– Больно? – спросил, оглядывая княжну.

Он, наверное, её бы не узнал, если бы Дана не стояла так близко: простоволосая, золотые пряди падали по плечам густо до самых бёдер, в глазах серебро мерцало, взгляд казался растерянным и в то же время серьёзным, выражал сдержанную решительность. От этого взгляда, наперекор его твёрдости, невозможно было оторваться, и всё же Арьян сделал усилие, отвёл взор, замечая, что облачена она просторную домотканую рубаху и босая совсем, только на голове не было венка из луговых цветов, как у всех девушек. Интересно, где няньки княжны, что позволили одной в саду гулять? Арьян поднял голову, выхватывая в темноте шепчущихся и хихикающих между собой девок, как бы невзначай поглядывающих из-за корявых деревцев.

– Княжне не пристало разгуливать одной. Не страшно? – спросил, наверное, грубо, но ничего с собой не смог поделать. Он был требователен, как и отец, к другим и к себе, в первую очередь.

Арьян вернул хмурый взор на княжну. Дана сжала губы рассеянно, покачала головой. Княжич, выругавшись про себя, вновь взял её руку с вою ладонь, пальцы девичьи были холодные, ну точно русалии, и подрагивали – Дана волновалась, и это быстро размягчило его. В самом деле, зачем набрасываться на девушку?

– Иди сюда, – сказал Арьян, увлекая княжну дальше от посторонних глаз.

Хотя может случиться так, не дай боги, что увидят их вместе, слухи самые разные пойдут. Только не он один должен был о том заботиться, а и сама княжна. Арьян не заметил, как глухое раздражение всё же проняло, её безрассудный поступок остановить его здесь, в саду, возмутил. Зайдя подальше от глаз в заросли орешника и яблонь диких, Арян выпустил руку Даны. Только теперь спросил себя безмолвно, зачем сделал это, запутывая и без того беспорядочные мысли и чувства. Как ни думай, а застала врасплох. Повисло молчание, и в нём с берега докатывались голоса пирующих да хохот юношей, что остались там состязаться один на один. А ещё дыхания его и княжны, и их шум каким-то образом сближал, вынуждая почувствовать себя неловко от того, что они, оказавшись так близко, сплетались воедино. Арьян невольно скользнул по стану княжны взглядом, думая о том, что всё это он уже когда-то испытывал с Всеславой. Мысль о бывшей невесте обожгла, как кислота. Он даже вздрогнул от неожиданности и закаменел, видя в бледном свете звёзд, как красивое лицо Даны изменилось, скованное неловкостью, а взгляд робкий и добрый застыл, и грудь замерла на вдохе. Не было в глазах серых какого-то замысла тайного, и остановила его по порыву своему первому. Это Всеслава его вечно поджидала где-то.

– Тебе лучше в терем возвратиться, – прохрипел он, настаивая на своём, не дождавшись от неё какого-то вразумительного ответа. – Поймает кто и не посмотрит, кого…

Лицо Даны вытянулось, и она отвернулась, льющийся жемчужный лунный свет выхватил и без того белые ланиты её.

– Зови своих подружек, если хочешь, провожу вас, только дорогу покажи, чтоб никто нас не увидел.

– А ты чего ты боишься, княжич? – вдруг выпалила она резко, поворачиваясь. – Всё ходишь стороной и взгляд отводишь. Неужели я не нравлюсь так тебе, что ты нос воротишь?

Арьян даже застопорился от ответа такого, помолчал. Узкие крылья носа Даны раздулись в гневе, да только злость её и досада одно вызывали – улыбку. Увидев его ухмылку, княжна опустила плечи, и взгляд её потух. Арьян кашлянул.

– Ты не так всё поняла, княжна, – начал он да примолк. Как ни говори, да только она сейчас не поймёт его слов, не поймёт того, что творится у него на душе, какая буря и смятение.

– Ты очень красивая, Дана,– Арьян сжал челюсти, злясь на себя, что и слов подходящих найти не может.

– Если нравлюсь, поцелуй, – серые глаза пронизали остро до самого нутра.

– Нет.

Дана отпрянула, будто мертвеца увидела, моргнула растерянно, раскрыв губы, выпуская выдох. Развернулась резко и пустилась прочь. Арьян смял кулак, врезал по стволу корявому, упало на землю глухо вялое яблоко.

«Вот же надо такое ляпнуть?!» – чертыхнувшись, вслед бросился, всё же, хоть ненароком, а обидел девушку.

