Евгений Сергеев
Юркино небо
***
Боже, какой же прекрасный запах у свежего сена!!! Особенно когда его только-только собрали в небольшие скирды для дальнейшей погрузки на телегу и транспортировки домой на сеновал. Разнотравье Алтайских гор обеспечивало такой сумасшедший набор всевозможных запахов, что надышаться, казалось, ими невозможно. Юрка с сестрой Валькой, пользуясь малолетним возрастом, откровенно филонили, лёжа на скирде и смотря в небо. Вся их обязанность, пока мать с отцом и старшими братьями собирали сено, была в охране съестных запасов, дабы пасущиеся невдалеке коровы не наделали дел на импровизированном столе – расстеленной в тени деревьев простыни. Но к этому моменту обедненное время уже прошло, обед съеден, и охранять было нечего. Они, лёжа, наслаждались запахами свежего сена и искали в редких белых тучках очертания различных животных.
– Смотри, Юрка, – вскрикнула Валя и показала рукой на тучку, – зайчик!
– Где? – удивлённо вытаращив глаза, произнёс Юра. – Я не вижу…
– Ну, вот же! Вон ушки, носик, а там, чуть ниже, хвост.
– Нету тут зайца. Ты обманываешь меня!
– Ну, что ты, глупый, ты просто его не видишь! Ты вот посмотри, он сидит спиной и ест капусту!
– А-а-а!!! – радостно рассмеявшись, и захлопав в ладоши, звонко вскрикнул Юра, – Вижу!!! Ага, как настоящий!
И тут они услышали свист рассекаемого воздуха. Свист был необычным, и ни Валя, ни Юра раньше ничего подобного не слышали. Свистящий звук приближался, приобретая угрожающие ноты. Они сели, крутя головами по сторонам, но откуда приближается звук, определить не смогли. Юрка вжался в сестру, и смотрел на небо, выглядывая из-за плеча. Прямо над ними, над верхушками деревьев, промелькнула огромная чёрная тень, и дети вмиг вжались в скирду сена. Они даже и не рассмотрели, что это было. А был это настоящий самолёт, что сел на ровное скошенное поле. Валя первая подняла голову.
– Юрка! Самолёт!
Юра с недоверием и осторожностью, не спеша поднял голову и посмотрел в конец поля. Возле самолёта уже стояли отец с братьями и о чем-то разговаривали с лётчиком.
– Побежали! – крикнула Валя и лихо, скатившись со скирда, побежала к самолёту.
Юра спустился осторожно и не спеша отправился в том же направлении. Когда он подошел к самолёту, услышал, как отец строго прикрикнул сыновьям:
– Коля, Сергей! Отдохнули и будет! А, ну, грабли в руки и вперёд!
– Ух, и строгий у вас отец, – улыбаясь, сказал пилот пацанам и, обратив внимание на подошедшего Юру, добавил, – так, кто это у нас? Как звать?
– Юра.
– Вот что, Юра. Я сейчас в деревню за бензином пойду. Надо, чтобы кто-то самолёт поохранял. Справишься?
Юра от неожиданности и удивления глаза вытаращил и лишь глянул на отца. Отец, улыбаясь, кивнул головой, и только тогда Юра сказал – «Да».
– Ну, вот и славно! Давай я тебя посажу в самолёт, будешь его охранять, пока я вернусь, – с лёгкостью подхватив Юру, в одно движение поставил на пилотское сидение. – Вот здесь держись.
Пилот взял какую-то ёмкость и ушёл. Вокруг самолёта бегала Валя и распевала стишок:
– Самолёт-самолёт увези меня в полёт. А в полёте пусто, выросла капуста!
Юра махал ей рукой и звонко смеялся.
***
Одиннадцать лет спустя.
Солнечным майским утром на пороге реального училища, образованного на базе авторемонтных мастерских Управления Чуйским трактом города Бийска, появился офицер военной приёмной комиссии РККА в сопровождении местного участкового милиционера. На пороге их встретил старенький дедок, одетый в видавшего виды синий рабочий халат, подпоясанный серым, из грубой мешковины, передником с карманами. Из-под халата выглядывала почти новая телогрейка, типа «ватник». На ногах, несмотря на майское тепло, были валенки с новенькими, ещё блестящими резиновыми калошами. Венчал всю эту вещевую композицию помятый картуз. Дед служил в училище вахтёром, а по совместительству сторожем, дворником, садовником и печником.
