– Документики давайте.

Сбоку, верхом на кресле, появился коротконогий толстяк. Отталкиваясь носками туфель, он подъехал к Андрею и забрал справку и конверт с бумагами из ЛИМБа.

Перебирая короткими ногами, пухлый чикист запустил кресло вместе с собой в сторону стола. Как заправский гонщик, ловко затормозил с разворотом. Плюхнул бумаги перед дамой и что-то зашептал ей на ухо. Та прыснула в кулачок. Стрельнула взглядом на Андрея и напустила на себя серьезный вид.

– Так, так… – Женщина за столом вскрыла конверт и принялась читать.

А мужчина, крутя на жирном пальце обручальное кольцо, вперился в посетителя. Маленькие крысиные глаза буравили посетителя с брезгливым интересом.

– Вереск Андрей Николаевич. Психот. «Горячий», уровень пять. Два года в Лагере Изоляции Ментальной Безопасности № 1 на принудительном лечении. Поведение примерное, предупреждений не имеет.

Дама искоса бросила взгляд на толстяка. Тот, не поворачиваясь, еле заметно кивнул.

– Поздравляем вас, гражданин Вереск, с возвращением к нормальной жизни. Весьма надеемся, что вы проявите благоразумие и гражданскую ответственность. В ближайший год вам предстоит находиться под усиленным режимом наблюдения. Своевременное посещение комитета будет являться залогом вашей лояльности.

Андрею захотелось сплюнуть. От казенных слов, не имевших ничего общего с реальностью, во рту стоял вкус горького металла.

– Должна предупредить, – продолжала чикистка, – несоблюдение дисциплины заканчивается плачевными последствиями. Нарушение предписанного режима автоматически подводит вас под действие третьего параграфа. Он вам известен, не так ли?

Отвечать не требовалось, она прекрасно знала – каждая строка вызубрена и выжжена каленым железом.

– Надеюсь, вы будете благоразумны.

Женщина улыбнулась, как голодная безобразная рыба.

– Валерий Григорьевич, прошу вас.

Толстяк снова подкатился на кресле к посетителю.

– Руку.

Непослушными вспотевшими пальцами Вереск закатал рукав клетчатой рубашки. На предплечье, уцепившись, как паразит, впился стальными браслетами в кожу контроллер. В узком смотровом окошке паучьими яйцами виднелись ампулы. Адская смесь блокатора оставалась только в половине.

Чикист крепко обхватил пальцами его запястье над чертовой машинкой, притянул к себе и вперился в контроллер взглядом.

– Так-с, посмотрим.

В руке толстяка возникла помесь отвертки и ключа с маленьким экранчиком и светящимися зеленым клавишами. Металл прибора противно царапнул по корпусу контроллера и фигурная головка провалилась в узкую щель.

Пшыыык!

Больно не было. Андрей с удивлением смотрел на руку, избавленную от оков. Мелкие точки от игл, делающих инъекции, по воле шутника инженера, складывались в грустную рожицу. Он сжал пальцы и снова распустил их, наслаждаясь чувством свободы.

– А-а-а-а-гх-х.

Андрей с трудом выдохнул, хрипя пересохшим горлом. Толстяк, отъехавший на своем кресле к стене и прятавший снятый контроллер в сейф, обернулся и снисходительно ухмыльнулся.

– Приятное чувство, не правда ли?

– Валерий Григорьевич, выдайте ему эриннию. – Дама гаденько улыбнулась.

Снова подкатившись на кресле к Андрею, чикист защелкнул на его запястье стальной браслет с тяжелой бляхой.

– Маяк, – пояснил он, подмигнув, – чтобы мы всегда знали, где вас найти. После года примерного поведения можете подать заявление на режим надзора без него.

– Вот ваш график инъекций.

Толстяк протянул сложенный вдвое листок. На белой хорошей бумаге раздавленными червями ползли строчки плохой ксерокопии, с серой полосой посреди листа. Вереск пробежал взглядом даты.

– Раз в неделю?

– Да, конечно. Для блокации дозы хватает на семь-восемь дней. Что вас удивляет?

– Но ведь там… – Голос Андрея сорвался на булькающий шепот. – Нам… Каждый день! Контроллер!

Словно смутившись, дама отвернулась, пожав губы. А толстяк скривился и похлопал его по плечу.

– Это необходимая мера для строгорежимных. Тяжело, да, но воспитательный эффект позволяет вернуться к нормальной жизни.

Резким движением чикист приблизился к Андрею почти вплотную, обдав запахом одеколона и коньяка.