– Не обижайся, Дана, – крикнул княжне, следуя через малинник высокий колючий, – о другой думаю. Дана!

Арьян, запутавшись в ветках, порвал ткань рубахи, забранился, вертясь, пытаясь выбраться из колючей ловушки, слыша, как хрустят ветки под ногами у убегающей княжны.

– Дана! – снова крикнул в сырую темноту гущи. – Дана! Вот же гадство, – буркнул, ломая зло ветки, и, вырвавшись из плена, кинулся снова за княжной.

Вылетев на едва заметную стёжку, Арьян заметил Дану. Она уносилась прочь из зарослей в противоположный край от посада. Княжич снова ругнулся и пустился за ней. Подруг её и след простыл, куда те подевались – неизвестно. Глазам открылся бескрайний луг. Арьян напряг зрение, различия в темноте женскую фигурку, устремившуюся по скату к реке. Путаясь в густой траве, Дана оскальзывалась и падала, поднималась и бежала прочь.

«Дурёха, ногу так подвернуть несложно», – княжич кинулся за ней.

С каждым ударом сердца брала злость и неуёмное, кипящее возбуждение, что заставляло не чувствовать земли под собой, а только одно желание – догнать княжну. Вновь до слуха докатился шум веселья, замелькали костры, но всё пролетало мимо зарницами яркими и голосами невнятными, что смешивались в одно-единственное звучание, сплетались с грохотом сердца, биением крови в висках. Девушку он настиг неминуемо. Арьян видел, как разлетелись её огненные волосы, как мелькнули лодыжки из-под поднятого подола, который Дана сжимала в кулаках. Он ловил её обрывистое дыхание и запах тягучий. Не знал себя, когда настиг княжну. Не помнил, как вместе рухнули в траву.

– Пусти! – пыталась вырваться Дана, грубо пихнула в грудь локтем. – Пусти, раскричусь!

– Кричи.

Уцепившись за траву, Дана попыталась высвободиться и отползти. Арьян не позволил, рывком подтянул к себе, придавил взъярившуюся княжну, ощутил, как колотится сердце, как вздымается грудь в судорожном дыхание, как щёки багрянец заливает, а глаза серые темнеют и мерцает на самом донышке этих колодцев холодный свет.

– Не злись, княжна, – проговорил Арьян и прижал девку грубее, и сам не знал зачем, но неодолимо-дикая сила управляла сейчас им.

Дана попыталась развернуться, чтобы пнуть, но ничего не вышло. Арьян зажал девичьи ноги между коленями, пригвоздил запястья к земле, грозно навис над ней, распяв. Дана заметалась, выпуская придушенное рычание, волосы опутали лицо, ноздри гневно и шумно раздувались. Девица плотно сжала губы, глядела из-под ресниц обжигая.

– Ты уже сказал мне ответ, что тебе ещё нужно? – выпалила она разгневано.

– Ничего, – ответил Арьян и впился в её горячие губы.

Дана замерла, а потом забилась сильнее, задохнулась, попыталась увернуться, Арьян захватил её рот снова, прижался в настойчивом поцелуе, раскрыл нежные губы языком, принялся ласкать твёрдо. Девушка вдруг вся ослабла, и Арьян ощутил под собой мягкость стройного тела через ткань одежды. Насытившись, княжич отстранился. Дана оставалась лежать смирно, подрагивали тёмные ресницы и дыхание тёплое трепетало.

Княжич, обвёл взглядом изгибы её тела, разгорячённый лик, почувствовал, как в штанах тяжелеет и падает камнем свинцовая волна в пах, пролилось возбуждением по телу, что голову закружило, будто багульника надышался. Арьян отстранился и отпустил руки девушки. В ушах гул крови, муть в глазах. Переведя дух, Дана шевельнулась, а затем привстала.

– Я не…

Звонкая пощёчина опалила щёку, прервала его оправдания.

– Это за то, что в сердце у тебя одна, а целуешь другую, – выдохнула Дана сердито, поднялась с травы и пустилась прочь.

На этот раз Арьян не бросился нагонять, остался сидеть на земле обескураженный. Дурман трав ли перемешал чувства, или ночь заколдованная, что вырывает наружу тайные вожделения. Он думал и не мог понять, что на него нашло. Разъярённый взор Даны прожигал, на языке вкус её губ – горько-сладкий, женский дух пробуждал неведомое в нём необузданное чувство.