предложений на каком-то скандинавском языке.

Затем среди пассажиров, с его подачи, нашёлся врач, который померил давление с температурой и дал голубую таблетку. А потом небольшая суматоха около меня сошла на нет. И оставшиеся четыре часа лёта пришлось провести под бдительным наблюдением стюардессы, каждые десять минут фланирующей мимо.

Тогда, как первый, откликнувшийся на мою короткую бессознательность, тотчас уснул с чувством выполненного долга и улыбкой спасителя на морщинистом лице.

Всё бы ничего и это, наверняка, могло забыться. Вот только всё оставшееся время, в голове навязчиво задолбилось – я, Сашка Шатров, с сегодняшнего дня, становлюсь не похожего на себя прежнего.

Так, видимо, и оказалось. По возвращению из Канады, во мне явственно проступили черты неизвестного, другого индивидуума….

Стало замечаться за собой более чем странное изменение в нажитой шкале ценностей и несколько извратив привычную аналитику размышлений вглядываясь в события, которые в прошлом.

Допустим, если раньше у меня была обычная семейная жизнь со всеми её неурядицами, несерьёзными скандалами, жаркими примирениями и прочими атрибутами бытовой обременённости двадцатилетним браком, то сейчас постоянное, сводящее просто с ума, мелочное раздражение на домочадцев и вообще.

А свой немалый бизнес, который лично создан и развит, вдруг практически перестал и всю «текучку» с лёгким сердцем (раньше бы даже в голову не пришло) передал помощникам. От такого шага Машка осталась в шоке и никак не хочет смириться с этим, поскольку не нашла, на её бабий взгляд, сколь-нибудь весомых доводов для моего невынужденного безделья.

Я же, как бы устранился от образа активного предпринимателя и полюбил одиночество загородного дома. По крайней мере, днём, оставаясь с собакой и, здороваясь с иногда приходящим по сельхозработам Петровичем, не испытываю ни малейшего дискомфорта, в связи с резким сокращением в моей жизни никчемных диалогов, споров и прочего словесного. То есть добровольное ограничение в общении ныне является доминантой собственного поведения.

До минимума сведены и выходы в свет, и посещение работы. Да и мобильник с Интернетом, на сегодня – нечастые, «друзья – игрушки».

И, вообще, внутренне отказался от когда-то мной придуманной философии собственного бизнеса – главное назначение любой дорогой и ненужной в быту вещи – это показать, что ты можешь их себе позволить.

А когда возникала, якобы, производственная необходимость посетить свой головной офис, она всё больше напоминала мне кем-то искусственно созданную ситуацию.

Мои внезапные появления теперь, каждый раз, вызывают у коллег (вижу по лицам), немалый скепсис – кажется, с удовольствием начинают отвыкать от своего главного руководителя.

И хотя, конечно, предполагал как пагубно на коллектив, и личные финансы может повлиять отсутствие реального моего единоначалия, ничего не менял в принятом для себя рабочем режиме.

Вяло, пробегая глазами по отчётам замов и бухгалтерии, чётко понимал, что последние полгода активно воруют, но никак не вмешивался.

Самое интересное – на этот счёт ни малейшего беспокойства. И во всём такая апатия – будь то деловые или семейные вопросы.

Гостей мы практически перестали звать, впрочем, и ходить к ним. Супруга с сынишкой, на сей момент, почти постоянно живут в городской квартире – ему в школу, а ей так удобней добираться до службы (она доцент кафедры в мединституте – стоматолог).

С недавних пор лишь на выходные они приезжают ко мне, чтобы приготовить на неделю, старшекласснику Роме, вкратце отчитаться за учёбу, а мне получить очередную порцию женских упрёков, на её взгляд, за разительные перемены, произошедшие со мной в последнее время.

А ещё стали крайне раздражать, пусть и редкие, парные посещения тёщи и тестя (как правило, когда дома один). У нас и раньше-то отношения с Маргаритой Семёновной были довольно натянутыми (со дня свадьбы итак считает зятя недостаточно достойным дочери), а к сегодняшнему бездельнику и вовсе немного родственных чувств.

Говоря иначе, ею в небольшой плюс записалось лишь неплохая, пока, денежная состоятельность Шатрова, а в огромный минус его, когда-то, загульный образ жизни, прежде всего, выраженный в пристрастии к вину и к бабам. И пусть в тёщиных подобных фантазиях многое страдало преувеличением переубеждать эту даму, что я значительно лучше, чем она думает, никогда не считал нужным.

В этом смысле моя благоверная существенно умнее своей матери, поскольку по характеру скорее восточная женщина. И, в принципе, до определённого времени, мы вполне ладили с ней. Но стоило мужу перейти в другое измерение миросозерцательности, поступков и настроения, так сразу они почти союзники с тёщей.

Тесть – Михаил Семёнович Вайнблат отличный мужик и сибарит, по профессии зубной техник с еврейской лояльностью ко всему вокруг. Одновременно человек железной воли и высокой порядочности. Вот с ним зятю повезло. Даже сейчас общение с никогда неунывающим стариком будет менее всего подбешивать того, к кому явились (это про себя).

Оба из Вайнблатов давно уже на пенсии, но их жизненному темпераменту позавидует любой молодой сетевой маркетолог.

И чуть ли не с порога Маргарита Семёновна (или по внуку – Марго) начинает зудеть:

– Что, Александр Васильевич (полным именем называюсь, когда она желает уязвить), всё почиваешь на незаслуженных лаврах. Может тебе пора бы вернуться в нормальное состояние? И давай, наш дорогуша, поменьше алкоголя и житья этаким отшельником. Подумай, наконец, о родных людях (о ком – намёк?)

– Вы для чего пришли? Нравоучения снова зачитать решили? – градус к полудню выпитого начинает растворяться в злых эмоциях к этой семидесятилетней тётке.

– Будет вам бодаться, – примирителен тон тестя, оперативно вынимающего на кухне, из пакетов, принесённое, – лучше давайте отобедаем и обсудим – как кому быть. Без Маши и Ромки. Им незачем пока присутствовать.

Тут я понял – их нынешний, без звонка визит будет что-то итожить.

Впрочем, чему удивляться. Они и ранее, всегда ещё до случившейся со мной метаморфозы, после рейса Москва – Монреаль, с единственным зятем разговаривали в режиме злого и доброго следователей.