– С его точки зрения, инопланетяне – мы, – возразил егерь. – И потом, мы знаем Оана уже больше года, и за все это время он ни разу не заставил в себе усомниться. Единственное, в чем он виноват – это в принадлежности к расе, профукавшей свою планету.

– Обе наши расы хороши, – фыркнула девушка. – Потерять одну планету – это уметь надо, а просрать, не сговариваясь, сразу два мира…

– …Это уже мастерство, – подключился к разговору третий голос.

Девушка, очевидно, решила привлечь на свою сторону новенького:

– Егор, ты только послушай, что задумал наш старый доктор.

– Не называй меня так! – грозно оборвал ее Герман. – Я же просил!

Даже с закрытыми глазами я понял, что Герман поморщился от такого обращения девушки.

– Извини.

Подошедший к нам мужчина, которого Мария назвала Егором, решил разрядить обстановку и примирительно сказал:

– Думаю, в данный момент правда на стороне Германа.

– С чего ты это взял? – запротестовала Мария, но Егор ее перебил:

– Судя по тому, как прислушивается этот заяц к вашему разговору, он действительно что-то понимает.

Все трое замолчали, и я понял, что они смотрят на меня. Скрываться смысла уже не было, и я медленно открыл глаза.

– Ну, а я что говорил? – торжествующе заявил молодой мужчина без одной руки – один рукав на его одежде был ушит по локоть. Я перевел свой взгляд с него на девушку. Какая же она была красивая, эта Мария. Не зря ее голос меня так привлек. Рядом стоял Герман. На его бородатом лице сияла ликующая улыбка:

– Доброе утро, последыш! – подмигнул мне егерь.

На мой взгляд, «заморыш» звучало куда лучше, но я не привык выбирать. Как называют, так и называют. Я кивнул и попытался встать, но сильно ударился лбом обо что-то твердое, так что аж искры из глаз посыпались!

– Да чтоб тебя! – выругался однорукий. – Пацан, ты чего?!

Герман куда-то отошел. Через секунду воздух передо мной с тихим шипением поплыл. Сперва я решил, что просто сильно приложился головой, и плывущий воздух мне мерещится, но потом понял, что лежал в какой-то прозрачной бочке. Бочка почти вся была из стекла такой чистоты, какой и льда-то на реке не встретишь. А в доме Курьмы таких прозрачных стекол и вовсе отродясь не было.

– Давай помогу, – с нежностью в голосе сказала Мария и, осторожно подхватив меня под мышки, легко вынула из кровати, на которой я лежал.

У меня чуть-чуть кружилась голова. Помещение, в котором мы находились, немного давило – потолки были довольно низкими. Яркий свет, льющийся прямо с потолка, освещал всю комнату и слепил. У нас в домах было только свечное освещение, а в хлеву вообще лишь очаг служил источником света.

– Ну как, нравится? – спросил меня егерь.

Я кивнул, оглядываясь. В помещении было много мягких табуретов со спинками. Поместились бы две-три избы с детьми, и каждый бы сидел. Не дом, а сказка. Я только не понял, куда они по нужде ходят. А вопрос был достаточно актуальным, поскольку лежал я в черни, видимо, долго, и было уже невтерпеж.

Как мог, я изобразил, что должен сходить по нужде, и егерь несколько сконфуженно принялся показывать мне свою избу.

Да, жили егеря припеваючи. Сам великий кнес позавидовал бы. Огромное количество прозрачных окон формы полыньи, мягкие табуреты со спинками. Перед некоторыми табуретами столики, за которыми можно было поклоняться Жии. Герман показал мне, где прямо из стены можно было добыть холодную и горячую воду. Видимо, снег они топили заранее, догадался я, и вода, должно быть, находилась в кувшинах за стенкой.

Затем Герман показал сам нужник. Случись мне оказаться в этом месте одному, ни за что бы не поверил, что в этой красивой скороварке не еду готовят, а нужду в неё справляют.

После того как я оправился, егерь некоторое время зачем-то удерживал мои руки под приятным синим светом, струившимся в нише на стене рядом с нужником.

– Дезинфекция, – сурово произнес он. – Делай так всякий раз, как ходишь сюда. Этот прибор называется клинер – убивает все бактерии.

