Граф Л первым вышел из лифта, Флинн и Танат последовали за ним. Между верхней частью космоса и нижней было нечто вроде толстого стекла, но от него не отражался свет звезд, поэтому складывалось впечатление, что под ногами ничего нет. Танцующие внизу светила выглядели что-то слишком уж маленькими: одни не больше футбольного мяча, другие размером с колесо мотоцикла. Флинна нельзя было назвать самым прилежным учеником, но что-то ему подсказывало, что вряд ли в древние времена звезды были настолько крошечными.

– А почему звезды такие маленькие? – повторил он свои мысли вслух.

– Усохли от времени, – ответил идущий впереди Граф Л.

– Правда, что ли? – удивился Флинн.

Граф Л остановился, повернулся к Танату и спросил у него:

– Он всегда такой доверчивый?

– Не всегда, но довольно часто.

– Паршиво, – сказал Граф Л и продолжил свой путь.

Флинну пришлось собрать все терпение без остатка, чтобы проглотить рвущиеся наружу слова. Весь оставшийся путь он прожигал спину Графа Л пламенеющим от злобы взглядом.

Совсем скоро они подошли к разноцветным дверям, одиноко стоящим в пустоте. Не было ни стен, ни крыш – просто двери, каждую из которых украшал уникальный светящийся рисунок. Флинн подумал, что все это напоминает инсталляцию какого-то модного художника, когда ходишь среди кучи странных вещей с одной лишь мыслью: «Непонятно, что хотел донести автор, но все равно очень красиво… наверное».

– Хольда, открывай, начальство пришло, – произнес Граф Л, настойчиво постучав в красную дверь с золотистой стрелой. После двух минут тишины он снова постучал: – Хольда, не делай вид, что тебя нет в своей комнате. Одноглазая Гейша доложила, что ты давно на месте. Мои граффити никогда мне не врут.

Замок щелкнул, и дверь распахнула девушка с таким разъяренным видом, точно ее отвлекли от крайне важного дела, от которого зависела судьба всего человечества. Еще больше суровости ей придавал белый шрам, рассекавший левую половину ее лица ото лба до середины щеки.

– Что случилось? – спросила она.

– Ох, ну и видок у тебя, – покачал головой Граф Л.

Девушка и вправду выглядела немного потрепанной: темно-рыжие волосы, заплетенные в десятки тонких косичек, слегка дымились, на черной футболке с белыми рунами виднелись дыры с опаленными краями, щеки, усыпанные веснушками, были испачканы сажей, словно совсем недавно она сражалась с огнедышащим драконом или пыталась справиться с разбушевавшимся пламенем в камине. Одно из двух.

За ее спиной Флинн увидел небольшую комнату: мягкая мебель, кровать с балдахином, окно, занавешенное тяжелыми бархатными портьерами, шкаф, разрисованный белыми цветами, а еще большой стол, где обосновался полный беспорядок (кипы порванных и заляпанных чернилами бумаг лежали как попало). Здесь все было как в обычной комнате. Кроме потолка. Его вообще не было.

– Я к тебе не с пустыми руками, – сказал Граф Л, потеснил девушку и вошел к ней в комнату как к себе домой.

Он упал в кресло, откинулся на спинку и, прикрыв глаза, издал болезненный стон, будто целый день отработал на руднике – и теперь у него ныла каждая клеточка.

– «Не с пустыми руками», конечно же, – пробурчала девушка, – только и приносишь в них кучу проблем. И все на мою голову сваливаешь.

– Неправда, – отозвался Граф Л, закинув ноги на журнальный столик, – один раз я принес тебе торт.

– И сам же его съел, – напомнила Хольда, с подозрением уставившись на Флинна.

Один глаз у нее был карим, а другой, через который проходил шрам, – янтарным.

– Не моя вина, что ты не любишь сладкое.

– Вообще-то люблю, – возразила Хольда. – Просто тогда у меня не было настроения для душевного чаепития.

– Тогда с меня еще один торт, – зевнул Граф Л, почесывая бок. – Ладно, сразу перейдем к делу. Флинн, иди сюда, не стой в дверях, а то продует на межзвездном сквозняке.

Флинн – под изучающим взглядом Хольды – переступил порог, Танат беззвучно проследовал за ним.

– Хольда, знакомься, это Флинн, твоя новая головная боль. Дарю, – махнув рукой, сказал Граф Л.