– Чавось надобно господам офицерам? – не выпуская из рук метлы, спросил дед с видом человека, охраняющего передовой рубеж, строго и, по карикатурному – с подозрением.
– Никанорыч, – пытаясь придать серьёзность, обратился к нему милиционер, служивший, как ранее бы сказали – околоточным, а ныне – участковым, – ты эту старорежимность свою брось!
– Добрый день. Директор на месте? – спросил офицер.
– Добрый. Дык, где ж ему бытии? Тута. Ноги вытирайте, господа-товарищи. Я покажу.
Никанорыч пропустил их в двери и шаркающим неспешным шагом пошел с офицерами, рукой показывая нужное направление.
– Васька, что случилось то?
Васька – он же участковый Василий Нефёдов, которого Никанорыч, то есть Стефан Никанорович Рыльский знал ещё сопливым мальчишкой, только издал нечленораздельные звуки, видимо, означающие, что-то типа того – «не до тебя», или «не сейчас», и махнул рукой.
– Вот их дверь, – не дойдя метров пять до кабинета, сказал Стефан Никанорович.
– Благодарим, – ответил военный, и открыл дверь без стука, – Можно?
Вахтёр, он же дворник, садовник и, просто, незаменимый человек, как утверждал директор, всякий раз, когда Стефан собирался подать в отставку, прищурив глаз, проводил взглядом офицеров и для порядка постоял ещё некоторое время радом с дверью, прислушиваясь к звукам, затем, спохватившись, полез в нагрудный карман за часами.
– Едрить-колотить! – произнёс он, всматриваясь в циферблат. – На целую минуту опоздал!
Он судорожными движениями нащупал в кармане передника медный колокольчик, достал его и, начав звонить, двинулся вглубь коридора.
Директор принял посетителей учтиво, но настороженно.
– Кочетов Иван Лукич. Чем обязан?
– Капитан Терёхин. Призывная комиссия РККА по городу Бийску.
– Меня интересует… – произнес военный, заглядывая в папку, – а, вот, призывник Сергеев Юрий Петрович.
– Призывник? У нас нет воспитанников старше семнадцати лет, – растерянно произнес директор.
– Ну, как же? Вот его анкетные данные. Родился шестого апреля, тысяча девятьсот двадцатого.
– Путаница какая-то. Такой воспитанник имеется. Но он двадцать первого года. Секундочку, Маша! Мария Степановна!
Из-за двери, спустя несколько секунд выглянула женщина средних лет.
– Что изволите, Иван Лукич?
– Мария Степановна, принесите, пожалуйста, дело Сергеева Юры, будьте любезны.
В глазах женщины, как до этого у директора, на долю секунды промелькнуло удивление, замешанное на тревоге. Она закрыла дверь, а к столу сделал шаг участковый Нефёдов.
– Вот и я говорю, я Юрку знаю, мал он ещё…
Дверь опять открылась. Мария Степановна с папкой в руках торопливо подошла к директору и, глядя на офицера, тихо спросила:
– Иван Лукич, а что-то случилось? Он что-то натворил? Может его позвать? У них сейчас перемена.
– Да, будьте любезны, – сказал директор, принимая папку с делом.
Директор положил папку на стол, и, не раскрывая её, прочитал на лицевой странице:
– Да! Вот! Шесть, четыре двадцать один.
В дверь постучали.
– Да, да, входите.
В дверях стоял долговязый темноволосый паренёк со слегка растерянным взглядом в стареньком, но чистом пиджаке на пару размеров больше и подвернутыми рукавами. В чертах его лица и взгляде было что-то непередаваемо кавказское. Внешность ему досталась от мамы, которая в свою очередь была сильно похожа на свою мать – осетинку по национальности. Которую ещё в юности умыкнул из глухого осетинского аула Юрин дед. Не смог устоять перед кавказской красотой… или та сбежала с ним. Запутанная история.
– Иван Лукич, – достаточно твердо произнес паренёк. – Вы меня вызывали?
– Проходи, Юра, садись.
– Я постою.
– Можно я задам пару вопросов? – Спросил офицер у директора.
– Извольте.
– Тебя зовут Юрий Петрович Сергеев, русский, правильно?
– Да.