– Вы ведь хотите вернуться в общество? Хотите?

– Д-да. – Он выдавил из себя ответ через силу, скорее по привычке, так же, как старался не конфликтовать в ЛИМБе.

– Вот и отлично. Ждем вас через неделю. Постарайтесь не опаздывать. Три нарушения, и вы рискуете попасть под действие третьего параграфа.

Толстяк окинул посетителя взглядом, остался доволен результатом и махнул рукой.

– Можете идти.

На ватных ногах Андрей вышел в коридор и уперся лбом в стену. В горле застыл комок со вкусом желчи. Раз в неделю, значит. Воспитательные меры. Перед ним стояли десятки лиц. Тех, кто сгорел, не выдержав ежедневных инъекций. Мертвые дети жестокой педагогики.

Улица встретила его шумом и поднявшимся ветром. Не в силах успокоиться, Андрей закурил, прикрываясь полой куртки. Вкус дешевых сигарет показался спасительным убежищем. Затяжка, еще одна, выдохнуть вонючий дым через ноздри. Нужно всего лишь пережить этот момент. Так же, как делал последние два года, изо дня в день.

– Вы, я видел вас там. Вы же «горячий», да?

Голос очкарика из очереди перед дверью заставил вздрогнуть. Молодое лицо «холодного» кривилось в болезненной гримасе. Каждое слово выходило скрипучее, с обгрызенными окончаниями. Словно юноша перенес инсульт и не оправился до конца.

– Что?

– Вы ходили туда? Видели ее? Она страшная женщина. Так смотрит, кажется, сейчас вытащит нож и полоснет по горлу. Да? Каждый месяц вызывает. Говорит, что я тварь неблагодарная. И смотрит, смотрит. Как будто я виноват.

Шлепая губами на каждом слове, очкарик брызгал слюной. Андрей отступил, вытирая рукой щеку.

– Что тебе надо?

Не слыша вопроса, юноша схватил его за рукав. Пересохшие колодцы глаз очкарика пугали безумием.

– Я давно хотел поговорить с «горячим». Расскажите. Я хочу знать. Это больно? Мне говорили, что заворот открывает человека, как консервную банку. Правда? Я тоже хотел, думал спрятаться, не ходить к ним. Даже сумку собрал на дачу поехать. Тут рядом, никого нет. Меня бы никто не нашел.

Речь сумасшедшего становилась все не разборчивее, превращаясь в шепелявое бормотание. Пальцы цеплялись за одежду Андрея, как за спасительный круг.

– Родители не дали. Сказали – надо быть, как все. Это же хорошо? Да? Я поверил, сходил.

Резко дернув руку, Андрей освободился от неприятных, навязчивых прикосновений.

– Я спешу, некогда разговаривать.

Спятивший очкарик не отставал. Наоборот стал подходить еще ближе, заглядывать в глаза, старался прикоснуться. Можно было подумать, что несчастный воспылал однополой страстью, но в его действиях не было и капли эротики или желания.

– Дай мне ее! Поделись!

– Кого?

– Тебе она не нужна! У тебя она под блокатором, она страдает. Дай! Хоть кусочек, мне!

Не размахиваясь, Вереск ударил раскрытой ладонью очкарика в лицо. Сумасшедший дернулся и упал навзничь. Не дожидаясь, пока он поднимется, Андрей развернулся и почти побежал прочь. Вслед неслась ругань вперемешку с жалостливыми возгласами.

Старый дребезжащий троллейбус неспешно тащился через город. Андрей, совершенно выбитый из равновесия, пялился в окно, радуясь каждой узнаваемой детали, запоминая появившиеся здания, свыкаясь с новым обличием старого знакомца.

– Остановка «Университет», – каркнул хрипатый динамик.

За деревьями уродливыми валунами поднимались обшарпанные корпуса, где прошли самые беспечные годы жизни.

«Вереск, расскажите мне теорему Больцано-Коши. Только не мямлите, как в прошлый раз, давайте четкий ответ». – Голос старенького профессора щелкнул бичом укротителя будто в живую. Да, было время! И ведь до сих пор он мог без запинки рассказать эту чертову теорему. «Пусть дана непрерывная функция…»

Андрей улыбнулся и оттаял. ЧиКа? Ерунда! Он будет дисциплинированно ходить каждую неделю. Самое главное – он свободен. Свободен! Пусть его держит поводок, он может делать, что хочет, идти, куда пожелает, есть, что выбрал сам, улыбаться девушкам на улицах, напиться, лежать, когда вздумается, не спать ночами, читать по собственному выбору, писать в интернете.