– Черта с два! Я не собираюсь возиться с новичком, тем более с парнем, – фыркнула Хольда. Ее глаза угрожающе блеснули, и она с силой захлопнула дверь – стены испуганно задрожали.

– Хольда, прекращай эти капризы, ты же знаешь, что я их терпеть не могу, – перегнувшись через подлокотник кресла, строго произнес Граф Л. – Тебе надо ввести Флинна в курс дела, всему обучить, проследить, как он самостоятельно выполняет задания, справляется ли, а потом можешь спокойно отправлять его в одиночное плавание.

– Мне некогда. – Хольда скрестила руки на груди, пытаясь совладать с раздражением, пересекла комнату и принялась разбирать завал на столе. – У меня куча дел, поручи это сверхважное задание кому-нибудь другому. Тигмонду, например, да кому угодно, но только не мне! И вообще, ты ведь знаешь, что я не люблю работать вместе с парнями! От них одни проблемы…

Вот тут Флинна кольнула обида: впервые он слышал упреки в свой адрес из-за пола.

– Тигмонду? Хольда, ты, наверное, сама долго стояла на межзвездном сквозняке. Умоляю, скажи, что у тебя жар, иначе я не могу объяснить, почему ты несешь этот вздор. Тигмонду самому нужна нянька: он постоянно спит на заданиях. Нет, я, конечно, согласен, что, несмотря на это, справляется он на удивление неплохо, но доверить ему новичка я все равно не рискну. – Граф Л неохотно поднялся на ноги и подошел к столу сбоку. – Хольда, твоя Монета Судьбы у меня, правильно? Правильно.

Он, словно фокусник, достал из воздуха небольшую золотую монету, на одной стороне которой была изображена бабочка, а на другой – череп, дымящий сигарой. Недолго повертев Монету Судьбы между пальцами, Граф Л подкинул ее, и та пропала прямо в воздухе.

– Ты ведь помнишь наш уговор? – спросил он.

С лица девушки мигом сошла вся краска, даже веснушки стали какими-то блеклыми. Она медленно кивнула.

– Если ты будешь себя плохо вести, – продолжил Граф Л, – я верну тебе то, что отнял. И ты снова будешь как-то жить с этими воспоминаниями. Поняла?

Хольда плотно сжала губы и перевела взгляд, полный боли и ненависти, на Графа Л.

– Уговор есть уговор. Я заключаю только честные соглашения. Тебе не в чем меня упрекнуть. А теперь, – Граф Л подошел к ней вплотную и поцеловал в висок, – будь умницей и делай то, что я тебе приказываю. Нам очень нужны люди, мы уже не справляемся. Ты это понимаешь? На кону стоит все. И еще… – Он перешел на шепот, но Флинн смог расслышать каждое его слово: – Ною уже не вернуть, забудь о ней. Для своего же блага – забудь.

Хольда сжала в руках исчерканный лист бумаги и посмотрела на Флинна.

– И что он уже знает о своем будущем занятии? – спросила она.

– Да почти ни черта, – внезапно сменив тон, беззаботно сказал Граф Л. – Тебе же прекрасно известно, как я не люблю разжевывать одно и то же по миллиону раз.

– Здорово, просто зашибись, – почти прорычала Хольда. – Мне еще и лекции ему читать.

– Я всегда думал, что из тебя вышел бы отличный учитель, если бы ты не умерла так рано. Сколько тебе тогда было? Напомни.

– Девятнадцать.

– Самый расцвет юности, – произнес Граф Л и взял со стола красное яблоко. – Ладно, я удаляюсь, у меня еще гора дел: надо бы все граффити в Инферсити проверить, одежду в прачечную отнести. А ты, – он обратился к стене, точнее, к нарисованной на стене гейше (Флинн почему-то сразу не заметил ее); она держала в руках катану, а ее левый глаз закрывала белая повязка, – внимательно следи за нашей воинственной девой. А то она еще сгоряча дров наломает и подожжет их своим гневом. Такой пожар начнется, уф! – Граф Л несколько раз провел по своим густым черным волосам рукой, как будто те загорелись от несуществующих искр и теперь он тушил их.

– Будет исполнено, хозяин. – Одноглазая Гейша с почтением склонила голову.

– Предательница, – сквозь зубы произнесла Хольда и бросила на нее презрительный взгляд.

Гейша ответила таким же взглядом и повернула катану так, чтобы сверкнуло лезвие.