Я кивнул, хотя не понял ни слова, но уже в следующий миг забыл все, что мне говорил Герман. Я вдруг обратил внимание на свои руки. С минуту разглядывал пальцы и кисти. Вертел руками, задирал их кверху и старался разглядеть локти. Вся кожа была белой. Меня словно вымачивали в бочке с белокочанной капустой несколько лун. Заглянул и в портки, в которые, должно быть, меня вырядили, пока я спал. Там тоже все сияло чистотой и даже благоухало. Ноги мои, с рождения не знавшие щёлока и щётки, сияли так, словно я только что родился. Ступни разглядеть я не мог, поскольку они сейчас были обтянуты какой-то белой тканью. Такими чистыми кореллы были лишь в первый день после своего рождения. Ровно до того момента, пока мать не перегрызала им пуповину и не укладывала в грязь рядом с собой, чтобы дать вымя.

Я вертелся, как уж на горячем камне, разглядывая свою белоснежную кожу, а Герман с другими егерями хохотали во весь голос, предлагая вывернуться и посмотреть на мой зад, который, по словам однорукого, Мария отмывала с особой жестокостью.

Но вдруг я увидел в стене нечто странное. Оно появилось передо мной на мгновение, а затем пропало. Я перестал вертеться и вновь развернулся. Медленно повторяя все свои предыдущие действия, я наконец увидел то, что меня насторожило. В стене сразу за клинером я увидел еще одно окно, правда, теперь через него нельзя было рассмотреть Пустошь. Окно вело в соседнее помещение, где собрались другие егеря. Но самое странное, что перед ними стоял и смотрел прямо мне в глаза еще один последыш, правда, этот был полностью без волос на голове.

«Неужели они сюда всех последышей забирают?» – подумалось мне, но после я отказался от этой мысли, поскольку лысый щуплый паренек так же, как и я, был удивлен такой встрече. Нет, это не мог быть последыш. Слишком уж сильно он был похож на настоящего ребенка-сотрапезника. Лысый паренек медленно приближался, вглядываясь в мое лицо. Я тоже смотрел на него, и мне даже показалось, что мы когда-то были знакомы. Он так же, как и я, был одет в чистое и имел белую кожу. Он даже был одного со мной роста, правда, на его голове совсем не было волос. Я попытался провести по своей голове рукой и убедиться в том, что мои волосы все еще при мне. Ребенок напротив сделал то же самое. Но лишь только моя рука дотронулась до гладко выбритой головы, я вскрикнул. Вскрикнул и отпрыгнул в сторону и тот, другой. Отпрыгнул, совсем как я, и замер.

– Ну, все, – примирительно сказала Мария, расталкивая своих соратников. – Хватит над парнем издеваться. Он же никогда не видел себя в отражении.

Девушка подошла и встала рядом со мной на колено. Это же проделала и та, другая женщина в окне. Я испуганно заморгал, когда сообразил, что та девушка и Мария были похожи, как сестры.

– Успокойся, малыш,– ласково сказала Мария. – Это всего лишь зеркало, простое стекло, только показывает оно не то, что снаружи, а то, что перед ним. Видишь?

Она медленно подняла руку, и та, другая Мария повторила за ней. Я также поднял руку, и тот, другой последыш тоже поднял свою.

– Ты, парень, главное – ничего не бойся, – весело подмигнул мне однорукий егерь. – Тут ты будешь каждый день видеть странные вещи.

К нам с Марией подошел и Герман:

– Да, дружок, тебе первое время трудновато будет. Просто ничего не трогай, ходи, изучай. Спрашивай, если что…

– Спрашивай? – удивилась Мария. – Так он что, говорит?

Герман аж подскочил:

– Точно, так вы же ничего не знаете! Еще как говорит!

– Откуда ж нам знать, если тебя мы электрошоком с того света вытаскивали, а этого изо льда выковыривали. Вы оба два дня каждый в своей капсуле размораживались, – отозвалась девушка.

Я только сейчас обратил внимание, что Герман находился точно в таком же одеянии, как и я, только брить его не стали. Герман, словно прочитав мои мысли, приподнял свою белую одежду чуть выше пояса, и я увидел на его спине большую пропитанную кровью повязку.